Дигби проснулся свежим и отдохнувшим. Кили лежала к нему спиной, он приподнял прядь ее волос, они пахли цветами. Кили вздохнула и повернулась во сне, и ее грудь угнездилась на его ребрах, нога вытянулась и легла рядом с его. Он подумал, что не прочь просыпаться с Кили Оуэне каждое утро, и усмехнулся своему безрассудству. Видно, давно у него не было женщины, а такой не было никогда.

Он нежно раздвинул волосы и тихонько куснул ее за шею. Она вздохнула, но не проснулась. Он подавил в себе желание разбудить ее и, высвободив руку, несколько раз согнул и разогнул ее, чтобы восстановить кровообращение, затем осторожно вылез из постели. Он примет душ, закажет завтрак и почитает утреннюю газету, а Спящая Красавица тем временем откроет глаза. А потом…

Кили подождала, пока не раздался шум льющейся воды, и ринулась к себе в комнату, благодаря свою счастливую звезду за то, что Дигби принимает душ по утрам. Ей нужно время, чтобы подумать и чтобы одеться, перед тем, как встретиться с ним лицом к лицу после всего, что случилось ночью. Одноразовая связь! Так низко она еще не опускалась. До Троя у нее вообще никого не было. Никого.

Потом — мужчина, которого она обожала.

И теперь — незнакомый человек. Чужой.

Нет же, неправда! После сегодняшней ночи он не чужой!

Она заперла за собой дверь, прислонилась к ней, закрыла лицо руками и застонала. Свет дня принес с собой порцию здравомыслия, которого она вчера, кажется, лишилась.

Не то, чтобы ей не было… ну, скажем, хорошо. Было.

Но стоит ли из-за этого усложнять себе жизнь? В том состоянии, в каком она была вчера, искать утешения простительно, но она вчера получила больше чем утешение. Этого невозможно отрицать.

Но ей нельзя долго размышлять на эту тему. Насколько она знает Дигби Барнеса, он начнет барабанить в дверь, как только обнаружит ее исчезновение. Кили заторопилась, позвонила вниз и попросила заказать ей билет на ближайший рейс, затем прошла в ванную и включила воду, чтобы не слышать стука в дверь. Она скребла себя мочалкой так, что кожа покраснела, а потом долго стояла под душем.

Наконец она вышла из ванной, растерлась досуха и обернулась полотенцем. Резкий, нетерпеливый стук нарушил тишину.

— Кили?

Кили поплотнее завернулась в полотенце, как будто он мог ее видеть.

— Я еще не одета.

Из-за двери раздался самодовольный мужской смешок.

— Я не в претензии.

— Я не могу!

— Ночью могла.

— Дигби…

— Надеюсь, ты любишь омлет? Я заказал завтрак.

— Я… — У Кили перехватило горло.

— Можешь одеться.

— Дигби, я… — Она облегченно вздохнула, услыхав телефонный звонок. — У меня звонит телефон.

Дигби прислонился спиной к двери и скрестил руки на груди.

— Я буду ждать, — проворчал он.

А, что еще ему остается? Он хмуро прислушивался, но все эти «хм» и «да» никак не проясняли суть столь несвоевременного телефонного разговора. Черт возьми, женщины непредсказуемы! Он никак не ожидал, что утром она сбежит.

— Да. Да. Беру. Спасибо. — Положила трубку. Слышно было, как Кили одевается.

Дигби невольно стал думать о том, как она хороша без одежды. Вспоминал ее тело. Представлял, как шелк скользит по гладкой коже…

Он с удовольствием посмотрел бы, как она одевается. Он с удовольствием раздел бы ее снова.

Разыгравшуюся фантазию прервала доставка заказа. Он впустил официанта с подносом, расписался и отослал, дав щедрые чаевые. Поднос украшала ваза с розовой гвоздикой и двумя ветками папоротника. Дигби вынул цветок и пошел к двери. Он уже поднял руку, чтобы постучать, но дверь отворилась.

Он и Кили одновременно ахнули. Дигби воспользовался заминкой и быстро поцеловал ее в губы. Потом вручил ей цветок жестом фокусника.

— Доброе утро.

— С-спасибо, — сказала она, еще не оправившись от неожиданности. Дрожащей рукой она взяла гвоздику и через силу улыбнулась.

Дигби оглядел ее с головы до пят.

— Я вижу, ты нарядилась к завтраку.

— Мне надо с тобой поговорить. Он жестом пригласил ее к столу.

— Поговорим за омлетом.

Она твердо кивнула и прошла мимо него к столу. Когда они сели, она тронула лист папоротника и усмехнулась.

— Так вот где ты с утра достаешь цветы. Дигби кивнул.

— Только для тебя.

Ее усмешка превратилась в нежную улыбку, осветившую лицо. С распущенными волосами, почти без косметики, она выглядела очаровательно — здоровой и свежей, но Дигби удержался от комплимента.

— Разреши? — Он протянул руку через стол и снял металлическую крышку с ее тарелки. — Еще горячий.

Кили расстелила на коленях салфетку и несколько печально сказала:

— Бабушка всегда по воскресеньям делала на завтрак омлет.

— Ты жила с бабушкой?

— Да. — Она колебалась, стоит ли продолжать. — Отец бросил маму беременной, и она вернулась к родителям. Больше замуж не выходила. Так я и выросла.

— Ты когда-нибудь встречалась с отцом?

— Нет. Он уехал куда-то далеко.

— Не могу себе этого представить. Мы с отцом всегда были друзьями.

— У меня был дедушка. — Она смотрела на гвоздику. — До двенадцати лет.

— Его больше нет?

Она кивнула, не поднимая глаз.

— Сердце. Так мы и остались — три курицы без петуха: мама, бабушка и я. — Странная улыбка скользнула у нее по губам. — У бабушки на все находилась пословица или прибаутка.

— Она еще… — Дигби остановился на полуслове. Как спросить, жива ли она?

Кили поняла.

— О да. Она с нами.

— Каждый раз, когда ты ее вспоминаешь, у тебя светлеет лицо.

— Нравом я удалась в нее. Мама так и не оправилась от своего несчастья, ну и… — Кили оборвала себя, глубоко вдохнула и медленно выдохнула. — Я пришла сюда не для того, чтобы надоедать тебе историей своей жизни.

— А для чего? — Чувственный блеск в глазах показывал, что он не слишком занят беседой.

Кили выпрямилась и собрала волю в кулак, чтобы противостоять искушению, которым сочился его голос.

— Чтобы сказать «спасибо». Ты… — Она кашлянула и произнесла: — Я уезжаю. Домой. Самолет в десять тридцать.

— В десять тридцать? Вечера? — Все в нем: разворот плеч, нахмуренное лицо, старательный контроль за голосом — выказывало недовольство. — Через два часа?

Кили нерешительно кивнула.

— А я надеялся, у нас еще будет время получше узнать друг друга.

Их глаза встретились, и Кили покраснела: в их молчание вклинилось воспоминание о недавней близости.

— Мне пора возвращаться во Флориду, — сказала она. — Надо освободить квартиру Троя. Найти место, собрать вещи… — Заново осмыслить будущее… перестроить жизнь, продолжила Кили мысленно.

— Но пара дней…

— Нет. Надо ехать сегодня. Чем скорее я начну, тем лучше.

Чем скорее я уеду, подумала она, тем скорее оставлю в прошлом минувшую ночь. Вчерашний день. Свадьбу, которой не было, и случайный секс, который был. Случайный секс, который не кажется случайным, с чужим человеком, который не кажется чужим.

— Я подвезу тебя в аэропорт.

— Далековато, чтобы тащить на спине, ты не находишь?

— Я, правда, подумал о такси, но для тебя и спины не пожалею.

— Каждые двадцать минут ходит маршрутка, — сказала она, игнорируя его намек. — Я успеваю на восемь сорок пять.

— Зато такси имеет сентиментальную ценность. В такси мы провели бы время с пользой.

В этом Кили не сомневалась. Но она опасалась, что он уговорит ее остаться в Лас-Вегасе еще на несколько дней. Нет, ей нужно побыть одной.

— Не стоит тебе тратить попусту полдня из своего отпуска.

Он через стол накрыл ее руку своей ладонью, требуя внимания.

— Попусту? Для меня ценна каждая проведенная с тобой минута.

Его настойчивость смущала Кили. Больше всего ее ужасало то, что она разделяла его чувства. Разделяла бы, если бы позволила себе это.

— Может, ты просто проводишь меня в вестибюль и вместе со мной подождешь маршрутку? — предложила она. — Заодно поднесешь и мой чемодан.

— Ну конечно! Выходит, я для тебя всего лишь гора мускулов…