Джейн Бетт Николсен ведет на нашем канале шоу-викторину с очень похожим названием: «Счастливая звезда». Простенькая, почти примитивная игра. Но сила Бетт всегда заключалась в тщательно выверенной простоте…

Встречаясь с Бетт в коридорах телецентра, я продолжаю мило с ней раскланиваться, интересоваться, как ее дела и как поживают ее ребятишки. Мы вроде бы остались добрыми друзьями, как прежде. Но я не могу отделаться от ощущения, что Бетт все еще недоумевает и ждет объяснений. А я не могу и не хочу что-либо ей объяснять. Ее не в чем обвинить, даже намеком: каждый живет так, как привык и считает нужным. Бетт слишком трудно достаются ее деньги, чтобы заниматься благотворительностью. И вообще, дело не в том коротеньком эпизоде, что произвел на меня такое неприятное впечатление. Дело в том, что благодаря этому эпизоду я успел вовремя остановиться, не сделать очередной ошибки. Если бы вовремя! Поздновато. Чуть-чуть поздновато…

В день, когда бывший муж вернул ей отсуженную им в бракоразводном процессе маленькую дочь, Бетт пригласила меня в гости. Я был рад снова повстречаться и с Элли, и с Рэйфом. Но, главное, наши с Бетт отношения явно стремились перейти рамки дружеского общения. Мы всего несколько раз пообедали вместе, погуляли в парке, вовсе не встречались наедине. Тем не менее тревога за судьбу Элли и совместные усилия по ее спасению, помимо давней совместной работы, так нас сблизили, что, казалось, продолжение было предрешено.

Дом Бетти встретил нас веселым гомоном и возней ребят. Я оказался не единственным гостем, как обещала Бетт: к Рэйфу пришла его подружка — пятилетняя девочка из соседнего дома. Элли в их сплоченной компании не стала лишней: девчушка всячески опекала ее и даже защищала от ее расшалившегося брата. Все вместе опекали — а больше тискали и терзали — молодого пушистого кота. Словом, идиллия.

Мы с Бетт, конечно, не остались в стороне от шумной игры. Меня несказанно удивило и тронуло, что Элли узнала меня. И не просто узнала. Она долго-долго от меня не отходила, молча держа за руку. Потом побежала в свою комнату, повозилась там — и притащила измятую, серенькую тряпочку, в которой я с трудом узнал свой бывший носовой платок.

— У меня Тони заболел. Его зовут Тони. Видишь, он лежит и не ходит. У него ножек нету. Виктор, вылечи его.

Три пары глаз внимательно наблюдали процесс выздоровления Тони и его последовавшие за обретением ног танцевальные па. Я постарался объяснить благодарным зрителям, как нужно обращаться с тряпочкой, чтобы она преображалась и оживала. Потом мы обсудили насущный вопрос личной гигиены Тони. И вся ватага в сопровождении няни отвалила в ванную — купать Тони, то есть стирать замусоленную тряпочку.

Бетт, радостно возбужденной, хотелось общаться. Но необходимость готовить праздничный обед гнала ее на кухню. Она быстро решила проблему, по-домашнему позвав меня с собой.

Я предложил помощь, но она наотрез отказалась: «На кухне может быть только одна хозяйка!» Ее гордый, независимый нрав я уже имел случай заметить.

Через некоторое время кастрюли на плите начали источать вкусные запахи.

Несколько раз я заметил в дверном проеме Мэгги — маленькую соседку Николсенов.

— Мэгги, поди сюда, — окликнула девочку Бетт, когда та в очередной раз появилась на пороге. — Не пора ли тебе домой? Бабушка, наверное, заждалась.

Мэгги согласно кивнула.

Я очень удивился. Как домой? В столовой няня уже звенит посудой. Еще каких-нибудь пятнадцать минут — и мы сядем за стол. Зачем же девочке уходить? Бетт могла бы позвонить ее бабушке, предупредить, что ребенок задержится у нас… Да, я в тот момент так и подумал: «У нас»… Разумеется, промолчал.

— Ты, наверное, голодна? — продолжала Бетт.

Ребенок опять молча кивнул. Теперь Мэгги не отрывала глаз от дымящихся на плите кастрюль.

— Сядь поешь.

Девочка охотно послушалась.

Бетт положила ей в тарелку каши: оказалось, что в одной из кастрюль она варила овсянку. Добавила толстый ломоть сыра и широкий аппетитный на вид для меня, тоже голодного, кружок колбасы. Потом намазала маслом тост и налила чаю.

За все то время, пока Мэгги торопливо уплетала еду, Рэйф и Элли ни разу не заглянули на кухню: видно, были чем-то увлечены в комнатах. Потом няня Николсенов повела девочку домой.

А Бетт открыла холодильник, и я увидел его содержимое.

Бетт принялась доставать деликатесы в нарезках. Вряд ли все это покупала сегодня она сама: она никак бы не успела. Скорее всего, постаралась домработница, пока хозяйка встречалась со мной. Бетт раскладывала яства по тарелкам и рассказывала про Мэгги.

Родители девочки в долгах как в шелках — то ли из-за болезни, то ли не смогли вовремя расплатиться за дом. У них нет денег на няню. Оба работают с утра до ночи, даже по выходным. Ребенка в детский сад почему-то не отдают. С девочкой сидит старая бабушка, которая готовить то ли не любит, то ли уже не в состоянии. В общем, еще неизвестно, кто за кем присматривает. Но факт тот, что девчонка сидит голодная до прихода родителей. Вернее, сидела бы, если бы не Бетт. Поскольку Мэгги каждый день приходит играть с Рэйфом, няня или сама Бетт обязательно ее подкармливают.

— Но я не могу кормить ее тем же, чем собственных детей. Вдруг ей чего-нибудь нельзя есть! Я даю ей только самую простую, здоровую пищу.

— Ты ни разу не общалась с ее родителями? — уточнил я.

— Отчего же? Общалась. Они, разумеется, очень мне благодарны за заботу об их дочери. Но они просто не в состоянии компенсировать моих затрат.

У меня кругом шла голова, но уже не от голода и вкусных запахов. Я не мог оторвать взгляда от рук Бетт, ловко раскладывающих на блюде окорок, копченую колбасу, форель. Есть больше не хотелось. Меня тошнило, как будто именно мне только что скормили тарелку овсяной каши, как будто это именно меня выставили за порог, не пустили на чужой праздник.

Бетт вела себя как любая обыкновенная, нормальная англичанка. Отчего же мне ее действия казались дикими и невозможными? Бетт своим горбом зарабатывает на булку с маслом себе и детям. У меня язык не повернется сказать о ней хоть одно плохое слово. Если бы я осуждал ее, я не испытывал бы перед ней такой неловкости за свое бегство.

Обед в обществе малышей закончился. Через некоторое время Бетт попросила у меня прощения: она должна отлучиться на четверть часа — уложить детей. Потом она вернется, и мы продолжим вечер.

Я поднялся из кресла.

— Я, пожалуй, пойду. Все было чудесно: очень вкусно и весело. Спасибо. Я очень рад, что вы теперь снова вместе!

Бетт так опешила от неожиданности, что даже не стала возражать. Теперь она, должно быть, подозревает меня в мужской несостоятельности…

Много раз с того дня я терзал себя одним и тем же вопросом: неужели я такой нетерпимый идеалист? Но нет, дело не в идеологии. Я не поклонник неумеренного альтруизма. Скорее этот эпизод явился для меня знаком: приглядись, не соблазняйся сходством интересов и успешностью профессионального взаимодействия! Мы — разные. У нас совершенно различные ценности и устремления. И нет между нами такого чувства, ради которого я готов был бы всю эту разницу взглядов на жизнь игнорировать.

Прости, Джейн Элизабет Николсен, останемся добрыми товарищами!

От неприятного воспоминания сон как рукой сняло. Я так погрузился в свои мысли и в переживание прошедших событий, что вздрогнул от звонка мобильного телефона. Не люблю я этих звонков! Мелодии пробовал менять — не помогает. Каждый напев мобильника вызывает у меня неприятные предчувствия. Как если бы когда-то в прошлом мобильная связь принесла мне беду…

Я нажат кнопку громкой связи.

— Мистер Смит, меня зовут Филипп. Я был участником той злосчастной прошлогодней истории…

Сердце громко стукнуло и тревожно сжалось, но я еще не понимал. Я выжидательно молчал, и молодой мужской голос продолжил объяснения — заметно более сбивчиво: видимо, ОН рассчитывал, что я сразу пойму, о ком идет речь.