После этого на жизнь мне почти ничего не осталось. Банковская карта Джаспера не пригодилась, потому что потерялась где-то в темной грязи на дне Темзы. Я отодвинула ковер и достала все пятерки, которые засунула туда, когда муж проигрывал. Мы неплохо провели месяц, мы с сыном. У него каждый день было шоколадное мороженое, а у меня водка, причем не какое-то местное пойло, а настоящий «Абсолют», но к концу месяца все деньги кончились. Тогда я пошла на улицу и сделала ровно то, что ты бы сделал на моем месте, Усама, я устроилась на работу, расставлять товары в «Теско-Метро» на Бетнал-Грин-роуд.
Чтобы получить работу, мне пришлось заполнить анкету соискателя. Там спрашивалось, почему я хочу работать именно в «Теско», и я написала, ПОТОМУ ЧТО МОЕГО МУЖА И СЫНА НЕДАВНО ВЗОРВАЛИ ИСЛАМСКИЕ ТЕРРОРИСТЫ, И ИЗ-ЗА ЭТОГО У МЕНЯ ВОЗНИКЛИ НЕКОТОРЫЕ ПРОБЛЕМЫ, ИЗ КОТОРЫХ САМАЯ НАСТОЯТЕЛЬНАЯ — ЭТО ДЕНЬГИ, ПОЭТОМУ Я ХОЧУ РАБОТАТЬ В ТЕСКО, А ТАКЖЕ ПОТОМУ, ЧТО ВЫ РЯДОМ С МОИМ ДОМОМ, И МНЕ ГОРАЗДО БОЛЬШЕ ХОЧЕТСЯ РАССТАВЛЯТЬ У ВАС ТОВАРЫ, ЧЕМ ИДТИ НА ПАНЕЛЬ, а потом я выбросила анкету и взяла другую и написала ПОТОМУ ЧТО Я УМЕЮ РАБОТАТЬ В КОМАНДЕ И СЧИТАЮ ТЕСКО ЗАМЕЧАТЕЛЬНОЙ КОМПАНИЕЙ, КОТОРАЯ ПОДДЕРЖИВАЕТ КОМАНДНЫЙ ДУХ, и мне тут же дали работу.
Расставлять товары на полках прекрасно, Усама, и не надо критиковать, пока ты сам не попробовал. Такая работа не слишком компостирует тебе мозги, и это очень успокаивает, когда снимаешь с полок просроченные банки и ставишь новые, пока все полки у тебя в секции не станут очень аккуратными и все банки не будут смотреть ярлыками вперед. Если тебя берут к ним на работу, тебе дают униформу, так что не приходится думать, что надевать, и обучают всяким разным вещам, то есть у них даже есть курс по управлению гневом, и если ты сумеешь продержаться во время испытательного срока и не зарезать какого-нибудь сложного покупателя и не поместить запись его казни в Интернете, тогда тебе дадут симпатичный бейджик с именем, напечатанным на ламинированной пленке «Даймо», и на твоем бейджике будет значиться:
ТЕСКО
УСАМА
ГОТОВ ВАМ ПОМОЧЬ
В тот день, когда меня взяли на работу, я начала писать тебе это письмо. Я получаю семь фунтов двадцать пенсов в час, Усама, и это значит, что я могу позволить себе либо еду, либо выпивку, но не то и другое, поэтому верно говорят про жизнь, что она постоянно ставит нас перед выбором. У себя дома я не могу позволить себе тратить электричество на телевизор, так что, когда сын ложится спать, я пишу. Я писала тебе после полуночи почти каждую ночь, а если день спокойный, то и на работе тоже. Чем хороша работа в «Теско», это что приходится ходить туда-сюда с блокнотом и инвентаризовать, этим я как раз и занималась. Я пересчитываю банки с бобами и все записываю, и, пока я этим занимаюсь, я записываю все, что ты со мной сделал, Усама, я просто думаю, что тебе об этом надо знать.
Иногда поздно ночью я слишком устаю или мне слишком грустно, чтобы писать, и тогда я сижу на диване в гостиной, завернувшись в одеяла, и смотрю, как идет пар от моего дыхания. Иногда бывает грустновато, что телевизор стоит совершенно пустой и мертвый, и я наклеила несколько рисунков сына на экран и теперь сижу и смотрю на них. Иногда я включаю музыку или заставляю себя очень громко смеяться, чтобы соседи сверху не зазнавались. Ты можешь подумать, что это смешно, Усама, но из человека никогда нельзя выжать всю гордость до последней капли. Это как зубная паста. Можно выдавливать тюбик изо всех сил, но там всегда остается хоть чуть-чуть пасты, правда же?
Иногда я засыпаю на диване. Просыпаюсь уже в пять утра, но на улице еще темно. Я иду в комнату сына и подтыкаю одеяло поплотнее. Потом беру ручку и пишу тебе час или два, пока не приходит пора одеваться на работу. Есть ли в этом какой-то смысл, Усама, что-нибудь заставило тебя передумать, или ты завтра опять пойдешь делать все то же самое?
Перед тем как уйти на работу, я подхожу к окну в свете раннего утра. Я смотрю в окно и вижу, как сын идет по белой полосе посередине дороги. Он балансирует на полосе, вытянув руки в стороны, словно канатоходец в цирке. Он сосредоточен. Он высовывает язык, он всегда высовывает язык, когда чем-то занимается. Иногда от него исходит черный дым, а иногда только маленькие завитки.
По вечерам, когда я прихожу домой с работы, я первым делом смотрю, не пришла ли почта. Теперь по почте мне приходит только два типа писем. В первых говорится, что у меня изымут телевизор за неуплату, а во вторых — что изымут квартиру. С начала декабря и те и другие приходят в красных конвертах. Скажу тебе честно, Усама, я не знаю, что мне делать.
Воскресенья немного отличаются от обычной рутины. С утра я первым делом иду в газетный киоск и покупаю «Санди телеграф». Приношу ее домой, очень аккуратно разворачиваю на кухонном столе, но сразу не читаю. Сначала я принимаю душ, а потом иду в гардероб и вынимаю вещи, которые купила мне Петра. Я их надеваю очень осторожно, чтобы не растянуть. Сначала ярко-белое белье. Потом белые шелковые брюки и блузку «Эрмес». В последнюю очередь прелестные босоножки «Фенди». Потом я иду в ванную и очень медленно и тщательно накладываю на себя Петрино лицо. Мне понадобилось много времени, чтобы накопить денег на эту косметику.
Сын сидит на краю ванной и стучит по ней пятками — бум-бум-бум — и смотрит, как я готовлюсь. Когда я заканчиваю, я смотрю на себя в зеркало над раковиной.
— Какая ты красивая, мама, — говорит сын.
— Я не мама, малыш. Я Петра Сазерленд.
Сын смеется, мы идем на кухню, садимся за стол и открываем «Санди телеграф» на странице о моде и стиле. Рубрика Петры на ней впереди, и рядом с именем там помещена ее маленькая фотография. Сын всегда трогает фотографию своими короткими пальчиками.
— Эта тетя очень похожа на тебя, Петра, — говорит он.
Я улыбаюсь сыну.
— Да. Разве не восхитительно?
Потом я читаю рубрику Петры вслух. Я еще не забыла как. У меня до сих пор идеально получается ее голос. Я отбрасываю волосы назад, когда говорю. Совсем как она. Полчаса каждое воскресное утро я Петра Сазерленд. Я забываю о холоде и грязи и моих несчастных мертвых парнях. Своим прекрасным выговором я рассказываю пустой кухне о том, как справляюсь с тяжелой утратой, фокусируя каждую каплю положительной энергии на своей беременности. Какой трепет испытываю я от писем с поддержкой, которые присылают мне обычные читатели. И что я не думаю, что проявляю особую смелость. Я просто делаю то, что сделала бы любая будущая мать. Нужно смотреть в будущее.
Разговор с ландшафтным дизайнером о новом доме в Хэмпстеде прекрасно помогает мне отвлечься и соединиться с вечным круговоротом природы. Нет, я нисколько не согласна, что если ты забеременела, то нужно обязательно надевать на себя палатку. Коллекции «Клоэ» и «Прада» предусмотрели замечательно удачные платья для будущих мам, в которых я чувствую себя сексуальной и пленительной.
Весной родится мой малыш в холистическом центре акушерства и гинекологии, и я сразу же вернусь на работу. Читатели даже не заметят моего отсутствия. Я не упоминала, что недавно получила награду как лучший ведущий рубрики? Я счастлива, что могу сообщить читателям о том, что со следующего месяца на Би-би-си будет выходить моя телевизионная программа. Предстоящее материнство расширило мои горизонты. Я чувствую, что теперь мне есть чем поделиться, кроме идей о красоте и стиле. Я хочу говорить о жизни. В самом широком смысле этого слова. И мне повезло, что у меня есть возможность это делать. В наши дни у женщины-матери есть фантастическая возможность не сидеть на кухне со всей своей добытой ценой больших усилий мудростью. Она может выйти и громко заявить об этом. Мне посчастливилось найти чудесную няню. Она настоящая находка.
Каждое утро, Усама, я так счастлива быть Петрой Сазерленд.
Наступил сочельник, Усама, и вышла новая версия «СЕРДЦА АНГЛИИ» с рождественскими колокольчиками. На Щитах надежды повесили лампочки. У каждого шара своя тема, есть огромные звезды, и свечи, и снеговики. Ночью выглядит удивительно, там, где раньше было небо, горит миллион электрических лампочек. Правда, теперь не видно лиц. На шаре больше нет моего мужа, теперь вместо него красно-белый Санта-Клаус. А вместо моего мальчика олень Рудольф.