— Я думала, будет лучше, если мы расстанемся. Только я ошиблась, мама! Не лучше! Мне очень плохо, мама! Мне так одиноко! Так одиноко!
Сюзанна погладила дочь по спине:
— Я знаю, дорогая! Успокойся!
Час спустя Адди, лежа на диване в гостиной, тщетно пыталась согреться, хотя мать накинула на нее теплый плед и сунула под ноги грелку.
Она обхватила ладонями чашку, полную ароматного кофе. Вдыхая его запах, Адди пыталась думать об отце, но думалось лишь о Спенсере.
Он не поспешил вслед за ней, когда она ушла из дома. Кажется, юна и на самом деле слишком глупа…
— И что же ты намерена теперь делать? — спросила мать, присаживаясь на краешек дивана.
— Позвоню на работу, сообщу, что я больна. — Адди рассеянно провела по волосам ослабевшей рукой. Время словно остановилось. Она не заметила, как настал день. — Потом поеду к себе на квартиру, наверное. — Она поймала вопросительный взгляд Сюзанны. — Я не могу вернуться в тот дом.
— Ты можешь остаться здесь, если хочешь.
— Спасибо. — Адди ласково погладила мать по руке. — Но как же брат и сестры? — Девушка предвидела шквал вопросов от остальных членов семьи.
— В воскресенье они все равно явятся на ужин. Если не получат приглашения, то сразу же насторожатся.
— Это точно. Дверь выломают, если их не впустят. — Адди впервые улыбнулась.
Они немного помолчали.
— А ребенок?
— Я хочу, чтобы ребенок родился, — без колебаний ответила девушка. Она погладила свой пока еще плоский живот. — Я уже люблю этого ребенка так же, как ты когда-то любила меня в детстве.
Сюзанна нахмурилась и ответила не сразу.
— Не знаю, Адди, достаточно ли я тебя любила.
— О чем ты? — удивилась Адди. — Ты любила меня, я всю жизнь это чувствовала. И никогда не сомневалась в этом.
— Ну, если ты так считаешь, то почему не признаешь за Спенсером права любить?
— Потому что здесь другое. — Девушка поставила чашку на столик. — Я… нравлюсь Спенсеру. И он, конечно же, будет любить своего ребенка всем сердцем.
— Но что тебе не нравится?
Адди вытерла навернувшиеся на глаза слезы. Немного успокоившись, она сказала:
— Оказывается, мне хочется романтики, любовных писем и цветов… — Она всхлипнула, потом глубоко вздохнула.
Адди пробыла в доме матери два дня. Спенсер за все это время так и не позвонил. На третий день она достала свои старые ключи на железной цепочке, к которым не притрагивалась целых три месяца. Ключи от своей прежней квартиры.
Она вернулась на работу, которая не давала ей погружаться в грустные мысли. Однажды субботним днем раздался звонок в дверь.
Адди открыла и увидела посыльного, который передал ей в руки пакет. Дрожащими руками она развязала тесемки и вытряхнула содержимое себе на колени. Это была старая тетрадь в коричневой коленкоровой обложке, перевязанная ленточкой. К ней была прикреплена записка от Спенсера. У Адди на миг потемнело в глазах, когда она увидела знакомый почерк.
«Я нашел это на чердаке и решил, что ты не откажешься взять тетрадь.
С.».
Девушка развязала тесемки и открыла тетрадь. В ней в основном были списки повседневных расходов. Иногда на полях попадались записи о погоде, напоминания о неотложных делах, в одном месте было записано: «Дать мальчику-газонокосильщику пять долларов в подарок на день рождения». Почерк двоюродной бабушки был острым, неровным и немного дрожащим. Сразу видно, что писал пожилой человек. От страниц дневника веяло одиночеством, и Адди это остро почувствовала. Попадались такие записи:
«Три дня не видела почтальона. Надеюсь, он не заболел».
Еще через пару страниц:
«Соседский мальчик подстриг газоны и зашел за печеньем. Он сильно подрос».
И наконец она нашла запись:
«Прошлой ночью мне приснился Джон. Не молодой, а уже старик. Он выглядел даже старше, чем я сейчас. У него были седые волосы и крючковатые от старости руки. Но потом он положил их на клавиши фортепьяно и начал играть. Он играл так, как тогда, когда я услышала его впервые. Какую глупость я совершила, когда влюбилась в него, в человека, который был старше меня на тридцать лет! Меня тогда до слез очаровала его музыка. Зачем я позволила ему полюбить себя, зная, что у меня никогда не хватит храбрости последовать за ним, покинуть ради него семью? Но иначе я не могла! Родители были категорически против моих выступлений на сцене. И неважно, что я играла в Чикагском симфоническом оркестре — для них он был просто сборищем богемы. Невозможно было сказать им, что я влюбилась в концертмейстера.
А Джон уехал в турне по европейским странам.
После его отъезда я решила бросить музыку.
Слишком тяжело было бы мне играть в городе, где все напоминало о нашей любви. Я не жалею об этом. Все годы, прожитые мной после разлуки, прошли с мыслями о нем одном. Я сама сделала свой выбор.
Но вчера ночью мне приснился Джон…
Иногда я сожалею об одном: что не поступила как Сюзанна».
Между страницами обнаружилась знакомая фотография — новорожденный карапуз сосредоточенно совал в ротик свой кулачок. На обратной стороне фотографии почерком Сюзанны было подписано: «Аделина Мари Тайлер. Одна неделя».
Адди улыбнулась и непроизвольно прижала ладонь к своему животу.
В ночь с субботы на воскресенье Адди позвонила в офис Спенсера и оставила ему сообщение на автоответчик. Она рассчитывала, что он прослушает ее сообщение утром, чувствуя, что пока не готова к разговору.
Звонок вырвал ее из сна. Адди с трудом открыла глаза и побрела на звук. Услышав голос Спенсера, она подумала, что все еще спит.
— Адди!
«Как приятно, — подумала она. — Вот он говорит со мной».
Она слушала музыку его голоса, не понимая слов.
— Адди! Я знаю, что ты звонила.
Она ущипнула себя. Нет, никакой это не сон.
— Спенсер, — неуверенно произнесла Адди. Что же говорить? — Я, должно быть, уснула…
— И во сне позвонила мне? — прозвучал его насмешливый голос. — Я должен считать себя польщенным?
— Нет, я не спала, когда звонила тебе… — В голове был туман, глаза закрывались, мысли путались. Она сказала первое, что пришло в голову: — Почему ты все еще на работе?
— Я не на работе. Просто перевел все звонки себе на мобильный телефон. Чтобы не пропустить твой звонок.
— Ты так догадлив? Или я настолько предсказуема? — Она готова была откусить себе язык за свои ядовитые слова.
— Ах, Адди! — Спенсер вздохнул. — Мне было бы гораздо легче извиниться перед тобой, если бы ты перестала грубить.
— А почему это я должна облегчать тебе задачу?
— Не должна, конечно. Но все же ты зря назвала меня лжецом.
Они помолчали. Адди подумала и сказала:
— Прости.
— И ты меня тоже прости. Я очень виноват перед тобой. Хотя мне странно, что ты не поверила мне. И не приняла то, что я хотел тебе дать.
Адди едва не выкрикнула в трубку слова, которые вертелись у нее в голове: «Не ложись спать! Я приеду через пятнадцать минут».
Но она удержалась и промолчала, только крепче прижала к уху трубку, вслушиваясь в дыхание Спенсера. У нее вырвались холодные, как ей показалось, слова:
— Завтра я хочу забежать в дом. Мне нужно взять кое-какие вещи. Но тебе не нужно быть там, когда я приду.
Снова наступило молчание.
— Хорошо, — коротко ответил он.
Адди вздохнула. Вот такой он человек! Ни всплеска эмоций, ни криков! И снова он сделает так, как она сказала! Ни больше ни меньше!
Вместо того чтобы радоваться, она совсем загрустила.
— Спасибо, — еле слышно прошептала Адди и добавила:
— До свидания.
— Зря ты не поверила мне, Адди, — услышала она перед тем, как выключить телефон.
Адди припарковала машину неподалеку от дома, стараясь изо всех сил не поддаваться панике. Немного поколебавшись, она открыла дверь своим ключом и вошла в дом, вдруг ставший чужим. Навстречу ей бросился Элвуд, едва не сбив с ног. Девушка нервно рассмеялась.
