Он сердито захлопнул свой мобильный телефон и засунул его в нагрудный карман пиджака.

— Проклятье! — гневно произнес он и, повернувшись, увидел Лану. Она стояла на коленях и побелевшими пальцами сжимала газету. Никто не смог бы так хорошо сыграть. Как он мог быть таким глупцом и не сообразить, что у нее будет именно такая реакция на сообщение? Он думал только о Марии и ее безопасности, но нисколько не принимал в расчет чувства Ланы. Прошла всего неделя, как она услышала о ребенке, а вот сейчас получила доказательство. Как бы он ни убеждал себя не доверять Лане Уиттэкер, его долг смягчить удар, от которого она, очевидно, дрогнула.

— Лана… — мягко проговорил он, протягивая руку к газете, которая вызвала в нем такую ярость и заставила забыть обо всем. Выхватить из ее пальцев газету оказалось нелегко. В конце концов он все же отобрал ее и, поддерживая под локти, поднял Лану на ноги и усадил на диван.

На лице женщины отсутствовало всякое выражение. Рафаэль повернулся к серванту, налил в стакан немного бренди из хрустального графина и поднес его ей.

Лана залпом выпила янтарный напиток. Ее бледные щеки слегка порозовели, а в голубых, как топаз, глазах появился влажный блеск. Она глубоко вдохнула и поставила стакан на стол.

— Вы уверены, что вам не надо выпить еще?

— Это не поможет унять боль внутри, Рафаэль. Но все равно спасибо.

Его поразило отсутствие всякого выражения в ее голосе. За последние три дня он увидел ее совершенно с другой стороны. Лана оживилась и возбудилась в связи со скорым переездом. Когда он возвращался домой из больницы, она подробно обсуждала с ним вещи, которые купила. Он втайне желал, что она окажется в номере, когда он вернется — и это будет почти как возвращение домой. Но сейчас она вновь стала такой же скованной, холодной женщиной, какую он встретил после похорон Кайла. Отчужденной. Недоступной.

— Извините, Лана. Мне следовало убрать от вас газету. Показывать вам ее было бестактно с моей стороны.

— Не надо относиться ко мне как к ребенку, Я могу это перенести, честно. Просто немного неожиданно — вот и все.

Он видел, как она двигалась, говорила все нужные слова, но чувствовал, что в ее душе происходит грандиозный болезненный процесс. Почти физически он ощущал, как она отдалилась от него. Проклятая фотография напомнила им обоим об их цели и о конечном результате.

Он вдруг ясно понял, что она права: ничто не может облегчить душевную боль. Ничто.

— Я займусь этой газетой. Они больше не будут печатать лживые сведения или догадки о наших семьях, — клятвенно заверил он.

— Не волнуйтесь, они найдут другой способ налить яду, вгрызться в мое прошлое и снова разместить все в газетах. — Лана положила руку ему на рукав пиджака. — Чего только со мной не делали до этого, и я выжила в последний раз. Выживу и сейчас. А теперь, если вы извините меня, я должна проверить, все ли готово к завтрашнему дню. Лично я не могу дождаться, когда уеду из города.

С этим Рафаэль искренне согласился. Хоть он и будет дальше от больницы, но когда ребенок родится и окрепнет, чтобы его можно было забрать домой, он будет в безопасности в загородном доме. После событий сегодняшнего дня безопасность казалась еще более важной, чем раньше.

Он взглянул на серьезное лицо Ланы, а потом на красивые длинные и тонкие пальцы, которые жгли его руку. Ее прикосновение было как разряд электричества. Он еще не успел ничего подумать или сделать, как она убрала руку и встала.

— Думаю принять ванну и лечь спать. Нам лучше встать завтра пораньше, если мы хотим опередить автофургон с вещами.

— Не хотите ли поесть перед уходом? — Рафаэлю совсем не хотелось есть, но по какой-то причине он не желал отпускать Лану. Он еще не разобрался в причинах, из-за которых уговаривал ее остаться с ним, когда она покачала головой и направилась в свою комнату.

Лана стала готовиться ко сну, а в голове роились тревожные мысли. Она с полчаса пролежала в наполненной пеной ванне, но это не прибавило ей спокойствия. Лана терла мочалкой свое тело. Если бы только можно было также легко смыть боль из-за неудавшегося брака! Рука задержалась внизу плоского живота, и у нее в мозгу всплыла картина другого живота — Марии Росселлини, и в том животе жил ребенок, которого Лана так бы хотела родить…

Огорченно вздыхая, она вышла из ванны и взяла толстое и пушистое гостиничное полотенце. Махровая теплая ткань разогрела ей кожу и тело и пробудила в ней желание, которое не хотелось признавать. Она жаждала вновь почувствовать себя женщиной, ей нужно было подтверждение, что она все еще привлекательна, что жизнь измеряется не тем, может женщина родить или нет, а искренней, неподкупной любовью. По-видимому, этого было мало для Кайла. По щекам заструились горячие слезы, когда позже она без движения лежала в кровати в ожидании сна, который хоть на время освободит от мучительной правды.

Ночные звуки города не дали Лане успокоить свои тревожные мысли. В конце концов она перестала пытаться заснуть и решила пойти что-нибудь почитать в гостиной. Она накинула пеньюар цвета морской пены на прозрачную ночную рубашку скорее по привычке, а не от желания прикрыть себя. Рафаэль давно уже спит. Время, которое он проводил с сестрой, тяжело сказывалось на нем. Это было видно и на его лице, и в пустых глазах, когда он возвращался каждый вечер домой. Да сегодняшняя неприятность с газетой тяжело ударила по нему.

Лана туго затянула на талии пояс и открыла дверь спальни. В гостиной все еще горел свет, и она замерла на пороге, когда увидела, что объект ее мыслей совсем не спит. Рафаэль, на котором были лишь пижамные брюки, нахмурился, увидев ее. Лана впилась взглядом в его широкие, мускулистые, загорелые плечи и мощную грудь, покрытую темными волосами, спускавшимися к центру его плоского живота.

— У вас проблемы? — невнятно произнес он.

Лана была в шоке. Уж не плакал ли он? Непохоже на неукротимого Рафаэля Росселлини.

— Я- я не хотела беспокоить, вас. Извините.

— Вы меня не беспокоите. Я не могу заснуть. — Он поднял руку, чтобы вытереть глаза, и отвернулся.

Он действительно плакал. Лана не знала, что делать. Внутреннее чутье толкало ее к нему. Но она осталась на месте — Рафаэль никогда не примет утешения от нее. Ясно, что ему хотелось побыть одному.

— Пойду лучше лягу…

— Нет. Пожалуйста, посидите со мной немного. Видно, вы тоже не можете спать.

Лана неуверенным шагом прошла по комнате и села, куда он указал. Рядом с ним на широком диване.

— Что вас сейчас беспокоит, Лана? Почему вы не спите?

— Не знаю, — солгала она. Затруднительное положение, медленно сжигавшее ее и раньше, сегодня дошло до критической точки. Ее чувство собственного достоинства получало один удар за другим. Ей нужно было вновь утвердиться как женщине. Как желанной женщине…

Лана вздрогнула, когда Рафаэль поднял руку и провел длинным теплым пальцем по ее щеке.

— Я догадываюсь, что вас беспокоит. — Его голос стал еще ниже. — А также думаю, что сейчас вы не хотите разговаривать.

Она молча кивнула, не отрывая от него глаз. Длинные густые ресницы обрамляли его темные серые глаза, которые приковали ее к себе вдруг вспыхнувшим в них огнем желания. По спине пробежала дрожь ожидания, отчего спина выпрямилась, а грудь немного подалась вперед.

Его палец прошелся по ее подбородку, а потом спустился по шее до края одежды.

— Я тоже не хочу разговаривать. — Рафаэль наклонился ниже, и она почувствовала на своей коже его дыхание.

Ей не хватало воздуха в легких. Рафаэль медленно отогнул край тонкой материи и открыл тонкую бретельку ее ночной рубашки. Вихрь желания закрутился глубоко внутри нее. Слабый вдох слетел с ее губ, которые тут же погрузились в тепло его губ, его языка. Лана почувствовала, как Рафаэля охватила дрожь, когда его рука нырнула под лиф ее халата, чтобы обхватить грудь. Ее сосок напрягся, возникло чувство, граничащее с болезненным удовольствием сильного желания.