Мона очень осторожно вела свой «Приус». И волновалась, что ведет слишком осторожно, а это может навести копа на мысль, что она не слишком трезвая.

Как-то она сумела добраться до фермы, ничего по дороге не разнеся. На повороте к ферме фары выхватили из темноты двух собак, несущихся галопом навстречу. Она остановила машину и присмотрелась. На нее в ответ посмотрели немецкая овчарка и какой-то оглушенный доберман, и доберман оскалил зубы. И она могла бы поклясться, что немецкая овчарка ее узнала: пес тихо что-то прорычал, и собаки прошли мимо.

Она поехала дальше, к складу. Дверь была открыта, перед зданием стоял какой-то странный грузовой фургон. Мона полезла в бардачок и вытащила пистолет. Вышла из машины, медленно подошла к двери. Прислушалась минуту, потом шагнула внутрь.

Тут же ее оглушила стая рычащих собак, многие с окровавленной мордой и пастью, но не успели они двинуться с места, как ее приветствовал знакомый лай.

— Ники! — крикнула она, и большая черная собака прыгнула к ней.

Остальная стая оставила враждебность и неспешно направилась в соседнее помещение.

— Где Сэм, Ники? — спросила она.

Собака заскулила и побежала ко входу в подсобку. Мона бросилась за ней, заглянула внутрь и вскрикнула.

На полу лежал волк — нет, он был больше волка, больше самого большого волка на земле, и клыки у него были оскалены, а когти такие, что могли бы перерезать дерево, и она подняла пистолет, готовая стрелять, но тут волк обратил глаза в ее сторону и застонал.

— Сэм! — крикнула она, бросая пистолет и сама бросаясь его обнять.

— Мона, — выдохнул он хрипло. — Аптечка. Коробочка с надписью «Атропин».

Она вскочила и бросилась открывать аптечный ящик. Коробочка лежала на нижней полке. Открыла — там оказались три шприца с наконечниками на иглах.

— Сколько и куда? — спросила она, нагибаясь к нему.

— Два, — выдавил он. — Прямо в сердце. Выжидай пять минут, и если нет реакции, вводи третий.

— А где… — Она стала нащупывать сердце сквозь свалявшийся мех.

— Там же, где всегда, — сказал он. — В ребро не попади.

Она сняла наконечник с первого шприца, стала ощупывать первое снизу ребро, пока не нашла щель. Глубоко вдохнув, она всадила шприц до отказа и нажала на поршень. Лерман застонал от боли. Она убрала шприц, повторила то же со вторым, наклонилась и обняла волка обеими руками.

— А если третий не поможет? — спросила она.

— Тогда я мертвец, — прошептал он.

Салли осталась стоять с поводком в руке там, где Уолдо ее оставил. Увидев его, она даже заплакала от радости, но перестала, увидев рядом с ним немецкую овчарку. Уолдо подошел и сел у ее ног.

— Ты цел? — спросила она.

Он кивнул, несколько еще не придя в себя. Она посмотрела на вторую собаку.

— Ты его друг? — спросила она.

Пес кивнул.

— Тебя тоже мистер Лерман дрессировал? Пес кивнул еще раз.

— Меня зовут Салли, — сказала девочка. — Очень приятно познакомиться.

Пес еще раз кивнул, посмотрел на Уолдо и побежал прочь.

— Счастливого Рождества! — крикнула она вслед. Потом пристегнула поводок к ошейнику добермана и пошла домой.

— Ааай! — крикнул он.

— Сэм, тебе третий укол нужен? — спросила она.

— Просто больно, — сказал он хрипло. — Но это хороший признак. Означает, что оживают нервы.

Он несколько раз сжал и разжал кулак.

— Помоги мне сесть, — попросил он.

Она протянула руки, обняла его и потянула.

— Ого, ну ты и тяжелый, — сказала она, с усилием прислоняя его к стене.

— Кажется, все будет хорошо, — ответил он. — Сердце вроде бы стучит нормально.

— Но ты же вервольф! — сказала она.

— Атропином это не лечится.

— Но ты же вервольф! — повторила она снова.

— Да.

— Так какого черта тут случилось? Зачем был нужен атропин?

— Антидот для аконита, — ответил он. — Всегда держу его под рукой вот на такой пожарный случай.

— А что такое аконит?

— Яд такой, — объяснил он. — Ходили слухи, что за нами кто-то охотится…

— За вами? Есть еще такие?

— Ты не поверишь.

— Пожалуй, ты прав.

— В общем, я достал немножко атропина на случай, если какой-нибудь псих начнет швыряться в меня волкогубом. Собственно, это и случилось.

— Волкогубом? — спросила она, недоумевая. — Погоди. А где этот псих? Там какой-то фургон…

Она вскочила, подхватила пистолет и бросилась наружу.

— Мона, не ходи туда! — крикнул он ей вслед.

Через минуту она снова появилась в дверях, бледная как смерть, бессильно опустив оружие.

— Я пойду на улицу, меня тошнит, — сказала она заплетающимся языком. — Подожди здесь.

Когда она вернулась, он дышал без затруднений и сгибал и разгибал колени.

— Я эггнога привезла, — сообщила Мона. — И маршмеллоу. Вервольфы его едят?

— Не вижу, почему нет.

Он поднялся на ноги, зашатался, но устоял.

— Как ты узнала, что я в беде?

— Я не узнала. Ники как-то учуяла. Собачий телеграф, я так понимаю.

— Как ты поняла, что надо ее отпустить ко мне?

Она посмотрела ему в глаза. Все те же глаза Сэма.

— Я думаю, среагировала на какие-то звуковые ее сигналы, — ответила Мона. — Такое бывает при тесных отношениях.

Он взял ее руку в лапы и прижал к груди.

— Значит, это и есть твоя большая тайна, — сказала она, выходя вместе с ним из подсобки. — Все те ночи, которые ты проводил без меня, были ночами полнолуния. Ни разу не заметила.

— Не видел, как можно было бы это тебе сказать.

— Учитывая все обстоятельства, это вполне можно понять. Ты меня прости, что я сама столько времени не понимала.

— Сейчас Рождество. Мне кажется, вполне время для прощений. Причем обоюдных.

— О’кей.

— Собачки, игра закончена! — крикнул он.

Они подошли к нему, он присел, наклонился к ним.

— Спасибо, — сказал он. — Всем вам спасибо.

Хвосты застучали по полу.

— По клеткам! — распорядился он, и они разошлись по своим подстилкам. Он нажал кнопку, клетки закрылись.

— Что будешь делать с этими людьми? — спросила она, потрепывая Ники по шее.

— То, что осталось, сложу в их фургон и загоню его в затопленный карьер. Думаю, он там утонет.

— А отпечатки пальцев не останутся?

Он показал ей лапы:

— Нет у меня сейчас отпечатков, — сказал он. — А найдут шерсть — подумают, что это просто волк.

— Мне прибрать тут, пока тебя не будет?

— Нет, завтра сам.

— Ничего себе способ встретить Рождество.

— Могло быть намного хуже, — сказал он. — Ты разведи во дворе огонь.

— Огонь?

— Маршмеллоу жарить.

— Здрасьте, мистер Лерман! — сказал Берт, когда Сэм вошел в магазин. — Как Рождество встретили? Приехали ваши родные?

— Приехали, Берт. Все прошло самым лучшим образом.

— А вашим собакам понравилась рождественская баранина?

— Понравилась. Они бы сказали тебе спасибо, если бы умели. Я верно сказал, Берт, ничего нет для собаки лучше сырого мяса.