– Я забыл, кто я и откуда, и память начала возвращаться ко мне лишь недавно, когда мне стали сниться сны о моем детстве. В конце концов я вспомнил почти все. Я помню, как ехал на своем пони и какой-то человек остановил меня. Когда я говорил с ним, кто-то подкрался ко мне сзади и сильно ударил по голове. Потом он, как видно, решил, что я умер, и оставил меня лежать на берегу Лох-Несс. Проезжавший мимо торговец наткнулся на меня, отвез к себе домой, дал мне имя Клив, выходил меня, а когда я полностью поправился, продал в рабство. Я ничего не помнил ни о своей семье, ни о доме, пока три года назад мне не начали сниться сны.

– Принеси мне каши, Аргана, – сказал Варрик. – Может статься, что это я послал тебе те сны. Клив. Я умею насылать на человека сновидения и иногда делаю это невольно, не отдавая себе в том отчета.

– Если тебе нравится так думать, что ж, почему бы нет?

Аргана бросила на Клива взгляд, в котором ясно читалось предостережение, однако ничего не сказала, только утвердительно кивнула и направилась к огромной яме для очага, где горел медленный огонь. Железный котел, в котором варилась каша для утренней трапезы, был очень велик, намного больше тех котлов, которыми пользовались в Малверне и на Ястребином острове.

– Сколько людей живет в Кинлохе? – спросил Клив.

– Почти сто. После того как я женился на твоей матери, у моих воинов родилось здесь много детей. По твоим глазам я вижу, о чем ты сейчас думаешь, Клив. Ты мой сын, однако ты помнишь человека, который, как ты думал, был твоим отцом. Он был не таким уж плохим воином, но мозгов у него было не больше, чем у скотины, иначе он не лишился бы жизни и всего, что имел. Я взял твою мать силой, Клив, когда она купалась в озере, взял потому, что хотел ее, и в тот день она зачала тебя. Поскольку ее первый муж, тот, кого ты считал своим отцом, не знал о моем существовании, он решил, что твои разные глаза – дар богов того племени, к которому принадлежала твоя мать… А вот и моя каша. Садись рядом со мною, Клив. Нам с тобой надо о многом поговорить. Я хочу побольше узнать о твоих снах.

Клив взглянул на Чессу, которая играла с Кири, кидая ей маленький кожаный мячик. Ларен разговаривала с Кейман, а Меррик – с воинами Варрика, которые точили свои мечи и топоры.

Внезапно послышался рев сильного ветра и огромная деревянная крепость затряслась, словно под напором бешеной, неистовой бури. Все сорок с лишним человек, находившиеся в общем зале, разом замолчали. Никто не вскрикнул, никто не пошевелился. Все стали неподвижны, как камни, и безмолвны, как железный котел, висящий над очагом.

Затем к реву ветра прибавился новый звук – шум бурлящей воды, обрушивающейся на скалы. Казалось, что все озеро, яростно клокоча и пенясь, поднимается и вот-вот обрушится на крепость, хотя этого никак не могло быть, ведь Кинлох стоял на самом высоком месте мыса, на несколько сот футов выше поверхности Лох-Несс.

Варрик встал со своего дубового кресла. Все кресло было покрыто искуснейшей резьбой, а столбики, поддерживающие подлокотники, изображали змей, однако эти змеи нисколько не походили на тех морских змей, чьи деревянные изваяния украшали носы кораблей викингов. Это были волшебные змеи, мудрые змеи, и их глаза, казалось, впивались в человека, которому случалось остановить на них свой взгляд.

Варрик между тем взошел на помост, приблизился к огромному окну и распахнул ставни. В это мгновение Клив заметил, что в руках он держит какую-то странную деревянную палочку. Варрик поднял ее и поднес к раскрытому окну. Что это за палочка? И давно ли Варрик ее держит? Было раннее утро, и, когда ставни растворились, на миг стало видно безоблачное небо и яркое солнце, уже успевшее разогнать туман. Однако затем все исчезло, и за окном сделалось черно, как ночью. Это была кромешная, непроглядная тьма. Ветер дул так неистово, что Варрику пришлось схватиться за край окна. Клив смотрел и не верил своим глазам – он мог бы поклясться, что видит, как за окном взметнулись и затем с шумом обрушились вниз огромные, пенящиеся струи воды.

Варрик повернулся спиной к открытому окну и распространившейся за ним странной тьме. Он поднял руки, и ветер раздул широкие рукава его черной туники.

– Я вызвал Кальдон и должен выйти на берег, чтобы посмотреть на нее. Вы же оставайтесь здесь. Не бойтесь, ничего не случится. Но не выходите наружу.

Он спустился с помоста, быстрым шагом подошел к дверям и распахнул их. Глядя на него, Чесса подумала, что на вид он кажется ничуть не старше Клива. Трудно было поверить, что ему по меньшей мере вдвое больше лет и что Клив – его сын. Он выглядел молодым, сильным и проворным, как горный козел.

Кири прижалась к Чессе и шепнула ей на ухо:

– Варрик ужасно странный, правда, Чесса? Скажи, а что такое Кальдон?

– Да, он очень странный. А Кальдон – это, наверное, имя, которым здесь называют чудовище, живущее в глубине озера.

– Чесса, а почему стало так темно? Ведь сейчас утро.

– Вот этого, золотце, я объяснить не могу. А теперь возьми миску, попроси, чтобы в нее положили каши, и отнеси своему отцу. И не бойся. Скоро все это наверняка закончится.

– А ты сама, сразу видно, нисколечко не боишься. Почему?

Чесса задумалась.

– Верно, не боюсь, – сказала она, помолчав. – Но почему, не знаю. По-моему, все это: и темнота, и шум воды, и ветер – всего лишь искусное представление, что-то вроде тех историй про героев и чудищ, которые рассказывает твоя тетя Ларен. Когда она начинает свой рассказ, то герои и чудища оживают словно по волшебству. Но потом история заканчивается и чары рассеиваются. Вот так и с Варриком.

– А-а, – сказала Кири, – тогда все понятно. Чесса, я опять голодная. Дай мне еще поесть.

– Как ты это проделал?

Варрик улыбнулся, во всяком случае его губы чуть заметно изогнулись, и на всегда бесстрастном лице промелькнуло выражение довольства.

– Задай этот вопрос своей жене, – сказал он. – Ее отец – самый могущественный маг из всех, кого я встречал, или о ком мне доводилось слышать, и она переняла кое-что из его искусства. Я вижу это по ее глазам, странным зеленым глазам, в которых таится немало секретов. Эти глаза говорят о ее скрытой силе. Тебе повезло, Клив, она сумеет защитить тебя от врагов.

– Если она когда и защищала меня, то делала это благодаря своему уму и хитрости, а не с помощью магических заклинаний. Рагнор Йоркский хотел заполучить ее в жены, Вильгельм Нормандский – тоже. Надеюсь, ни Рагнор, ни Вильгельм, ни король Ситрик, ее отец, не явятся сюда, чтобы спустить с меня шкуру. А теперь все-таки скажи мне, Варрик, как тебе удалось сотворить все это: ужасающий ветер, кромешную тьму, страшное волнение на озере?

Варрик поднял странную, покрытую резьбой деревянную палочку, лежавшую у него на коленях. Вблизи было видно, что длины в ней не больше фута и что необычный, состоящий из кругов и квадратов резной узор раскрашен в два цвета: ярко-синий и ярко-красный.

– Она принадлежала одному пиктскому вождю, который жил к востоку от озера, в одном дне пути отсюда. Я знал, что в ней сокрыта магическая сила. Эта палочка называется “бурра”, так ее называли друиды, которые владели ею многие сотни лет и использовали ее в своих обрядах. Она очень стара, старше, чем Кальдон, возможно, старше, чем Один и Тор. Я изучал ее много лет и познал все ее секреты. Когда я колдую, я делаю так, что моя сила перетекает в нее и от этого становится еще больше.

– А как вышло, что от пиктского вождя она перешла к тебе?

– Я убил его и забрал ее. Вот, подержи ее. Клив осторожно взял бурру. Она оказалась тяжелой, такой тяжелой, что от неожиданности он едва ее не выронил. Как это возможно, чтобы такая тонкая деревянная палочка была настолько тяжела? И почему Варрик держал ее с такой легкостью, будто она ничего не весит? В любом случае, в ней было нечто такое, отчего Клива мороз подирал по коже.

– Что ты чувствуешь? – спросил Варрик.