– Останови у магазина, – попросил Егор.
– У какого? Тут их два. Один называется – «Супермаркет» и торгует, в основном, дорогущими импортными товарами. Его посещают люди уважаемые и обеспеченные – бизнесмены, наркоторговцы, деловые, воры в законе, депутаты, зампреды, прочие чиновники.… А второй магазинчик именуется непритязательно – «Лабаз». В нём отоваривается прочий местный народец. В смысле, подлое и бесправное быдло…
– Ко второму рули.
Разговорчивый шофёр не обманул, «Лабаз» оказался заведением бедным, скромным и слегка запущенным. Зайдя в магазин, Егор непроизвольно поморщился – явственно попахивало несвежей рыбой и подгнивающими овощами. Да и содержимое прилавков-стеллажей откровенно не впечатляло – различные крупы в бумажных и полиэтиленовых пакетах, консервы в стеклянных и жестяных банках, серые макароны, соль, чёрные «кирпичики» хлеба, бутылки с водкой и «Агдамом».
«Надо же, «Агдам»!», – дурашливо восхитился внутренний голос. – «Я был железобетонно уверен, что данный сорт дешёвого портвейна уже лет двадцать, как не выпускается. Может, это запасы, оставшиеся с тех самых славных Времён? Давай-ка, братец, купим бутылочку! Типа – вспомним удалую и беспутную молодость…. Шутка, понятное дело. Не сердись, пожалуйста…».
Егор подошёл к пожилой продавщице, скучающей возле ободранного прилавка, и спросил:
– Не подскажете ли, добрая и любезная тётенька, где я могу найти Владимира Павлова по прозвищу – «Безухий»?
– Тамбовский пархатый волк тебе – «тётенька», – демонстративно глядя в сторону, вяло отреагировала продавщица. – Ходят тут всякие, а потом спички и хозяйственное мыло с полок пропадают…
Криво улыбнувшись, Егор – небрежным движением – бросил на прилавок сторублёвую купюру и вежливо повторил вопрос.
– Зайдёшь за магазин, увидишь кривой переулок. Пойдёшь по переулку, через пять минут упрёшься в тупик, – приветливо улыбнулась тётка, ловко пряча денежку в карман когда-то белого халата, щедро покрытого разноцветными пятнами. – Там и увидишь Безухого. Он сейчас, надо думать, музицирует. То бишь, даёт концерт – по заявкам всякого сброда…
В тупичке, действительно, имел место быть концерт авторской песни. В качестве благодарных зрителей фигурировали трое оборванных подростков и парочка небритых бичей, разместившихся на стареньких деревянных ящиках. А на высокой двухсотлитровой бочке из-под солярки восседал, сжимая в ладонях скромную шестиструнную гитару, местный бард – благообразный босой господин в чеховском пенсне. Господин был облачён в рваные брезентовые штаны и засаленный ватник на голое тело, но, не смотря на это, смотрелся весьма достойно.
«Интеллигент до мозга костей, попавший – по воле коварного случая – на жизненное дно. А пенсне наш менестрель носит по весьма прозаичной причине – правое ухо, в полном соответствии с прозвищем, отсутствует напрочь, то бишь, как класс. Не за что цеплять правую дужку очков», – насмешливо прокомментировал внутренний голос. – «Что же, послушаем душевно-музыкальные откровения мистера Безухого…».
Господин в пенсне взял несколько вступительных аккордов и – приятным баритоном – запел:
Декабрь – постучал в моё окно.
Негромко так, как будто – невзначай.
А за окном – давно уже темно,
И только волки – воют – по ночам.
Ты заходи, мой зимний – пилигрим.
Всё ж, веселей, раз мы с тобой – вдвоём.
Ну, что, декабрь-братишка, помолчим?
А если выпьем, то тогда – споём…
Споём мы – об ушедших светлых днях,
О тех глазах, где тихий нежный свет…
И, вот, уже в заснеженных полях
Негаданно рождается – рассвет…
Кто там ещё – стучится к нам – в окно?
Бродяга-ветер, он – совсем продрог.
Ох, сколько нынче снега – намело!
Ты заходи, браток, через – порог…
И посидим так славно мы – втроём.
Потом спрошу я – у своих друзей:
– А не встречали, часом, вы – её?
Которая всех краше и – милей?
Которая смеётся – так светло,
И солнце – в волосах её – живёт…
А за окном – опять уже – темно.
И о невзгодах – нам – пурга поёт…
Куплет сменялся куплетом, гитара звенела – чарующе, волшебно и очень печально.
«Какая славная песенка!», – растроганно подумал Егор. – «Мелодия красивая, и слова – щемящие. Особенно, про «глаза, где тихий нежный свет», и про «солнце, живущие в женских волосах». Прямо – про мою Саньку…. Только, вот, зачем так много лишних куплетов? Видимо, знаменитая фраза: – «Краткость – сестра таланта», этому конкретному обладателю чеховского пенсне неведома…».
Наконец, певец устало замолчал, последовал финальный гитарный проигрыш, благодарные зрители одобрительно засвистели и восторженно заулюлюкали.
Егор, привлекая к себе внимание, громко откашлялся и сообщил:
– Гражданин Безухий, мне тут поручили – передать вам пламенный братский привет.
– Откуда это – привет? – ожидаемо насторожился камчатский менестрель. – Учитывая «гражданина», из мест – не столь отдалённых?
– С далёкого чукотского мыса Наварин. Вернее, с тамошнего шаманского кладбища.
– Вот, даже как…. Придётся, уважаемая братва, перенести наш песенный концерт на более подходящее время…
– Не пойдёт! – жёстко заявил один из бичей – худенький мужчинка в женском бордовом жакете. – «Агдам» пил? Пил! Теперь отрабатывай! Причём, без дураков и всякого свинства.
– Вот, плачу за портвейн, выпитый моим другом! – Егор положил на ближайший деревянный ящик, свободный от седоков, мятую сторублёвую бумажку. – Типа – выкупаю его долг.
– Маловато будет, водоплавающий! – нагло улыбаясь, заявил обладатель дамского жакета. – Маловато!
– Добавляю полтинник и все – вон! Ну, чего ждём, голодранцы жадные? Могу, ведь, и передумать…
Когда камчатские ценители авторской песни, радостно похохатывая, удалились по кривому переулку, Безухий, придерживая гитару, неуклюже слез с бочки и, слегка смущаясь, поблагодарил:
– Спасибо вам – за «друга»! Так меня уже много лет никто не называл. Представляете? Никто и – много лет…. Как себя чувствует уважаемый Афанасий Афанасьевич? Не болеет ли, часом?
– Здоровее многих молодых. Бегает по летней чукотской тундре – что тот северный олень-рогач во время весеннего гона. Сто двадцать километров в одну сторону, столько же – в другую. Без проблем и отдышки.
– Это очень хорошо. Просто замечательно…. Ребятам же вы напрасно дали так много денег. Хватило бы и пятидесяти рублей. А чем…э-э-э, я, как говорится, могу служить? То есть, помочь?
– Во-первых, мне нужен дельный паспорт. Такой, с которым можно – без малейших разногласий с доблестными правоохранительными органами – улететь в город Москву, – после короткой паузы ответил Егор. – Во-вторых, мне необходим Интернет. Вернее, полностью безлюдное помещение, где есть компьютер, подключенный к Интернету. Часа на два, на три…
– Попробую помочь, – потравив пенсне, пообещал Безухий. – С паспортом всё элементарно. Сейчас сходим на местный продовольственный рынок и выберем подходящий. Только, прошу, не надо рыночных ребятишек забрасывать деньгами. Не так, однако, могут понять – вплоть до проломленной головы и пошлого грабежа. Один паспорт стоит три тысячи рублей и ни копейки больше. Два паспорта – пять тысяч двести. Три – шесть тысяч девятьсот.
– На вашем продовольственном рынке имеется подпольная типография, оснащённая по последнему слову техники? – недоверчиво хмыкнул Егор. – Почему-то не верится…
