– Спасибо, что позвал, – хрипло произнес Вальдемар после того, как цеппель втянуло в воронку.

– Всегда пожалуйста, – отозвался Вандар.

– Проводить переход в одиночестве – удовольствие невеликое.

Запертая дверь каюты гарантирует, что Знак не заставит тебя прыгнуть за борт, но как бороться с огромным весом Ничто? Как бороться с инстинктивным страхом гигантского и опасного пространства? Как не сойти с ума под тяжестью того, чего нет? Напиваться опасно – пьяную голову накрывает сильнее, чем трезвую, вот и приходилось Осчику собирать волю в кулак, руками вцепляться в кроватные стойки, а зубами – в подушку, и в таком неприглядном виде переживать переходы, отсчитывая про себя убегающие в никуда секунды.

– С вами, ребята, куда спокойнее, чем одному, вы уж мне поверьте. А еще я не завидую астрологу. Вот уж кому несладко…

От сидящего у астринга астролога сейчас зависит все. Все на свете и ни каплей меньше. Именно он, набросив швартовочный «хвостик» на планету или Сферу Шкуровича, тянет цеппель через тонюсенький тоннель, невообразимой длины. И если команда просто наслаждается «прелестями» Пустоты, то астролог в них захлебывается, поскольку обязан оберегать корабль от дополнительных сюрпризов и зорко следить за тем, чтобы цеппель пришел туда, куда запланировано.

– Я так и вижу, как парень горбится над астрингом и за уши тянет нас от одной звезды к другой, – продолжил Осчик. – Удивительное, но очень опасное занятие. В детстве я мечтал стать астрологом. Я находил их работу романтичной, а потом узнал, как часто они пускают себе пулю в лоб, как жрут после переходов бедовку и бегают по ведьмам…

– Вальдемар, заткнись, – попросил Вандар.

– И я понял, что профессия астролога мне не нравится. И тогда я решил прославиться другим способом, благо я смог получить блестящее образование, которое вам, уродам, и не снилось. Но как прославиться? На Галане есть только один критерий славы – счет в банке. Гребаные адигены гордятся какой-то там честью, у нас же в почете прагматизм. Если о тебе знают все – делай на этом деньги. А если не умеешь делать деньги – кому ты нужен?

– Вальдемар!

– И тогда я решил стать богатым. Не просто богатым, а очень богатым человеком. Деньги – это власть, а если у тебя есть власть, славу можно купить. Заплатить газетчикам, чтобы они выдумали несуществующие подвиги, или нанять толкового, но нищего алхимика, а после прикарманить его открытие, войти в учебники…

– Он «говорилку» поймал, – отрывисто бросил Хеллер.

– Вижу.

Капитан посмотрел на часы: четыре минуты перехода. Предел – четырнадцать, среднее время – девять. Пяти минут более чем достаточно для глупостей, а «говорилка» лишь с виду безобидная, человек ведь не просто так треплется, он заводится. Пиявкой разбухает от ненависти к себе и бросается в Пустоту, мечтая покончить с проблемами самым простым способом.

– Гребаный мир! – взревел Вальдемар. – Я мечтал стать астрологом! Мечтал водить цеппели и совершать подвиги! А вместо этого якшаюсь с подонками ради вонючего золота! Я мечтал прославиться! Мечтал об открытиях! А превратился в бухгалтера! Как же я все ненавижу!

Пустота давит на голову, но вялым становится все тело. Каждое движение – как во сне. Поднять руку – задача, сделать шаг – процесс. Но те, кого накрыло Знаком, таких проблем не испытывают, они быстры и подвижны, они позабыли о великом Ничто, растворились в нем, а потому остановить их крайне сложно.

– Ненавижу!

Вальдемар бросился к окну.

– Ублюдок!

Вандар промахнулся, слишком поздно рванулся наперерез, не поймал шустрого галанита и врезался в кресло. Рулевой даже не обернулся, не стал тратить силы на пассажира – своя шкура дороже, и ситуацию пришлось спасать Хеллеру. Старпом добрался до Осчика в тот самый миг, когда Вальдемар заносил для удара ногу. Стекла в гондоле мощные, на серьезные нагрузки рассчитаны, однако силы у накрытых прибавляется в разы, и Осчик вполне мог выбить боковое окно. Или не мог? Но рисковать Хеллер не собирался.

– Ненавижу!

Старпом перехватил летящую к стеклу ногу и повалил галанита на пол.

– Не выпускай! – приказал Вандар.

– Сам знаю, – прохрипел Хеллер.

– Всех убью! – надрывался Осчик, ужом вертясь под навалившимся Петером.

Семь с половиной минут… Поднявшийся капитан взглянул на часы, а в следующий миг вновь оказался на полу – когда запущенная астрингом сила вышвыривает цеппель из перехода, Пустота отвешивает ему прощальный пинок.

«Черный Доктор» издал зловещий скрип: металл о металл, но удержался, не «нырнул», не стал добавлять экипажу проблем, а потому неприятный звук показался цепарям очень даже задушевным.

– Вовремя. – Вандар, кряхтя, привстал, почесал ягодицу и посмотрел на поднимающегося старпома. – Этот отрубился?

– Ага.

Знак – это нокаут, и Осчику потребуется не менее двух часов, чтобы прийти в себя.

– Распорядись, чтобы его отнесли в каюту.

– Слушаюсь.

Капитан брезгливо покосился на бесчувственного Вальдемара, выругался, вновь потер ушибленную ягодицу и подошел к рулевому:

– Докладывай.

– Высота четыреста метров. Ветер встречный, умеренный. Мы движемся на северо-запад со скоростью десять лиг в час.

– Мы долетели! – Вандар широко улыбнулся набегающим на лобовое стекло облакам. – Мы на Ахадире, чтоб меня манявки облепили! На Ахадире!

Смерть безвестного офицера выбила выживших из колеи. Даже не сама смерть, а ее страшные, не укладывающиеся в голове обстоятельства. Ее облик. Ее Знак. Ужасающий вид вросшего в камень человека и понимание того, что на его месте мог оказаться любой из них, обрушились кошмарным грузом. Каждый из выживших примерил участь несчастного на себя, и каждый похолодел от страха. И счел пережитую катастрофу пустяком, потому что там, в Пустоте, смерть казалась естественной, там ее ждали и не задумывались над тем, какой она будет и что с ними станет в ее объятиях.

А когда увидели, на что способно великое Ничто, – задрожали.

До обнаружения офицера выжившие занимались только тем, что было действительно важно: приходили в себя, помогали, успокаивали и поддерживали друг друга, бессознательно отгородившись от реальности глухим забором. Не думая о том, где оказались и что с ними произошло. До обнаружения офицера выживших вели инстинкты, а теперь они дали волю чувствам.

Каждый по-своему.

Высокая девушка с короткими, пребывающими в полном беспорядке белокурыми волосами, та самая, которую выбросило из Пустоты обнаженной, держалась тихо. Она старательно закуталась в кожаную цапу лысого мужчины, уселась на камень и низко опустила голову, стараясь не встречаться взглядами с остальными. Если и рыдала, то беззвучно. А вот синеволосая спорки закатила шумную истерику. Тоненькая, хрупкая, она выглядела самой юной из выживших, самой уязвимой, и, видимо, такой была. Синеволосая не сумела побороть свои страхи. Минут десять она всхлипывала, размазывая по щекам слезы, а потом завопила и принялась бить кулачками по ближайшему камню, умоляя о помощи. Кого умоляя? Неизвестно. Она просто хотела, чтобы ее спасли. Громкие крики летели над рекой, отражались от скал и яростно вгрызались в товарищей по несчастью. Которые отводили взгляды. На помощь синеволосой пришла лишь третья девушка – холодная красавица, одетая в элегантный брючный костюм. Она уселась рядом с юной спорки, обняла ее за плечи и стала что-то шептать. Скорее всего – банальный набор утешающих фраз, но он сумел погасить эмоциональную вспышку. Ведь когда плохо, такого понятия, как банальность, не существует. Важны лишь участие и поддержка.

Рыжий мужчина отошел к берегу узкой, но необычайно быстрой речки и принялся швырять в воду камешки. И не прервал своего занятия, даже когда завопила синеволосая. Мужчина-спорки улегся под кустом, демонстративно повернувшись к товарищам спиной, и сделал вид, что уснул. Что же касается лысого, то он скрылся за большим камнем, решив прогуляться вверх по течению.