— То и другое, — он пристально смотрел в ее лицо, как будто хотел найти в нем ответы на свои вопросы.

Взгляд его был таким же открытым и теплым, как раньше. У него всегда были красивые, честные, все понимающие глаза. Таким глазам невозможно не верить.

Глупо, но однажды она поверила.

— У меня все прекрасно.

Отменная, роскошная ложь. Разве она может сказать, что хотя бы что-нибудь прекрасно, если ее любовь, человек, который вдруг пропал, исчез из ее жизни без каких-либо объяснений, неожиданно легкой походкой вошел сюда, в ее кофейню, как раз в Валентинов день — в годовщину дня их первой встречи, того дня, когда она отдала ему свое сердце?

— Как ты здесь оказался? — спросила Кэмрин, снимая связку ключей и надевая ее то на один, то на другой палец.

— Пришел увидеть тебя.

Сердце ее куда-то резко провалилось. Он смотрел честным, открытым взглядом. Похоже, говорил правду.

Она не видела его шесть лет, но прекрасно помнила, как определять настроение Блейна по оттенку его глаз.

Индиго означал счастье — настоящее безоблачное счастье, то, которое продолжалось для них двоих двенадцать недель. Двенадцать волшебных, но слишком коротких недель.

Кобальт, кобальтовая синь — это честность. Невозможно было не поверить его словам: Кэмрин единственная для него женщина, они навсегда вместе, и он будет любить ее всю жизнь.

Мягкий болотно-дымчатый цвет безошибочно определял страсть — сводящую с ума, незабываемую, которая возможна лишь раз в жизни, ту, что им тогда довелось испытать.

О да, она помнила, прекрасно помнила все оттенки этих глаз, в глубине которых тонула три благословенных месяца. До тех пор, пока он не ушел…

А сейчас эти глаза синие? Судя по оттенку, сейчас он говорит правду. Но какая вообще возможна правда, если эту самую правду он не смог сказать ей даже перед своим уходом?

Кэмрин был неприятен бурный всплеск ее чувств. Она шагнула назад, и Блейн отпустил ее локоть.

Ее удручали собственная глупость, тупость, безумие — но от его мимолетного прикосновения тело как будто становилось мягче, будто расплавлялось. Словно на другом, подсознательном уровне тело-предатель узнало парня, с которым когда-то, очень давно, она была интимно близка. Странный жар, охвативший ее, напряжение мышц — все говорило, предупреждало: нельзя верить этому человеку, нельзя, никак нельзя забывать тяжкие уроки прошлого!

— Пришел повидать меня? Что ж, вот она я. Повидал? Почему бы теперь тебе не уйти?

— Тебе не удастся так быстро от меня избавиться, — от его улыбки ее сердце снова сильно заколотилось.

— Ну да, ты еще не успел обмануть меня, — выпалила она, мысленно зажимая рот рукой. Потому что по ее словам может показаться, что этот человек ей все еще не безразличен, но он ей безразличен, должен быть безразличен.

К ее досаде, Блейн рассмеялся. Это был тот самый смех, звук которого доставлял ей когда-то неизъяснимое удовольствие.

— Я заслужил все это.

— И не только это.

— Ну, давай, выскажи мне все.

— Не принуждай меня.

Она играла ключами, это давало возможность не смотреть на него.

Боже, как же хотелось сказать ему о многом — нет, обо всем! О разбитом сердце, о том, как она разыскивала его целый год, как не могла смотреть ни на одного парня — не хотела, чтобы кто-нибудь оказался рядом с ней, даже мысленно не могла заменить его кем бы то ни было. В какой жуткой депрессии она была, когда он пропал.

С другой стороны, так же сильно хотелось указать ему на дверь и больше никогда в жизни не думать, не вспоминать о нем, не касаться старых, с таким трудом заживших ран.

— Кэм, я знаю, ты не хочешь выгонять меня.

Он, как и раньше, умел читать ее мысли, чувствовал ее состояние, понимал ее чувства и желания. А Кэмрин хотелось, чтобы он ушел и оставил ее в покое. И в то же время в ней росло желание узнать, где он был все эти шесть лет и почему в то давнее время он расколол их замечательный мир надвое.

— Я уже не знаю, чего хочу, — тихо пробормотала она.

Спокойствие давалось ей с трудом, нахлынувшие воспоминания оживили даже запах кедра после летнего дождя, который с тех пор был связан для нее с Блейном. Отчаянно захотелось прижаться к нему, уткнуться носом в его шею под подбородком и вдыхать этот — ставший тогда родным — запах.

Чтобы отвлечься от бредовых, неуместных желаний, Кэмрин снова принялась крутить ключи.

— Я запираю кофейню.

— Да, понятно, но нам нужно поговорить.

— Не вижу в этом необходимости.

Если этот разговор состоится, если он расскажет, почему исчез шесть лет назад, она вновь окажется беззащитной. Давняя история может повториться и закончится для нее так же трагически. Но такой боли еще раз ей не вынести…

За годы после его ухода Кэмрин сумела построить для себя новый мир, другую жизнь — независимую, в которой она ни в ком и ни в чем не нуждалась. Кэмрин дорожила покоем и своей уверенностью в этой жизни и ничего не хотела менять. Пусть так и будет.

Блейн подошел к ней и нежно погладил ее щеку. Это простое движение вызвало в ней невольный трепет. Слишком хорошо она помнила эти руки, эти пальцы, которые нежными прикосновениями уносили в какие-то неведомые высоты радости и счастья. Нет, ей не удалось забыть Блейна за шесть долгих и трудных лет…

— Сделаю тебе кофе. Одну чашку. Пей и уходи. Или уходи без кофе.

— Давай кофе.

— Хорошо. Только пей побыстрее.

Он усмехнулся.

— Не слишком ты любезна со своими клиентами.

— Ты не мой клиент, ты мой… — Кэмрин резко замолкла — ведь она закрыла дверь в прошлое, зачем же приоткрывать ее, рискуя будущим?

— Ну-ну, продолжай, кто я твой?

— Сам знаешь. Поторопись со своим кофе, потому что сейчас, в эту самую минуту, я выставлю тебя.

Неожиданно Блейн тихонько засмеялся. Кэмрин с трудом сдержалась, чтобы не рассмеяться с ним вместе. Так было и в прошлом: он всегда мог развеселить и рассмешить ее, умел увидеть светлую сторону в любой ситуации. Парень, для которого стакан всегда наполовину полон, а не наполовину пуст. И Кэмрин любила в нем этот оптимизм. Кэмрин очень многое в нем любила, тем больнее ей было потом, когда она осталась одна…

— Какой ты хочешь кофе? — строго спросила она.

— Как всегда.

Круто развернувшись на каблуках, она пошла к стойке, слишком поздно поняв свою ошибку. Теперь, когда Блейн знает, что она помнит о нем все, в том числе, какой кофе он предпочитает, ей будет очень трудно демонстрировать свое полное безразличие к этому человеку.

Она вздрогнула, потому что он осторожно тронул ее плечо:

— Кэм, мне эспрессо.

— Как продвигаются наши планы? — Блейн уселся с Дирком и Майком, они помогали ему превратить его мечту в реальность.

Блейн украдкой взглянул на дерзкую шатенку за стойкой, которая с чрезмерным вниманием хлопотала над кофе-машиной.

За шесть лет она очень изменилась. Вместо непослушных вихров, как нельзя лучше отражавших бунтарский характер девушки, — красивая волна волос, свободно лежащих на плечах. Тоненькое гибкое тело, которое он так хорошо помнил, обрело изящные округлости. Теперь от этой красивой женской фигуры трудно было отвести взгляд.

Но больше всего изменилась личность Кэмрин. Исчезла непосредственная, впечатлительная, чувствительная девушка, которую Блейн знал и любил, а ее место заняла решительная, уверенная в себе женщина, без малейших колебаний демонстрировавшая ему, как неуместно и нежелательно его появление в ее жизни.

Ничего другого он и не ожидал. Он заслужил такой прием своим поступком много лет назад. Но тогда у него не было выбора. И сейчас, обводя взглядом кофейню — ее мечту, воплощенную в жизнь, и глядя на нее, по-прежнему сосредоточенно готовившую кофе, он понимал, что поступил правильно.

К тому же она может вести себя с ним как угодно — даже так, словно отражает набег тараканов в ее кофейню! Он-то заметил и кое-что другое. Как блеснули глаза, когда она узнала его, как она реагировала на его прикосновение. Все это вселяло надежды…