Официально они с Робертом были мужем и женой меньше года.

— Это только в первый миг невыносимая боль. Не делай из этого трагедию, любимая, — прошептал ей Роберт, перед тем как навсегда закрыть глаза.

Эти слова звучали в ее голове, когда она очнулась в больнице, чувствуя мучительную боль каждой клеточкой своего тела, своей души. Эти слова заставили ее выполнить свой гражданский долг в суде, подняться с больничной койки, стремительно пойти на поправку. И эти же слова начали преследовать ее в ночных кошмарах, когда она вышла из больницы.

Камилла презирала слабость во всех ее проявлениях. Поэтому она заставила себя собрать вещи и вернуться в Уайт-Хилл. Настало время предпринять очередной шаг, так решила она в завершение непростого дня.

Она проснулась от ощущения нежного поцелуя на своих губах. Этот поцелуй казался таким настоящим.

Камилла, не открывая глаз, сделала глубокий вдох. До нее донесся запах Пита. Ночной и свежий, как роса. Она протянула руку и дотронулась до него.

В темноте комнаты она увидела его. На Пита падал лунный свет из окна. Он сидел на краю ее постели.

— Я боюсь, Пит, — шепнула Камилла.

— Конечно, ты боишься. Человеку свойственно бояться всего нового, — проговорил он, склонившись к ней.

— Почему я чувствую себя такой виноватой? Как можно стыдиться того, что я не умерла вместе с ним? И я сержусь на него постоянно.

— Почему, Камилла?

— Если бы он не пытался оказывать сопротивление нападающим, мы были бы живы, оба… — прошептала она.

— Ты не знаешь этого наверняка. Да и как бы он смог смотреть тебе в глаза, нося в себе такое малодушие? А как ты смотрела бы на него?

— Разве ты поступил бы так же, даже зная, что они не оставят тебе шанса?

— Я надеюсь, что у меня хватило бы для этого решимости, — твердо проговорил Пит.

— Это безумие, Пит! — взволнованно воскликнула Камилла. — Как можно бороться со злом, обрекая себя на смерть, кидаясь на нож, подставляясь под пули? Разве жизнь не превыше гордости?

— Ты же знаешь, что он защищал не свою гордость, Камилла. Я больше чем уверен, что он надеялся отвести удар от тебя. Только так он мог сохранить ваше человеческое достоинство. Ни ты, ни он не смогли бы жить дальше, зная, что над вами грязно и безнаказанно надругались, — прошептал Пит и жарко поцеловал ее.

Камилла прижалась щекой к его груди. Она испытывала острую потребность верить ему. Он провел ладонью по ее стриженым волосам, по спине.

— Роберт погиб не напрасно, — уверенно проговорил Пит. — Ты жива. Осталось почувствовать это и не предавать его, — произнес он, заглянув в ее блестящие глаза. — Ты сама только что сказала, что жизнь превыше гордости.

Камилла погрузилась в сон. Ей только предстояло понять, что все это было красочным видением. Она еще долго ощущала поцелуи Пита на своих губах. И множество чувств, волнующих и жарких.

— Пит! — воскликнула она и… проснулась.

Ее подушка была влажна от слез, спина вся в горячечной испарине.

— Боже, — проговорила она, поняв, какой живой сон ее посетил.

Дом спал.

Она тихо прошла и проверила оба входа. Двери были заперты изнутри.

Ей привиделся самый реалистичный и самый фантастический сон в ее жизни.

Камилла смогла подняться только около полудня. До этого она безответственно валялась в постели, размышляя над тем, какую важную роль во влюбленности играют обстоятельства. Ведь если бы не этот странный и волнующий сон, утром она бы и не вспомнила о своем навязчивом соседе. Но, с другой стороны, откуда взяться такому сну, как не из ее собственного отношения к Питу, которое умело скрывалось за кажущимся безразличием? И она не стыдилась этих легкомысленных фантазий. И лишь когда услышала недовольный рык Киллера, заставила себя подняться.

— Хуже старого ворчливого мужа, — побранила она пса, накладывая корм в собачью миску.

Но пес вопреки предположению ждал вовсе не этого.

Киллер уткнулся мордой в ее колени.

— Уж не хочешь ли ты сказать, что скучал? — недоверчиво произнесла она, но все же нагнулась и принялась гладить холеную домашнюю собаку, которая еще недавно была грязной бездомной псиной. — Откуда такая потребность привязываться к человеку? Ты же лучше многих знаешь, на какие жестокости способны некоторые из людей. Зачем вновь и вновь испытывать судьбу, надеясь, что на этот раз жизнь будет к тебе добрее? Я ведь не привязываю тебя к себе насильно. Просто кормлю. В остальном ты свободен… Не понимаю я тебя, — покачала она головой.

Видя настойчивость Киллера, на этот раз Камилла пустила пса в дом. Это была новая веха в их отношениях. Он безошибочно нашел ее комнату и улегся на полу.

Камилла села на край кровати и расплакалась, как плакала этой ночью, когда мысленно прижималась к груди Пита.

Киллер преданными глазами смотрел на свою хозяйку, давая понять, что она не одна.

Ощущая в себе всплеск энергии, Камилла решила израсходовать ее на хозяйственные нужды. Взяла в напарники Киллера и отправилась на поле. Она засекла время с намерением поставить рекорд. Ласковый майский ветерок заботливо обдувал ее.

Длинные ряды лаванды больше не отпугивали ее. Спортивный азарт и врожденная сноровка помогали справляться с работой. И усталости она не чувствовала.

— Добрый день, мисс Кэмпбелл.

Камилла подняла голову. На краю поля стояли мальчики Макдугл.

— Мне не нужна ваша помощь, если вы для этого пришли, — категорически отказалась она.

— Вы всегда так говорите, — отозвался Саймон.

— Но это действительно так, — настаивала Камилла.

Киллер подбежал к Шону и Саймону и поприветствовал каждого, оставив землистые отпечатки передних лап на их джинсах.

— Побегайте лучше с собакой, — предложила она детям.

— Мы не маленькие, мисс Кэмпбелл, — гордо заявил Шон.

— Ну, как хотите, — сказала она и вернулась к работе.

— Папа собирается купить нам лошадь, когда начнутся каникулы! — поделился с ней радостной вестью Шон.

— Неожиданно, — отозвалась Камилла.

— Дед против, но отец сказал, что уже все решил, — заверил ее Саймон.

— А он не боится, что у него прибавится тревог? — заинтересовалась женщина.

, — Мы пообещали быть осмотрительными, — заявил Шон.

— А вашим обещаниям можно верить? — иронически осведомилась Камилла.

— Мы знаем, какая на нас ответственность, мисс Кэмпбелл. И распределим обязанности по уходу за лошадью. Не хватало только, чтобы отец пожалел, что доверил нам лошадь, — решительно произнес Саймон.

— Кстати, как он? — как бы к слову спросила их соседка.

— Немного расстроен, — чистосердечно поведал ей Шон.

— А что так? — поинтересовалась Камилла.

— Прошедшей ночью звонила наша мама. Он долго разговаривал с ней в своем кабинете. Трубку взял дед, он не хотел звать отца… Ну, вы понимаете… Но папа подошел и долго разговаривал с ней.

— Что-то серьезное?

— Не знаем. Но он всегда бывает расстроен после разговоров с ней.

— А вы часто разговариваете с мамой?

— Нет, — коротко ответил Саймон.

— Что же мешает? — спросила она.

— Она звонит не нам. Да мы и не хотим… После того, как она сказала, что ей необходим воздух, что с нами она задыхается, — резко произнес Саймон. — Но это все дерьмо!

Шон толкнул его под локоть.

— Не говори «дерьмо» при даме, — испуганно проговорил Шон.

— Я поняла твою мысль, Саймон, — сказала Камилла.

— Простите, — извинился он. — Но она хочет, чтобы мы ее поняли. Она даже прощения не просит. Обвиняет нас в том, что мы эгоистичные дети и не хотим ее понять.

— Ее послушать, мы должны сказать: «Все в порядке, мамочка. Делай как знаешь», — присоединился Шон.

— А вы? Что же ей говорите вы?

— То же, что и она, — резко сообщил Саймон. — Какие у нее основания обвинять нас в эгоизме? Ей нужна свобода? Что же, мы тоже не хотим зависеть от ее капризов. Она не звонит нам, когда у нее с очередным приятелем все в порядке. Она звонит, когда ей нужно, чтобы ее пожалели. Как мы живем, ее не очень-то волнует.