Всего на неравно разделенном участке стояло три больших строения. Благодаря Интернету Ананьев узнал, что у Павла Алексеевича Кузнецова есть младший брат Геннадий. Тоже архитектор, тоже маститый, известный, но, на взгляд Дениса, лишенный гениальной легкости брата, так как Геннадий творил монстров. Тяжеловесных, раскоряченных и очень востребованных в среде русских нуворишей. Дома Геннадия господствовали над владениями, как пушечные редуты. Недружелюбно подминали под себя пространство, торчали из-за крепких заборов оскаленными башенками с крыш и свысока облаивали соседей.
И если учитывать, что в данном случае соседом краснокирпичного чудовища выступал дом старшего Кузнецова, то создавалось впечатление – Денис едва скрыл усмешку, – что дом-непоседа дразнит претенциозного вельможу, насмешничает и носится по лужайкам, высовывая прозрачный длинный язычок крытого бассейна.
Забавное соседство. Оглядывая владения Геннадия Кузнецова, Денис заметил в углу возле кустов шиповника несколько аккуратных грядочек с зеленью и сделал в памяти зарубку посоветовать хозяйке этого огорода перенести скамейку поближе к петрушке и тем отгородить столовые посадки от идеально выполненной клумбы.
…Коротконогая моложавая Лариса уже нетерпеливо переминалась на дорожке, Ананьев добавил прыти и мысленно приготовился к увиденному от ворот: за поворотом плиточной дорожки Дениса поджидал кошмар из снов ландшафтного дизайнера: первозданное растительное буйство, ни разу не тронутое секатором. В невообразимых яблоневых дебрях, сливовых кущах, крыжовниковых зарослях и попросту лопухах прятался третий дом огромного участка.
Сам по себе вполне гармоничный, даже безукоризненный, он был вызывающе запущен и дряхл. По потрескавшейся, когда-то нежно-зеленой штукатурке ползли лианы и плети вьюнков, дикого винограда и бешеного огурца. Казалось, будто дом зарос кустистой неопрятной бородой и щерился на новичков-соседей выщербленными ступенями высокого каменного крыльца с редкими белесыми пломбами-заплатами. Над пышными буртами кустов, как нахмуренные брови, нависал угрожающе ветхий балкон.
Лариса собралась повернуть налево к дому старшего Кузнецова, Денис, заинтригованный невообразимым соседством старика, подошел к нему ближе. Погладил крепкие каменные перила крыльца, задрал голову и понял: когда-то этот дом был прекрасен. И запустение, и дикий виноград не в силах скрыть идеальные пропорции. Дом походил на пожилого дебошира-ворчуна, что встал в вызывающую позу и мстительно не позволял вмешательства в свои дела парикмахеров, стоматологов и психиатра.
Иногда Ананьеву казалось, что подобные несуразные соседства говорят о людских отношениях побольше всяких слов.
– Тут Вера Анатольевна, – нетерпеливо пояснила Лариса, – мамаша.
– А в доме у ворот? – не поворачивая головы, продолжая любоваться, «разгадывать» старика, спросил Денис.
– Там ее младший сын с семьей живет, – абсолютно ожидаемо ответила горничная. – Пойдемте, вас Катарина ждет…
Катарина ждала Ананьева в шезлонге у бассейна. Капельки воды еще не высохли на ее шелковой, без малейшего изъяна коже оттенка аппетитного топленого молока, когда женщина начала подниматься с лежака: узкая талия изогнулась коварной анакондой, навстречу садовнику колыхнулись восхитительно спелые груди.
– Добрый день, – пропело глуховатое контральто, – простите, что встречаю вас в таком виде – у меня режим. Утренний заплыв.
Катарина сняла очки, улыбнулась, и Ананьеву почудился вдалеке призывный гудок сирены «локомотива».
От женщин, подобных Катарине, у нормальных мужиков обычно сводит скулы, становятся тесными штаны и непроизвольно шевелятся ладони.
Ананьеву захотелось сбежать – бегом, бегом, пока не оглушил свисток «локомотива»! – захотелось хотя бы закрыть глаза или перевести их на коротконогую неаппетитную Ларису, захотелось рухнуть в бассейн и не показываться на поверхности минут пятнадцать, пока не проскочит мимо «поезд удовольствий», не покажется пыльный зад последнего вагона…
– Как вы находите мой сад?
Ананьев невразумительно повел плечом.
– Хочу вам объяснить. – Катарина подошла ближе, дотронулась тонкими прохладными пальчиками до предплечья садовника, как будто разворачивая его в другую сторону. – То, что перед вами — моя территория. То, что левее, – владения свекрови и грядки Елены, жены младшего брата моего мужа. Ваш фронт работ — мой, совершенно не запущенный сад. Вам понятно?
От того как хозяйка пропела «мой, совершенно не запущенный сад», у любого нормального мужика пересохло бы горло и отнялся язык.
Ананьев был двадцатисемилетним мужчиной на сто один процент: его язык едва не отвалился.
– Почему вы все время молчите? – Голубые глаза женщины ошпарили нереальным льдом.
Денис откашлялся, ушел немного в сторону от прохладных гладких пальцев.
– Вы выбирали готовые проекты по журналам?
– Да. Мой прежний садовник понимал меня с полуслова. Он был очень послушен.
Черт, черт, черт!! Бежать, бежать, бежать!!
И сбежал бы. Если бы вчера не начал бредить Кузнецовым. Его домами, его проектами, его личностью. Ананьев почти заболел идеей познакомиться со знаменитым архитектором. Готов был душу заложить и лечь на рельсы за знакомство с мужем этой… полуобнаженной Цирцеи! Продаться по частям и оптом.
Во многих статьях Павлу Алексеевичу пели осанну его многочисленные ученики. Лет десять назад старший Кузнецов открыл студию, куда приглашал работать молодых дизайнеров и архитекторов. Сейчас эти уже известные люди с благодарностью вспоминали: ««Старик Державин нас заметил» и дал нам шанс».
Кузнецов был настоящим воспитателем. Он открывал таланты и позволял им окрепнуть и продвинуться. Как истинный гений, Павел Алексеевич был абсолютно чужд зависти и жадности, знакомство с таким человеком Ананьев посчитал бы не шансом, а ШАНСИЩЕМ. Он был согласен работать в его доме бесплатно. За корку хлеба и стакан воды. Пахать, окучивать, творить, и черт с ней, с ипотекой! Такой шанс дается один раз в жизни, а квартир по Москве хватает…
– Мой муж Павел Алексеевич практически не вмешивается в обустройство сада, – с толикой гордости за лощеное «творение» напевала Катарина. – Мы с самого начала договорились: дом его вотчина, сад – мой. Вам нравится?
По совести сказать, Ананьеву понравилось то, что муж Катарины оказался человеком слова – обещал не трогать сад и выполнил. Хотя, наверное, наверняка… хотелось тут пройтись с мотыгой…
Денис скрестил пальцы на удачу, прослушал еще несколько куплетов от контральто и отправился с Ларисой знакомиться со своим временным убежищем: небольшим домиком у ворот, разделенным на две половины – жилая и рабочая. А попросту сарай для хранения рабочих инструментов.
– Раньше здесь жила семейная пара – Василий и Лида, – неторопливо поясняла горничная. – Они украинцы. Вася за садом присматривал, Лида за домом…
– А почему они уволились? – Он разглядывал комнатку с телевизором, электроплиткой, холодильником – все новое, чин чином. Двуспальная кушетка, на окне миленькие шторки, есть книжный шкаф…
– Они уволены, – строго поправила Лариса.
– За что?
Горничная сделала круглые глаза, втянула шею в плечи, изобразила – сие есть тайна, покрытая мраком.
Один из главных постулатов закона о домоводстве гласит: в самой прибранной квартире всегда найдется точка для приложения усилий. Данное правило подходит также садоводу. Процесс приложения усилий нескончаем.
Пару часов Ананьев провел в сторожке, обустраиваясь, разбирая инвентарь. Разложил его в привычном для себя порядке, кое-что подправил. Прошелся с граблями по саду. Часов с шести вечера занял наблюдательную позицию у въезда на территорию и приступил к прополке каменного бордюра подъездной автомобильной дорожки.
От гаража на спину падала приятная тень, крошечные сорняки едва пробивались меж гладких каменных валунов и вряд ли требовали такого внимания, но Денис трудолюбиво выковыривал из-под камней малейший корешок и сам себе казался девочкой, расписывающей стены в подъезде кумира любовными письменами. Он чувствовал себя фанатом от архитектуры – самоиронии хватало. Не хватало только фотографии Кузнецова, готовой вынырнуть из кармана комбинезона и отдаться под автограф.
