— Это так. Поскольку до сих пор мои предположения были верны, я решил, что он оставил её в живых, потому что она его не выдала бы. Сестра работает в клинике уже очень давно и, конечно, знакома с внешностью Перрета. Значит, она была сообщницей Рекберри.

Услышав слова Холмса, сестра задрожала, всхлипнула, закрыла лицо руками и глухо запричитала:

— Боже, помоги мне… помоги мне… я пропала… Боже, спаси меня…

Значит, Холмс был во всём прав, подумал я, глядя на неё.

— Разумеется, Рекберри был нужен помощник, — продолжал Холмс. — Может быть, она и раздобыла яд. Должен же он был его как-то достать. Возможно, она и выпустила его из камеры, ведь у неё были ключи. Двое выживших в массовом убийстве — это тоже было очень ловко придумано. Если бы в живых остался только один, это выглядело бы более странно. И на него бы, скорее всего, сразу же пало подозрение полиции. Но выжило двое, причём их версии полностью совпадали. Этот Рекберри был хитёр и изобретателен.

Все эти мысли появились у меня ещё в камере. А потом другие факты подкрепили мои предположения. Например, пятно крови на дорожке около кухни. Я сразу же понял, что это пятно осталось от свёртка с останками убитого, который успел пропитаться кровью. Его положили на дорожку. Подумайте сами, что ещё могло оставить такой след? Кровь самого убийцы? Вряд ли, потому что из раны кровь бы капала. А то пятно было совсем не похоже на капли крови. Но зачем он положил свёрток на землю?

Может быть, чтобы ноша не мешала ему тихо войти на кухню, ведь пятно находилось прямо у двери. Зачем ему туда заходить? — размышлял я. Чтобы подсыпать яд в обед, который тогда как раз готовили? Но, как вы, верно, помните, изначально предполагалось, что преступник отравил всех работников лечебницы, чтобы иметь возможность беспрепятственно проникнуть в камеру и убить Рекберри. Однако след на дорожке явился явным свидетельством того, что служащих отравили после убийства. Ведь свёрток с останками тела уже был у преступника с собой до того, как он подсыпал в еду яд. Значит, их отравили по какой-то другой причине.

И она состояла в том, чтобы уничтожить всех, кто мог узнать Рекберри. Когда я убедился, что тело было искалечено, только чтобы его не опознали, то подумал, что Рекберри наверняка захотел избавиться от останков. Проще всего было скинуть их вниз с обрыва. Оказалось, что так оно и произошло.

Теперь я понимал, что человек в кабинете доктора, скорее всего, Рекберри. Я читал в газетах, что по делу убийства семьи его допрашивал инспектор Лестрейд. Он легко узнал бы его, и Рекберри знал об этом. Тогда я попросил Энгельса подождать пять минут, а потом зайти в кабинет и объявить, что Лестрейд приехал из Лондона.

И через несколько минут Энгельс вошёл и убедительно произнёс имя инспектора. Как я и ожидал, это мгновенно подействовало на Рекберри. Хотя не думал, что его реакция будет настолько бурной. Понимая, что Лестрейд разоблачит его, он убежал и разбился насмерть.

— Браво, Холмс! — воскликнул я. — Отличная работа!

Инспектор Коули явно находился под впечатлением.

— Да, — произнёс он, — признаюсь, что это дело, которое вы считаете таким простым, запутало меня совершенно. Как хорошо, что мистер Энгельс попросил вас приехать сюда.

По лицу Холмса пробежала еле заметная улыбка. Ему была приятна похвала, хотя он и старался не показывать этого.

Вдруг послышался слабый голос мисс Клейтон.

— Я не знала, что он убьёт доктора и остальных, — сказала она так тихо, что я едва мог разобрать слова. — Клянусь, не знала об этом.

Все разом повернулись и посмотрели на неё.

— Ну конечно, вы обо всём знали, — заметил Коули. — Ложь не избавит вас от виселицы.

Сестра вздрогнула, как будто по её телу прошёл спазм. Она не сразу смогла заставить себя заговорить снова и с трудом шевелила сухими губами.

— Никто не поверит мне… но это так. Я не знала, что он собирается кого-то убить. Рекберри сказал мне, что его план был… чтобы доктор на несколько часов потерял сознание, а он бы занял его место, а потом сбежал из лечебницы. Он должен был добавить в еду лауданум, чтобы и все остальные тоже заснули. Это всё, что должно было случиться. Просто недолгий крепкий сон. Простой и незамысловатый план. Я должна была тоже притвориться спящей.

— Нет, мисс, это не пройдёт, — сказал Холмс. — У вас были ключи от камеры. С вашей помощью он мог сбежать в любой момент. Но побега было недостаточно. Он хотел выдать себя за другого человека, стать доктором Перретом. Это их внешнее сходство навело его на эту мысль?

— Я не знала, что он их убьёт… — пробормотала она снова.

— Как я уже сказал, ваши попытки напрасны. Зачем вы вообще согласились помогать ему? — спросил Холмс.

— Я уже немолода. И моложе не становлюсь, — сказала сестра. — Я провела всю свою жизнь ухаживая за другими людьми. Я хотела получить шанс изменить жизнь. Рекберри пообещал мне крупную сумму денег. Их хватило бы, чтобы устроиться в Лондоне и пожить хотя бы немного для себя. Он привёл доказательства, что у него есть деньги на счету в банке. Рекберри попросил приехать сюда поверенного из банка, чтобы тот показал мне бумаги. Казалось, что всё так просто… никто не пострадает… Рано утром сегодня я сказала доктору Перрету, что Рекберри плохо себя чувствует и что его надо осмотреть. Перрет покорно пошёл в его камеру. Рекберри должен был просто усыпить и связать доктора. Но когда я вошла в камеру и увидела кровь, увидела, что он сделал… — Мэри Клейтон закрыла лицо руками, — …это было ужасно… ужасно…

— Да, но не насколько ужасно, чтобы вы не помогли ему одурачить полицию, — сказал Коули. — Вы ведь понимали, что помогаете убийце, разве нет?

Вместо ответа женщина зарыдала ещё сильнее. Оплакивала ли она погибших или свою собственную судьбу, я не знал.

— Вы должны понимать, мисс, — сказал Холмс, — что, вероятнее всего, Рекберри не заплатил бы вам ни пенни. Скорее он покончил бы с вами при первом же удобном случае.

Сестра удивлённо уставилась на Холмса. Очевидно, она действительно не осознавала, что Рекберри попросту убьёт её позже, чтобы не давать денег и чтобы быть уверенным, что его самозванство останется тайной.

Женщина опустила голову и снова зарыдала.

Несколько недель прошло после тех событий, о которых рассказал. Я находился в старой квартире Холмса на Бейкер-стрит, пролистывал «Таймс» и вдруг наткнулся на колонку, посвящённую судьбе Мэри Клейтон. Её признали виновной в соучастии в убийстве и приговорили к смертной казни. Я рассказал об этом Холмсу.

— Полагаю, что это справедливый вердикт, — ответил он. — Без сомнений, Рекберри не смог бы убить Перрета или кого-то ещё в лечебнице без её помощи.

— В суде она до последнего продолжала настаивать, что Рекберри её обманул и что она думала, будто никто не пострадает.

— Ложь в целях самозащиты. Даже если её слова и правда, то они не влияют на тот факт, что было убито столько людей.

— Полагаю, это так. Подозреваю также, что Клейтон и Рекберри вполне могли избежать правосудия, если бы не вы, Холмс. Полицию Линкольншира они легко ввели в заблуждение. То, что вы сделали, просто превосходно.

— Это очень мило с вашей стороны, дорогой мой друг. Но, по правде говоря, я не могу принять похвалу за то, что разгадал такую элементарную загадку. Раскрытие преступлений — это наука. Но в данном случае никаких знаний не понадобилось. Ответы лежали на поверхности. И они были очевидны с самого начала.

— Однако ни мне, ни остальным.

— Простите меня, дорогой мой друг, но некоторая бестолковость других людей вовсе не повод преувеличивать мои заслуги в этой истории. Чтобы разобраться в этом деле, вполне хватало простой логики. Поэтому всё было элементарно, хотя план преступления оказался на удивление смелым и в то же время поразительно жестоким. Тем не менее Рекберри крайне небрежно привёл его в действие и плохо продумал детали. К примеру, то, как он отрезал себе кусок уха. Было очевидно, что его ране всего несколько месяцев, а никак не несколько лет. К тому же он сделал это совсем неточно, и форма пореза не напоминала ту, что на фотографии Перрета. Нельзя недооценивать мелочи в искусстве дедукции. И когда преступник разрабатывает схему преступления, он должен всегда помнить о важности каждой детали.