Когда ты раздет, и твой друг раздет, и совершенно голая девчонка ласкает себя перед вами, меньше всего думаешь об уважении.
– Даже не вздумай! – тихо говорит Костик. – Пусть сама старается. Будет знать, как приставать со всякой херней!
Потом, ночью, она жмется то к одному, то к другому, но оба ее отпихивают. И больше – ни слова претензий, ни звука.
– Я знаю, как этих дур лечить. Можно было, конечно, жестче. Но вдруг бы ей понравилось, а меня садо не очень прикалывает, – рассуждает Костик спокойно.
«ЭДЕМ» – АД ПРИ ЖИЗНИ». Эту статью тоже нашел Костик и притащил на работу.
– Проезжал мимо киоска, и заголовок в глаза бросился.
А заголовок – почти во всех газетах. И статья довольно странная. Смысл в том, что общественная организация «Союз» инициировала расследование частного детектива, который выяснил, что «Эдем» – не просто коттеджный поселок, а промежуточное звено между центром столицы и кладбищем. Он и географически – посредине.
Стариков заселяют сезонно – весной, за год истребляют, а по весне набирают новых, таким образом очищая центр.
По отношению к организаторам проекта туманно употреблялось местоимение «они». Но нигде не было указано, что проект организован мэрией или кем-то из городских чиновников. Зато подчеркивалось, что рекламой «Эдема» занимается лично Денис Федулов, и это, разумеется, ни у кого не вызывало сомнений.
Метод истребления стариков тоже не разглашался, но автор статьи намекал, что для квалифицированного медперсонала не составляет никакого труда совершить убийство под видом оказания медицинской помощи.
Итогом этой довольно абстрактной статьи была фотография Дениса и выноска в прямоугольнике: «Добро пожаловать в ад!»
– Ерунда какая! – Денис оттолкнул от себя буквы. – Это все, что нарыл Пичахчи? Голословные обвинения?
– Шихарев ему в два счета гайки прикрутит! – утешил Костик. – Ты бы позвонил ему…
Но Шихарев позвонил сам.
– Денис… Разговор есть… Блин. Нет, встречаться уже не нужно. Поторопился я с тобой. Ты, вот, оказывается, какой ненадежный товарищ, проблемный. Конфликты у тебя какие! Да, я понимаю, что Измайлов. Денег я назад не требую, хотя в этом году ты мне все порубил, весь бизнес. Понял теперь, как дальше? Меня Макс не вспоминает и не будет, а ты – выгребай сам. Но если мое имя где-то всплывет – я тебе светскую жизнь укорочу, и не светскую тоже. Я сейчас спокойно объясняю, мне важно, чтобы ты меня правильно понял. «Эдем» – проект долгосрочный, но в этом году из-за скандала я уже ничего из него не выжму. Придется его переименовывать, телефоны менять и продолжать на следующий год. Но ты – утряси все, Денис, утряси. Иначе – лежать тебе вместе с твоими любимыми старушками в сырой земле. Понял? Доходчиво?
– Не понял. Интервью же с тобой было? Все его видели.
– Интервью было и прошло. Я об «Эдеме» ничего не знаю. Может, ты его и придумал. Так что, один перевод стрелок – и я тебе памятник попроще закажу, без эпатажа. Теперь доходчиво?
Уже к вечеру муниципальный канал передал, что мэрия к проекту «Эдем» не имеет никакого отношения, а жители города должны быть бдительны, не поддаваться на фальсификации и не доверять рекламе, даже если в ней участвуют известные журналисты.
– Шихарев тебя кинул походу, – комментирует Костик, глядя в очередную статью. – Просто обвал заказухи. Не боишься, что центральный откажется от сотрудничества?
– Не боюсь, ничего не боюсь. Другой вопрос меня мучит… Ты меня уважаешь?
Костик смотрит молча, тяжело, а потом насилу улыбается.
– Во ты приколист!
21. ЕСЛИ К ОСЕНИ ВЫРУЛИШЬ, ПОЗВОНИ.
Денис чувствует, что нужно все обдумать. Травля в газетах все еще длится, но никто из редакторов не обращается к нему за разъяснениями. Все эти статьи не касаются его напрямую, а касаются исключительно проекта «Эдем» и спекулятивной рекламы, в которой он участвовал. Разъяснения редакторам не нужны, за них не проплачено.
Дебил-Макс продолжает тратить деньги на реализацию своей страшной мести. Реакции центрального канала пока нет, и Денис работает в обычном режиме.
Только Костик немного напрягся. Но дома – все по-прежнему, и дома не получается все обдумать и разложить по полочкам. Дома Денис отдается другой стихии.
И тут разгромная компания выходит на новый уровень. Статьи приобретают однозначный и четкий вектор – Федулов и его «Час откровенности». И уже плывет все – двойная бухгалтерия, неуважение к интервьюируемым, высокомерное и издевательское отношение к молодым талантам.
«Позволяет себе такие замечания, которые выдают в нем не просто умничающего профана, но человека черствого, бездуховного, неспособного понять прекрасное», – жалуется оперная дива Арефеева.
«Хамит. Острит невпопад. Когда я сказал, что четыре языка знаю в совершенстве, он заржал прямо мне в глаза», – вспоминает футболист Иван Кравец.
«Факты перевирает. Куски диалога выбрасывает, и получается, что я сказала то, чего не говорила. А я не говорила, что звезды продаются после корпоративов. Я не говорила, что Шестаков гей. Когда увидела это в передаче, ужаснулась. Не была готова к тому, что «Час откровенности» выдумывает «откровенности» сам, без участия и согласия гостя», – говорит Макс Измайлов устами Милочки Лебедевой.
«Богохульствует и пропагандирует безбожие. Не удивляюсь, что он замешан в таком грязном, преступном деле, как «Эдем», – добивает Рубакин.
Жалобы накапливаются. За ними идут признания в том, что Денис вымогал деньги за участие в программе, и опять находится ряд свидетелей. То есть частный детектив Пичахчи работает хорошо, очень хорошо…
Да и что тут обдумывать? Отчасти правда, отчасти полуправда, как и в истории про пиццу. За каждой передачей, за каждой медийной персоной стоит нечто подобное, и если задаться целью очернить эту персону, то все возможно, почему нет? Но договоренности о будущих интервью куда-то улетучиваются.
– Со мной не хотят разговаривать, – Юля едва не плачет. – Бросают трубку.
– Не звони пока никому. Возьми отгулы. Утрясется.
Но как утрясется, если он не утрясает? Нужно самому заказать интервью с собой на каком-то канале, в какой-то газете, нужно оправдаться так, чтобы ни разу не упомянуть имени Шихарева. Ситуация зыбкая.
– И как дальше? – спрашивает Костик.
– Может, сделать интервью с самим собой? – полушутя говорит Денис.
– Какой канал теперь его возьмет? Вряд ли… Даже мне не хочется вхолостую работать.
В сердце влетела оса. Зудит и жалит изнутри, но не сдыхает. Думает, когда же сделать больнее, когда же?
– Да, честно говоря, табак это дело, – продолжает Костик. – Если к осени вырулишь, позвони. Я пока на себя поработаю.
Денис хватается за спасительную мысль: это он о работе, это только о работе. Но к чему тогда «позвони»? Разве они расстаются?
– Кость, ты чего?
Спросить бы: «Уходишь?» Но они же не любовники. Они близкие люди, а близкие люди не пропадают внезапно.
– Ухожу, – говорит спокойно Костик. – Поднадоело это. И Оксана тоже. Не вечно же нам так жить?
– Если ты из-за работы, то я все улажу, все исправлю…
Но Костик качает головой.
– Нет, не только из-за работы. Просто нужно менять компанию.
– А как же я в студии… вдруг… если?
– Ну, Олег поснимает, если что. Хотя не думаю, что кто-то еще согласится к тебе зайти на огонек…
«К тебе». Строили вместе, а у разбитого корыта сидеть одному Денису – это не для мобильного Костика.
И снова Денис чувствует, что Костик прав. Прав однозначно и беспощадно. Для него сейчас и Денис, и Оксана – это балласт, который нужно поскорее сбросить. Ему некогда даже поговорить об этом – его уносит ветром дальше и выше.