– Сэр!

Смуглые щеки Хасины приобрели оттенок спелых слив. Она поспешно сошла с золотого подлокотника трона и смахнула пылинки, которые там могли оставить ее сандалии-«гладиаторы». Не сказав более ни слова, они с Бебом удалились на кухню. Несколько секунд спустя из встроенных динамиков зазвучали высокие голоса. «Sharkiat», используя перекрывающий несколько октав голос Мэрайи Кэри и звуковую дорожку из «Элвин и бурундуки», сотрясал дворец своим «Ya Helilah Ya Helilah».

– Папочка! – взвизгнула Клео; голос ее был и хрустящим, и мягким одновременно, как подтаявшие «M&M». – С возвращением! Как ты съездил? Тебе нравится мой плакат? Я сама его сделала!

Она с гордостью встала между колоннами, ожидая отцовской реакции. Хотя ей уже перевалило за пятнадцать (спасибо мумификации!), она все еще жаждала отцовского одобрения. А иногда его было добиться труднее, чем накрасить ресницы во время песчаной бури.

Но не сегодняшним вечером. Сегодня Рам обошел своего писца Ману и направился прямо к дочери, раскинув руки так, чтобы сразу ясно было, как сильно он ее любит.

– Сэр! – окликнул его Ману. Из-под ровного тона прорезались нотки беспокойства. – Ваше пальто!

– Царевна! – воскликнул Рам, притягивая Клео к наквозь промокшему черному тренчу и крепко обнимая. Проливной дождь не сумел смыть с него затхлых запахов международного рейса и езды в насквозь прокуренном «Бентли» с личным шофером, равно как и тяжелого мускусного запаха его кожи. Впрочем, Клео не возражала. Даже если бы он пах, как кошачий лоток с недельными экскрементами, она и тогда не перестала бы его обнимать.

Взяв ее за плечи, отец немного отстранился и внимательно оглядел Клео. Это чрезмерное внимание заставило Клео поежиться.

Что случилось – ее платье-футляр от «Herve Leger» чересчур облегающее? Фиолетовые стрелки на глазах слишком тонкие? Блестящая тушь на глазах слишком яркая? Коричневые звездочки, нарисованные хной на скулах, слишком маленькие?

Клео нервно хихикнула.

– Что такое?

– У тебя все нормально?

Отец вздохнул, распространив вокруг себя аромат табака. Взгляд его темных миндалевидных глаз был каким-то незнакомым. Ласковым. Внимательным. Даже, быть может, испуганным. У большинства людей это воспринималось бы как тревога. Но ее отцу это было совершенно чуждо. Как будто во время своих археологических раскопок он эксгумировал какое-то погребенное чувство.

Клео улыбнулась отцу.

– Конечно, у меня все нормально. А что такое?

Со стороны столовой донесся негромкий звон колокольчика. Закуски были готовы. Чизизи суетливо сползла с пальмы. Бастет, Акинс, Эбони, Уфа, Узи и Миу-Миу неслышно выбрались из-под фаэтона и ринулись навстречу обильной трапезе. Клео тепло улыбнулась: все это было так предсказуемо! А вот Рам не улыбнулся. Тревога сковала его лицо, словно маска из глины с минералами Мертвого моря.

– Да все эти новости. – Рам потер виски. Его черные с проседью волосы были отчего-то жестче обычного. – Чем эта Фрэнки вообще думает? Как Штейны могли это допустить? Они поставили под удар все наше сообщество!

– Так ты слышал? – переспросила Клео. Но на самом деле чего она хотела, так это узнать, насколько много известно отцу.

Рам вытащил из внутреннего кармана свернутую в трубочку «Сейлем ньюс» и ударил ею по ладони, поставив точку на минуте нежности.

– Виктор что, забыл вложить своей дочери мозги? Потому что я, клянусь Гебом, не могу понять, почему…

В столовой снова прозвенел призыв приступить к закускам.

Внезапно Клео ощутила неодолимое стремление заступиться за Фрэнки. Или, может, это было стремление заступиться за себя?

– Но ведь, похоже, ее имени никто не знает. А в школе она красится под нормалку, так что ее и не узнал никто. Может, она пыталась поймать ка за рога, – высказала предположение Клео, нервно покачиваясь на своих высоких платформах. – Ну, знаешь, чтобы что-то изменить.

– Да что ей менять?! Ее создали месяц назад. Что дает ей право вообще что-либо менять? – спросил Рам, взглянув на плакат «Добро пожаловать». Наконец-то! Но на энергичном лице отца не отразилось и намека на то, что он оценил ее усилия.

Клео невольно стало интересно: откуда отец так много знает о Фрэнки? Нет, ну серьезно! У некоторых друзей Клео родители никогда не рисковали путешествовать дальше Сан-Франциско. Однако же они удивительным образом не замечали ни вечеринок, ни ночных покатушек на родительских автомобилях. А вот ее папа уезжал на раскопки на другую сторону планеты и возвращался, настроенный на волну лучше, чем радиостанция во время викторины с розыгрышем призов в прямом эфире. Ну полное ка!

– Что происходит с вашим поколением? – продолжал Рам, проигнорировав вопрос дочери. – Вы абсолютно не цените прошлое. Не уважаете традиций. Ничего не хотите, кроме как…

– Сэр! – перебил его Ману. На лысой голове писца блестели капли дождя. Он сжимал ручку алюминиевого кейса с такой силой, что темные костяшки посерели. – Где вам угодно это разместить?

Задумавшись над ответом, Рам погладил щетину, покрывшую его лицо за день, проведенный в пути. Мгновение спустя он взглянул на Клео, а затем указал на огромную двустворчатую дверь в другом конце зала. Крепко взяв дочь под руку, Рам повел ее через просторную переднюю с тщательно отработанным изяществом, и они вступили в тронный зал.

Семейство соколов, захлопав крыльями, направилось к финиковой пальме. Шум заостренных крыльев наполнил собою зал, напоминая хлопанье флагов на ветру.

Стены из чеканной меди отражали пламя алебастровых масляных ламп и светились мягким янтарным светом. Проход, застеленный плетеной тростниковой циновкой, отполированной на протяжении тысячелетий босыми ногами их предков, вел к возвышению, где стояли их троны. Клео опустилась на пурпурную бархатную подушечку на сиденье трона и положила руки на украшенные драгоценными камнями золотые подлокотники. Нижняя челюсть у нее тут же инстинктивно выдвинулась вперед, а веки опустились, наполовину прикрыв глаза. Теперь, когда ресницы загораживали обзор, все вокруг распалось на мелкие частицы. Клео внезапно сделалась царицей, пьющей наслаждения своего владения по глоточку, а не единым махом: черно-изумрудный скарабей над дверным проемом… тростники на берегах змеящегося Нила… два эбеновых саркофага по обе стороны от входа…

Эти картины, запахи и звуки ее царства изгнали напряжение последних двух дней и вернули Клео ощущение безопасности, особенно благодаря тому, что теперь его правитель вернулся. Дышать стало менее утомительно, и Клео пробрал трепет от ощущения, что все ей обязаны. Истинно царское чувство.

Как только они заняли свои места, Ману осторожно положил кейс на медный столик между тронами и отступил на шаг в ожидании дальнейших указаний.

«Открой», – велел Рам мановением кисти руки.

Ману щелкнул замочком, поднял обитую изнутри бархатом крышку и снова отступил, уже подальше.

– Вот, – произнес Рам. – Я нашел это в гробнице тети Нефертити.

Он со спокойной уверенностью повернул надетое на большой палец кольцо с изумрудом.

Клео перегнулась через поручень и ахнула. Она тут же принялась мысленно составлять опись щедрого подарка, что, сверкая, лежал перед ней.

1. Лазуритовое ожерелье в форме сокола. Его раскинутые крылья должны были покоиться на ключицах женщин, перед которыми преклонялся весь Египет.

2. Широкие чеканные золотые браслеты с Оком Гора из изумрудов и рубинов.

3. Массивная золотая корона в форме коршуна, столь отягощенная сверкающими драгоценными камнями, что Клео видела свои жадно распахнутые глаза в каждом камне.

4. Золотое спиральное кольцо с серым лунным камнем размером с шарик жевательной резинки, буквально-таки светящимся в полумраке.

5. Грушевидные нефритовые серьги, оплетенные золотой проволокой. По сравнению с ними изумруды, которые Анджелина Джоли надевала на церемонию вручения Оскара в 2009 году, смотрелись как бирюльки на резинках для волос.

6. Золотое ожерелье-оплечье, украшенное жемчугом и подвесками из павлиньих перьев.