Син отставила в сторону бесполезный телефон.

— Как ты себя чувствуешь?

— Как?.. — Он сделал медленный и осторожный вдох, после чего метнул на нее убийственной силы взгляд. — А как, по-твоему, черт возьми, я могу себя чувствовать, когда на мою ногу намоталось полмили телефонного шнура?!

Так вот что его подкосило. Теперь Син стало понятно, о каком крючке он говорил: шнур не просто обмотался вокруг его щиколотки — он был выдран из стены вместе с розеткой. А она еще хотела дозвониться!..

— Думаю, пока тебя не осмотрит врач, двигаться не стоит. — Ей показалось, что он пытается подняться, и она предостерегающе положила руку ему на плечо. — Правда, я уверена, что ничего страшного: ты потерял сознание всего на пару минут…

— Я не терял сознание, Син. — Свистящий шепот Вульфа был, пожалуй, пострашнее его грозного рыка. — Я просто лежал с закрытыми глазами и считал до ста, чтобы не поддаться искушению и не придушить тебя этим вот шнуром за твою дурацкую привычку ходить с телефоном из комнаты в комнату!

Он был прав. И он до сих пор помнит, как семь лет назад ему пришлось вызывать телефонного мастера, чтобы удлинить телефонный шнур, потому что она действительно обожала, разговаривая по телефону, «ходить из комнаты в комнату». А потом он то и дело спотыкался о черные кольца провода и ужасно злился!..

— Хорошо еще, что у тебя кукольный дом, и полумильного шнура вполне достаточно. Впрочем, мне и этого хватило, чтобы почти свернуть себе шею!

Син сочла за лучшее не вступать с ним в споры по поводу размеров ее дома. Тем более что спорить с Вульфом бесполезно, а сама она была вполне довольна тем, что имела.

Она все еще стояла подле него на коленях и с беспокойством наблюдала, как мрачнеют и полнятся болью его глаза всякий раз, когда он пробует пошевелиться; как он прикусывает губу, чтобы не застонать. Видно, без врача им все-таки не обойтись.

— Где болит? Голова? — Она не рисковала прикасаться к нему.

— На голове у меня всего-навсего шишка, хоть и размером с яйцо; ничего, может, поумнею… наконец! — Он поморщился от боли, поднеся руку к больному месту. — А вот с ногой дело, кажется, похуже. Боюсь, не смогу встать.

Син взглянула на его ноги, машинально отметив про себя одинаковые черные носки на обеих; глупость, конечно, страшная — замечать такие вещи, но это лишний раз доказывало, что нынешний Вульф мало похож на себя прежнего: тот мог запросто выйти в разных носках и даже не заметить этого, пока она не напомнит…

— Эту проблему я решил. Теперь ношу только черные носки. — Вульф и на этот раз угадал ее мысли.

— Разумное решение. — Она поспешно отвела взгляд, чтобы не видеть заплясавшие в золотистой глубине его глаз насмешливые искорки.

— Хотел бы я, чтобы все проблемы решались так же легко. — Вульф опять посерьезнел. — Син…

— Давай-ка посмотрим, сумеешь ли ты встать. — Она поднялась и наклонилась, чтобы дать ему руку. — Если не получится, то, раз телефон не работает, сама поеду за врачом.

— Разговор окончен? — Вульф смотрел на нее в упор, не делая попыток встать.

— Прошлое лучше не трогать, Вульф. — Син избегала его взгляда.

— Я говорю не о прошлом… — Он ухватился за нее.

— А настоящего у нас нет. — Она не сдержала горечи. — И нечего себя обманывать. Единственное, что мы имеем здесь и сейчас, так это твоя больная щиколотка. И я собираюсь как можно скорее передать тебя в руки медицины. Попробуй добраться до кресла, чтобы я могла взглянуть, что с ногой.

Но и так было очевидно, что нога, зажатая — как в тиски — между диваном и столиком, распухла и наверняка здорово болит.

Вульф еще некоторое время молча смотрел на Син (ей это время показалось вечностью!), затем медленно кивнул, попытался опереться на стопу, и его лицо свела такая судорога боли, что Син отвела глаза. Когда она посмотрела на него снова, он уже сидел в кресле, и только капельки пота на лбу выдавали, как дорого далось ему это движение.

Нога от щиколотки была вдвое толще обычного, и Син поняла, что, если сейчас же не снять туфлю, потом стопу можно будет освободить, лишь разрезав дорогую обувь ручной работы.

Син опять поймала себя на том, что ищет и находит различия между этим Вульфом и тем, которого она некогда знала. Нет, не то чтобы прежний Вульф не любил хорошо одеваться, просто не придавал одежде большого значения. Теперь же все вещи были тщательно подобраны, что так не походило на него, если только он занимался подбором сам, а не поручил это кому-нибудь вроде Барбары! Помнится, она охотно занималась обустройством его квартиры; и как знать, не занимается ли она этим и поныне? Все эти годы, что он и Син могли быть вместе?.. Думать так было грустно, и Син отогнала эти мысли прочь.

— Туфлю надо снять, — сказала она, кладя его ногу себе на колено. — Прости, — извинилась она за причиняемую боль и, стараясь действовать аккуратнее, расшнуровала туфлю, сначала ослабив давление на стопу, а затем освободив ее полностью; при этом Вульф опять поморщился, но ничего не сказал, хотя и так было ясно, что он едва сдерживается. — Почему бы тебе не вскрикнуть, если хочется, как это делают все нормальные люди? — Син физически ощущала его муку, страдая и от нее, и от его стоической выдержки.

— Вряд ли это поможет, — спокойно ответил он.

— Прости, — повторила она. — Тебе надо поскорее к врачу. Пусть он проверит, нет ли перелома.

— У меня вряд ли получится «скорее». Но ты ведь отвезешь меня?

— Кто… я?.. Разумеется, отвезу! Не могу видеть чужие страдания, — добавила она, чтобы скрыть свое замешательство, когда снова встретилась с ним глазами.

— Ну, вот теперь все ясно, буду знать свое место; а я было подумал, здесь что-то личное, — не без горькой насмешки парировал он.

И Син опять не стала с ним препираться.

Важно было придумать, как довести его до грузовичка и доставить в ближайший госпиталь — в Западном Мидлсексе — в пяти милях езды. Она подставила Вульфу плечо, чтобы он мог опереться на нее и дойти — доковылять! — до машины.

— В кузове тебе будет удобнее, — сказала она, понимая, что ей не под силу подсадить его на пассажирское место в кабине: она слишком маленькая, а он чересчур тяжел. Куда легче оказалось помочь ему перевалиться в низко посаженный кузов грузовичка. Впрочем, перенося всю тяжесть своего тела через невысокий бортик, Вульф умудрился-таки прижать ее к себе.

Син вновь накрыло жаркой волной смущения: сколько бы она ни убеждала себя, что их с Вульфом ничто не связывает, ее тело отказывалось подчиниться доводам рассудка и раз за разом упрямо отзывалось на его близость; вот и сейчас соски напряглись под тонкой тканью блузы, к счастью непрозрачной!

— Тебе придется отогнать мою машину, — кивком показал он на «БМВ».

— Не волнуйся, я не собираюсь через нее переезжать. — Она сверкнула глазами, раздосадованная и на себя, и на его неуместное замечание: только бы не въехать на этом дорогом автомобиле в садовую ограду!.. Вроде бы обошлось… Теперь и «БМВ» в безопасности, и ей достаточно места для маневра.

Син тронулась с места…

В госпитале она передала Вульфа в надежные руки двух дюжих санитаров, которые усадили его в кресло на колесах и повезли на рентген, оставив Син в одиночестве и… дав ей столь необходимую передышку.

Ей показалось, что прошло уже много времени, и она забеспокоилась, не забыли ли о ней вовсе, когда уже знакомый ей санитар вкатил в комнату для посетителей кресло, на котором восседал Вульф с забинтованной — но не в гипсе! — ногой. Стало быть, кости целы! Вульф был бледен, под глазами залегли темные круги, и можно было догадаться, что ему пришлось нелегко.

— Перелома нет, — бодро объявила медсестра и поставила рядом с Син пару костылей. — Но какое-то время вашему мужу понадобится это. Постарайтесь дня два-три соблюдать максимальный покой, мистер Торнтон. Пока не спадет опухоль. — Выпалив все это скороговоркой, она направилась к следующему пациенту.

Син застыла, глядя на Вульфа, который, казалось, пропустил сказанное мимо ушей, даже то, что сестра, оговорившись, назвала их мужем и женой. Ну, если ему все равно, то ей и подавно!