Когда все имущество из-под обломков судна было перенесено на остров, принялись за постройку жилищ. В первые дни команда просто подвешивала свои койки под пальмами. Но это могло кончиться печально. Кокосовые орехи падали ночью с высоты 15―25 метров около спящих, и счастье, что ни одна из этих «вегетарианских бомб» не упала кому-нибудь на голову. Она навсегда «захлороформировала» бы спящего. На земле, которая кишела всякими животными, также нельзя было спать. Все поэтому с большим рвением принялись за постройку палаток.

Первая палатка вышла неудачной, но каждая следующая удавалась лучше. Мы строили их с таким расчетом, чтобы на каждую палатку хватало одного паруса. Большую помощь в этом деле оказал один из пленных американцев, капитан Петерсен. Он со своей молодой красивой женой построил прекрасную палатку. Все наши палатки были выстроены близ берега, в одну линию, рядом с шалашами туземных жителей. Образовалась целая улица, которая была названа набережной «Морского Чёрта». Наш лагерь разделялся на три квартала: немецкий, где жили мы, французский и американский ― в которых расположились пленные французы и американцы. Кроме жилых палаток, были построены палатки для продовольствия, боевых припасов и оружия, для карт и инструментов; большой камбуз с очагом и духовой печью и радиотелеграфная рубка. Она доставляла нам радионовости и заменяла газету. Кроме того, была построена кают-компания ― в ней был настелен даже деревянный пол. Около стола были вертящиеся, привинченные к полу кресла, точь-в-точь как в судовой кают-компании.

В жилые палатки была перенесена вся мебель с судна, а пол был посыпан мелким белым коралловым песком. Посередине лагеря была очищена площадь, на которой по вечерам играл наш оркестр. С судна был перенесен небольшой дизель-мотор и динамо, которые снабжали нас электрическим светом. Мы имели в своем распоряжении также коптильный аппарат, и с помощью кокосовой скорлупы ежедневно коптили большое количество рыбы. Прекрасный отлогий берег спускался к лагуне. Ночью слышался прибой морской зыби и убаюкивал нас, как нежная колыбельная песнь. В дневную жару мы искали прохлады на наветренной стороне острова, где постоянно дул легкий ветер с моря. Многие богатые люди за двухнедельное пребывание в этом летнем раю заплатили бы целое состояние.

После десятидневных строительных работ, утомительных в виду жары, идиллия была осуществлена. Посреди лагеря был подвешен к пальме наш судовой колокол. Стали регулярно биться склянки [22]и иногда устраиваться переклички и смотры. На одной из самых высоких пальм была сооружена наблюдательная вышка, чтобы следить за всеми судами, проходящими в море.

Для полного нашего благополучия не хватало только судна, которое могло бы снова дать связь с культурным миром. Наш крейсер лежал разбитым на рифе, но мы не унывали. Все наши надежды покоились на уцелевшей шлюпке. Большинству, правда, казалось немыслимым пуститься в море на такой скорлупе и искать большее судно, чтобы отважиться захватить его. Но пират подобен игроку ― он должен все снова и снова пытать счастье.

Мы изготовили мачту, такелаж и паруса, свили все спасти, отскоблили краску со шлюпки, проолифили её и выкрасили заново. 23-го августа шлюпка была уже вполне готова. Но нельзя было принимать легкомысленных решений. Как мне ни надоело губернаторствовать на острове и как меня ни тянуло снова в море, я не считал себя в праве рисковать жизнью других людей. Мы все отдавали себе отчёт, что предстоящее предприятие, как в военном, так и в спортивном отношении, опаснее и рискованнее. чем все предыдущие. Наша шлюпка при самом тщательном оборудовании имела один существенный недостаток ― из-за низкобортности она при крене черпала воду. Нам приходилось впоследствии, даже в тихую погоду, выбирать ежедневно до 40 ведер воды.

Был собран военный совет. Нужно было решить: в какую сторону отправиться, как долго остающаяся команда должна ждать возвращения, под каким деревом она должна оставить нам письмо в случае, если ей придется все же покинуть Мопелиа. Каждые полгода на остров заходил парусник, чтобы забирать кокосовые орехи и черепах, собранных туземцами. Мы предполагали сначала пристать к островам Кука, а если там не встретим подходящий корабль, то идти дальше к архипелагу Фиджи. К сожалению, мы недостаточно учли малую мореходность нашей шлюпки, иначе мы не решились бы идти к этим островам в сентябре месяце, когда там свирепствуют штормы. Мы рассчитывали проходить ежедневно 60 миль, в 30 дней мы могли пройти все требуемое расстояние и через три приблизительно .месяца быть обратно в Мопелиа с захваченным нами кораблем.

Шлюпка наша была открытая, 6 метров длины; высота борта над водой по середине шлюпки была всего 28 сантиметров. Каждый поймет, что такая шлюпка в свежую погоду мало защищала от волн в открытом море. К тому же пришлось загрузить её снаряжением и продовольствием на много недель плавания. Было взято несколько жестянок консервированного мяса и шпика, но главный запас провианта состоял из сухарей и воды. Был также установлен пулемёт и взято две винтовки, несколько ручных гранат и револьверов. Навигационные инструменты и секстан также не были забыты. Все, разумеется, стремились участвовать в этой морской экспедиции. Я выбрал пять человек наиболее крепкого здоровья. На острове Мопелиа командование было передано лейтенанту Клингу.

Приближались минуты расставания. Еще одно братское рукопожатие, и узы, соединявшие нас всех, впервые порвались. Только теперь мы поняли, как близок был нам каждый из товарищей.

Наше новое судно делало вначале, при благоприятной погоде, в среднем по 4 узла. Курс был взят на остров Атиу, расположенный в 300 милях расстояния. У нас имелось на два месяца сухарей и запас пресной воды на три недели. Шлюпка была до того переполнена, что пробраться с носа на корму можно было только ползком. Провиант, фотографические аппараты, табак и необходимая дождевая одежда были уложены в воздушные, камеры по бортам шлюпки. От этого остойчивость шлюпки, конечно, сильно пострадала. Имелось четыре матраца, так что четыре человека могли одновременно лежать, из них двое, правда, только в согнутом положении.

Страшнее всех этих неудобств был хронический запор, которым все стали страдать из-за однообразной пищи и отсутствия движения. Помимо перечисленного груза, следует упомянуть еще ведра, мотор, банки и т.п. Это, вместе с воздушными камерами, занимало всю шлюпку. Трудно даже понять, каким образом удалось втиснуть туда же еще шесть человек. Для защиты от дождя и волн, вокруг шлюпки по планширу был прибит широкий брезент. В непогоду он раскатывался к середине шлюпке и связывался с полотнищем другого борта. Железные стойки удерживали его на некоторой высоте. Без этого устройства мы часто промокали бы насквозь и, наверное, утонули бы.

Производить навигационные вычисления на нашем судне было в высшей степени затруднительно. Карты не на чем было разложить. При малейшей неосторожности все летело за борт. Все наблюдения и вычисления приходилось производить на качке одеревенелыми руками. Наши мореходные таблицы, тетради, карты, логарифмы и книги слипались от сырости: выложенные на солнце для просушки они вспухали, как лошадиные трупы.

На третий день плавания мы подошли к острову Атиу, ближайшему в архипелаге Кука и впервые вступили на обитаемую неприятельскую землю. Вместе с лейтенантом Кирхгейсом, сопровождаемые толпой изумленных туземцев, я отправился к дому британского резидента. Губернатор лежал на веранде и не поднялся нам навстречу. На его лице отражалось удовлетворенное сознание, что большая часть земного шара еще, благодаря богам, находится под властью англо-саксов.

«Меня зовут Ван Гутен, ― начал я по-английски свой рассказ подозрительно прищурившемуся резиденту ― а это мой старший офицер Соутхарт. Мы американцы голландского происхождения. Два месяца тому назад мы держали в голландском клубе в Сан-Франциско пари, что проплывем в открытой шлюпке из Гонолулу, мимо островов Кука, в Таити и обратно. Сумма пари ― 25 000 долларов. Мы обязаны приставать в определенных пунктах. Поэтому будьте так добры дать нам удостоверение, что мы здесь были. Мы желали бы также получить воду, консервов и свежих фруктов».