Следующей весной каштан зацвел так пышно, что к нему потянулись туристы с фотоаппаратами. Семья давно страшилась наступления тепла, но в этом году все было иначе. Наталия и Клэр обрадовались приходу весны. Они вымыли окна в квартире Наталии, заказали семена старинных помидоров, в безветренные дни гуляли у реки. Вернувшись от Мими и Эльв, Наталия начала шить свадебное платье для Клэр. Она купила специальную лупу, с которой могла различать стежки. Ее руки изуродовал артрит, но она работала всю зиму и почти закончила. Ей нужно было поторопиться, чтобы дошить платье к лету. Ее пальцы кровоточили от крошечных стежков, руки приходилось окунать в теплое оливковое масло, но она была уверена, что это ее последнее платье, и вложила в него всю душу. Она дважды была влюблена и выразила свои чувства через платье. Стежки прилегала друг к другу так плотно, что их почти невозможно было различить. Наталия считала, что это лучшая метафора любви. Любовь невидима, но существует, признаешь ты это или нет.

В день, когда пришла посылка, Клэр спешила домой. Полил дождь, а она забыла зонтик. Девушка старательно обходила лужи и перепрыгивала через канавки. На ней был плащ поверх черных джинсов и свитера, и все же она скоро промокла до нитки. Клэр всегда носила лазуритовое ожерелье со старинными колокольчиками. Она наполовину верила, что амулет подарил ей Филиппа. Как бы то ни было, а береженого бог бережет. Вернувшись домой, она быстро сбросила плащ и просушила волосы полотенцем. Скинула ботинки, стянула джинсы. К ее удивлению, мадам Коэн и бабушка сидели на кухне, на столе между ними стоял чайник. Дамы взглянули на вошедшую Клэр.

— Что теперь?

Клэр осталась в одном нижнем белье и черном свитере. Она была бледной, длинноногой и серьезной. Любовь сделала ее не такой неприступной, как прежде. Люди часто подходили к ней на улице: узнавали, как пройти, или просили милостыню.

— Кто-то умер?

— Нет-нет, — заверила Ама.

Хотя амулеты Клэр пользовались небывалым успехом, сама она носила только любовный талисман и помолвочное кольцо. Мадам Коэн подарила Филиппу свое кольцо, то самое, которое ее бабушка вывезла из России. В семье только и говорили об этом. Попахивало скандалом. Мадам Коэн никому не предлагала свое кольцо, хотя помолвок за долгие годы было немало. Она ждала ту самую женщину, и такой женщиной стала Клэр. Мадам Коэн поняла это, поймав на липучку первого демона. Она знала это, когда Клэр плакала на кухне в день собеседования. Мадам Коэн сосватала Клэр и Филиппа, послав внука хоронить собаку. В мире скорби любовь — вопрос воли. Главное — подобрать правильные ингредиенты. Даже ее собственные дочери не знали, при каких обстоятельствах она потеряла сестер, так давно это случилось. Она помнила, каково испытывать отчаяние, в то время как все считают, будто тебе повезло. Ты виновата уже потому, что выжила. Ты одна осталась невредима, бог знает почему.

На посылке стоял штемпель Норт-Пойнт-Харбора. Адрес был написан детским почерком Мими.

— Открой, — велела мадам Коэн.

Внутри лежала картина в дешевой раме. Черная акварель кисти юной девушки. Сена под беззвездным ночным небом. Клэр всегда мечтала об этой картине. Она прочла записку племянницы. Вспомнила девочек с длинными черными волосами, бутылочно-зеленые листья душистого горошка, белогорлые цветки тыквы. Подумала о малиновке в траве, о включенных дождевальных установках, о раскаленной мостовой на углу, где она ждала целый день. Подумала о помидорах на огороде. «Чероки шоколад», «Золотой юбилей», «Зеленая зебра», «Радуга». Ее сердце сжалось от тоски, не по тому, что она потеряла, а по тому, чего так и не случилось. Она не понимала, как сильно ей не хватает Эльв.

— Они хотят приехать в Париж, — произнесла она.

Свадьбу отпраздновали в Булонском лесу, в «Шале дез иль» посередине озера. Семья арендовала ресторан и пригласила шестьдесят гостей. У Коэнов было столько друзей и родных, что некоторых пришлось вычеркнуть из списка приглашенных, дабы не превысить счастливое число. Без обид не обошлось. Впрочем, несколько месяцев назад Филипп устроил большую вечеринку в честь помолвки в доме брата, Эмиля. Гостей пришло видимо-невидимо. Это немного подсластило пилюлю.

Шестьдесят — счастливое число, постановила мадам Коэн. Она так часто оказывалась права, что к ней стоило прислушаться. Шестьдесят гостей принесут молодоженам счастье, вот увидите. Разумеется, погода была идеальной, как она и предсказывала. Жаркий летний день сменился теплым синим вечером. Стемнело только после десяти.

Никого не тревожили глупые слухи о тварях, выползающих из леса после темноты: бродячих собаках, волках, потерянных душах. Ни повод, ни погода не располагали к подобным страхам. Гостей перевезли через озеро в маленьких лодочках и высадили на причал, освещенный белыми огнями. В саду играло трио, и музыка плыла по острову. Захмелевшие пчелы медленно летели сквозь прозрачный синий свет на сладкий аромат шампанского и «кира».

Сшитое Наталией платье из белого тюля и шелка было изумительным, каждый шов — идеальным. На корсаже переливались шестьдесят розовых жемчужин. Когда Наталия подарила платье внучке, Клэр заплакала и воскликнула, что оно для нее слишком прекрасно. Она боялась его испортить.

— Одевайся и будь счастлива, — велела Наталия.

Сейчас Клэр стояла у ресторана, рядом с зарослями дикого папоротника. В камышах перекликались лягушки-быки. Щеки Клэр раскраснелись от жара. Девушка пила из бокала водку с содовой. Она была как на иголках. Будущее пугало ее. Готова ли она к счастью? Филипп не должен был видеть ее в свадебном платье до церемонии, но тем не менее подошел. Ему было наплевать на правила, всегда, с самого детства. Вот почему мальчиком мадам Коэн выгнала его из магазина. Тогда от него были одни неприятности. Но негодные мальчишки порой вырастают в настоящих мужчин. Филипп наклонился и что-то прошептал. Клэр засмеялась и разрешила ему отпить из своего бокала.

Питер Смит прилетел из Нью-Йорка, чтобы выдать Клэр замуж. Не иначе рак на горе свистнул, коли он вернулся в Париж и поселился у родителей Филиппа, которые не знали ни словечка по-английски! Пит с удивлением обнаружил, что во Франции не так уж плохо. Еда особенно переменилась к лучшему. Он начал разбираться в сыре и подумывал открыть магазин в Норт-Пойнт-Харборе, прямо на Мейн-стрит. Элиза и Мэри Фокс тоже приехали, выбросив кучу денег на «Риц». Мэри обрадовалась, что среди гостей много врачей, хотя они и говорили на разных языках. Оказалось, что у внуков мадам Коэн есть друг, работающий в нью-йоркском медицинском центре. Клэр и Мэри уже обсудили, куда бросать букет невесты: направо, в руки Мэри.

Но свадебное платье не стало последним платьем Наталии. Она сшила для правнучки розовое платье из шелка и тюля. Платье прибыло в Норт-Пойнт-Харбор в большой белой коробке, перевязанной шпагатом. Посылка была совершенно особенной, поэтому Мими пришлось сбегать наверх, позвать маму выйти на крыльцо и расписаться в бумагах почтальона. Коробку отнесли в комнату Мими и поставили на кровать. Мать и дочь уставились на посылку, гадая, что лежит внутри. Наконец Эльв сходила за ножницами, чтобы перерезать шпагат.

— Наверняка это что-то французское, — торжественно заявила Мими.

— Несомненно, — согласилась Эльв.

В посылке в ворохе папиросной бумаги лежало платье. Эльв взглянула на него и отвернулась в слезах. Мими так разволновалась, что ничего не заметила; она схватила платье и побежала хвастаться в квартиру дедушки. Несомненно, это было самое красивое платье на свете. Эльв осталась в комнате и достала из картонной коробки конверт, адресованный мисс М. Стори. Это было приглашение на свадьбу Клэр. Эльв без спросу открыла его. Она поверить не могла, как много времени прошло. На берегу начался отлив. Птицы носились над лугами и в высокой болотной траве за двором. «Возьми с собой маму», — написала Клэр.