Она не боялась мертвых и со временем привыкла к кладбищенскому одиночеству. Высоко над головой маячили верхушки сосен, тропинка часто была скользкой от грязи. Каждый раз она оставляла на могиле камень. По камню за день без сестры. Вещи Мег убрали из спальни. На чердаке осталась лишь одна кровать. Но Клэр сохранила коробку с вещами сестры: собрание романов Диккенса, потрепанный «На маяк» без обложки, бархатные ленты для волос, ботинки, которые Мег надела в тот день. В кожу впились кусочки стекла, словно острые осколки неба упали на землю. Клэр продолжала носить с собой листок со словом «оранжевый». Она достала его из кармана Мег, прежде чем врачи ее раздели.

Когда Пит пришел на кухню той ночью, Клэр удивленно подняла глаза. Почему он до сих пор не спит? Сама она обходилась пятью часами сна. Она спала так чутко, что могла проснуться из-за птички, севшей на ветку боярышника.

— Не спится?

Голос Клэр от долгого молчания был тихим и невыразительным. Надо было внимательно прислушиваться, не то он таял в пустоте.

— Сон не так уж важен.

— Совершенно согласна. — Клэр вернулась к чтению.

— И живот что-то побаливает, — добавил Пит.

Его не смущало, что Клэр говорит еле слышно.

Он очень долго жил один. Со временем он так привык к тишине, что пугался даже собственного голоса. Пит достал таблетку маалокса из шкафчика, сел за стол и заглянул в записи Клэр.

— Русская революция? Интересное время.

— Люди умирали ни за что. Разве не об этом вся история?

— Нет. Вся история — о любви, чести и роковых ошибках.

Клэр улыбнулась. Она знала, что Пит спит с ее матерью. Одеяла и подушки лежали на диване только ради ее спокойствия.

— Ты романтик, — заметила она.

Пит подошел к окну. Расчищенная дорожка уже покрылась сугробами. Утром придется все начать сначала. По правде говоря, несмотря на больную спину, ему было все равно. Клэр умная девочка. Она абсолютно права. Ему хотелось верить, что любые беды можно пережить. А как иначе?

Я не пускала его в дом, пока он не пообещал, что не возьмет ничего ценного. Он побожился. Просто он хотел отдохнуть. Воровство — тяжелый труд. Он уснул в углу, свернувшись клубочком, и проснулся голодный как волк. Я поджарила яичницу и тост. Я не спускала с него глаз. Он вел себя прилично. Серебряные подсвечники по-прежнему стояли на столе. Жемчужная брошь мерцала у меня на шее.

Он составил список всего, что взял. Он захотел забрать искупление грехов и веру. Я разрешила. Когда забрезжило утро, я попросила его остаться, но поняла по его лицу, что это не впервые. Женщины хотели украсть его жизнь: дорогу, темную ночь, открытые окна, звезды. Весь мир принадлежал ему. Он ушел, поклявшись вернуться. Какая разница? Он уже все забрал у меня.

План был хорошим, но планам свойственно рушиться. Чуть что пошло не так, и план летит вверх дном, а ты ныряешь в кроличью нору. Вроде все было схвачено. Лорри не любил использовать грубую силу, предпочитал обаяние. Если говорить людям то, что им хочется услышать, они сами отдадут сбережения. Больше никаких взломов, перерытых шкафов, безумного риска. Пару раз их чуть не засекли на Лонг-Айленде. Особенно запомнился один случай. По мнению Лорри, это был знак свыше, что пора искать новое занятие. Они несколько дней следили за домом в Рослине, и, когда семья уехала, Лорри вышел из машины. Он размял затекшие руки и ноги и скользнул к открытому окну. Люди очень доверчивы, особенно в пригородах. Они склонны верить, что никто не причинит им вреда, хотя зло повсюду, его не избежать, даже если чувствуешь себя в полной безопасности. Лорри забрался в дом. Он шел в спальню за украшениями хозяйки и неожиданно наткнулся на восьмилетнего мальчика. Они смотрели друг на друга в коридоре в полной тишине. Мальчик, похоже, испугался. Лорри небрежно пояснил, что пришел починить телевизор. Мальчик поверил и отвел его в комнату. Лорри рассказал Эльв, что ребенка оставили дома в наказание за плохие оценки. Лорри приготовил парню миску хлопьев и ушел в обнимку с плоским телевизором.

Их погубил мистер Ортис. Он был умнее, чем считала Эльв. Почти как если бы паук сплел паутину и Эльв угодила прямиком в нее. Он сообщил в полицию, и к нему прислали сотрудницу, которая притворилась его женой. Ей подошло бы выступать на Бродвее. Она была прекрасной актрисой. Женщина пожимала плечами и жестикулировала. Эльв решила, что она не знает английского, и не стала прогонять ее с кухни. Но поддельная жена все понимала и записывала разговор. Она улыбнулась, когда мистер Ортис передал Эльв права на управление банковским счетом. На прошлых встречах Эльв пообещала, что он сможет удвоить свое состояние и не платить налоги. Она все возьмет на себя. Даст официальную расписку. «Там такая голубая вода, что вы заплачете и вспомните о детстве. Как свободны вы были, пока не приехали в Нью-Йорк, город бетона, темных тоннелей и авеню, где всем на вас наплевать! Банкиры хотят вас ограбить, налоговые инспекторы отнимают последние крохи, заработанные долгим и упорным трудом».

Лорри сочинил брошюру от начала до конца. Он хорошо поработал. В любом случае люди редко проверяют цифры. Они разглядывают фотографии домов в Доминиканской Республике и мечтают въехать в квартиру на первом этаже. Лорри трижды провернул эту аферу. Пара тысяч долларов никого не убьет. Пожилые люди так нуждаются в общении, что они с Эльв фактически оказывают им услугу, беседуя за кофе с печеньем. «Для вас мы сделаем исключение. Особое предложение, только для вас».

Лорри не хотел впутывать Эльв, но она настояла. Она ненавидела сидеть на шее. Эльв кололась каждый день, а это обходилось недешево. Она собиралась бросить, как только перестанет думать о плохом, но этот миг никак не наступал. Она отчетливо помнила, как летела машина, как мужчина запер дверь и расстегнул ремень. Эльв считала, что прекрасно разбирается в людях, пока не встретила мистера Ортиса. Она купила кое-что в магазине и встала в очередь за стариком. Он казался добрым простаком. Эльв со слезами на глазах произнесла, что забыла кошелек, и попросила двадцатку в долг до завтра. Ее мать больна, она оставила сумочку в больнице. Старику нравилось, что его навещает хорошенькая девушка, пьет с ним кофе, приносит булочки. Она вернула одолженную двадцатку и заметила, что знает, как удвоить сбережения, если не зевать, когда удача падает прямо в руки. Мол, она только что вложила деньги матери. Эльв осторожничала, не спешила, хотя Лорри торопил ее. Он боялся, что жертва поймет, в чем подвох. Даже идиот распознает ложь, если дать ему поразмыслить.

В день, когда мистер Ортис подписал бумаги и протянул чек, поддельная жена позвонила напарнику на улице. Эльв арестовали, как только она вышла из дома. Она инстинктивно попыталась сбежать и врезала полицейскому, который ее схватил. Ей вменили в вину сопротивление аресту, а значит, об освобождении под залог можно было забыть. Эльв ничего не говорила, как учил Лорри. Даже не назвала своего имени. Лорри несколько дней не знал, где она. Он часами ждал на скамейке у квартиры старика и паниковал, если Ортис выходил на прогулку с друзьями. Эльв так и не вернулась в квартиру. Лорри обыскал Асторию, затем объехал Норт-Пойнт-Харбор. Никаких звонков на сотовый, никаких сообщений от семьи Эльв. Наконец он получил письмо. Эльв пришлось пройти детоксикацию в городской тюрьме. Ей было так плохо, что она в результате попала в лазарет. Ей давали только парацетамол и валиум, но в конце концов накормили аминазином, чтобы не было судорог. У нее узнали имя, но не адрес. Она соврала, что живет на улице.

«Не приходи, — написала она. — Не хочу, чтобы ты меня такой видел».

На самом деле Эльв боялась, что на Лорри падет подозрение. По дороге в участок ее спросили, есть ли у нее партнер. Она никогда не наведет копов на Лорри. Ей не привыкать к железу, хлебу, воде, веревкам. Они не могут ее напугать. У Эльв отняли одежду, кольцо и сумочку. В столовой она держалась особняком, не замечала ни задир, ни подлиз. Она поступала как в Уэстфилде. Хорошо себя вела. Как в подвале того мужчины. Искала путь к спасению. Ждала возможности сбежать.