— Глазам своим не верю! — возмутилась она.

— Это не то, что ты думаешь. Я просто хочу одолжить Майклу денег, потому что он оказался на мели. В конце концов, он ведь мой брат?

У Эльв хватало других забот. Наталия прислала два прелестных свитерка, белый и желтый, из тонкой мериносовой шерсти, расшитых перламутровыми пуговицами. Вскоре после этого почтальон принес одеяло цвета апельсинового джема, которое Ама связала из кашемира. Она вязала как проклятая — на скамейке под каштаном, в красной гостиной дождливым днем, у себя в спальне поздно вечером. В семье так давно не рождались дети! Эльв слала свои фотографии, на которых сияла от счастья. Женщины переписывались, обсуждая имена. Эльв хотела назвать дочку энергичным редким именем. Наталия предлагала выбрать имя, которое прослужит малышке всю жизнь, не слишком девичье и не слишком взрослое. Ребенок должен был родиться летом, и Эльв поклялась, что они сразу полетят в Париж. Может, тогда Клэр простит ее.

Наталия написала в одном из писем, что беспокоилась о Клэр. Она призналась, что видела демона в коридоре. Он парил у спальни внучки. Возможно, именно он был причиной безысходной печали Клэр? Звучит глупо. Предрассудки слепнущей старухи. Другие сочли бы ее сумасшедшей, но мадам Коэн поверила Наталии. Эльв тоже — она и сама порой замечала нечто на кухне, когда спускалась за стаканом воды среди ночи. Наверное, мотылька, такого же, как мадам Коэн поймала на липучку. Эльв тревожили рассказы бабушки. Она боялась, что несчастье стучится к ней в окно. Она решила расставить соль по углам комнаты, как посоветовала бабушке мадам Коэн. Эльв подтащила стул к холодильнику, чтобы забраться в шкафчик над ним. В шкафчике лежала соль и кое-что еще. Эльв нашла то, что Лорри прятал от нее. Она все выбросила в мусоросжигатель.

Лорри перевернул кухню вверх дном, но промолчал. Он принял душ и лег в кровать. Если он снова подсел на наркотики, ему будет плохо, она все поймет, но вместе они справятся с этим.

— Ты ведь не станешь мне лгать? — спросила Эльв.

Шел снег. Фонари не горели, но за окном было светло.

Лорри занял больше своей половины кровати, но Эльв было все равно.

— Сначала дай определение лжи, — попросил он.

Оба засмеялись.

— Я не дурак, — сказал Лорри. — Я все понял.

— Повтори.

— Никаких роковых изъянов.

— Скажи правду.

— Я без ума от тебя.

— Прекрасно. Я всегда знала, что ты умница.

Она проснулась на рассвете и увидела, что Лорри ушел. Она не стала вставать с кровати. Любовь к Лорри поселилась так глубоко в ее сердце, что большинству людей было не понять. Часа через два он вернулся. Стряхнул снег, разделся, лег в кровать. Он принес ей букет роз в оберточной бумаге — такие продавали у магазина. Эльв решила, что Лорри поднялся ни свет ни заря, чтобы принести ей розы, несмотря на снегопад, и вернуться к ней, когда она больше всего в нем нуждалась.

Однажды вечером в пятницу Лорри не пришел домой вовремя. Стояли холода, середина февраля; Эльв была на четвертом месяце беременности. Они выкрасили вторую спальню в сливочно-желтый цвет, ассоциировавшийся у Эльв со старинными сортами помидоров, которые мать выращивала на огороде. Она помнила их все: «Золотая королева» Ливингстона, «Юбилей», желтый «Брендивайн». Эльв нашла в лавке старьевщика кулинарную книгу с первым письменным рецептом томатного соуса, опубликованным в Неаполе в 1692 году, — варевом в испанском стиле, с чабрецом. Мать была бы в восторге. Эльв приготовила на ужин соус к самодельной пасте. Она с удивлением обнаружила, что умеет готовить; это пришло само собой. Эльв клала помидоры во все блюда. Они с Лорри шутили, что у нее появилась новая зависимость, ее собственный роковой изъян.

— О нет, малыш, — дразнила она его и, как обычно, добавляла: — Мой роковой изъян — это ты.

Эльв решила, что на их маленькой террасе достаточно света и можно весной посадить в ящиках помидоры. Она поедала помидоры килограммами и начала подозревать, что ребенок родится рыжим, будет любить красный цвет и им придется перекрасить детскую.

Час ночи, два часа. Эльв не стала ужинать одна. Она сидела как на иголках. Жаль, что она бросила курить. Жаль, что не может уснуть. Жаль, что Лорри вообще ушел, поцеловав и пообещав вернуться к ужину. Лорри не отвечал по мобильному, так что Эльв оделась потеплее и отправилась в соседний бар «Макдугалс», который работал по ночам. Лорри никто не видел, и она вернулась домой. Пошел снег. Зима была промозглой и стылой, небо — неизменно черным. Дороги, наверное, замело. Эльв позвонила нескольким друзьям Лорри, которых недолюбливала. Они не вызывали у нее доверия. Большинство не взяли трубку. Ответил только один. Посоветовал не волноваться.

В три часа ночи она позвонила Питу Смиту, вытащив его из постели.

— Зря я позвонила. Ложись спать, — извинилась она.

Пит уже натягивал одежду, носки и ботинки. Ему снилась Анни, и тут вдруг позвонила ее дочь.

— Сейчас проверю по своим каналам, — пообещал он.

— Нет, не надо. Уверена, с ним все в порядке.

Эльв обкусала ногти до крови. Они с Лорри часто разочаровывали людей, но друг друга — никогда. Он не мог исчезнуть ни с того ни с сего. Вообще-то мог, но всегда возвращался. Эльв подумала о трех прошедших годах и обо всем, о чем они условились не говорить. Ее страх усилился. Пит перезвонил через час. Он позвонил бывшим коллегам и в местные больницы, но ничего не узнал. Но скоро обязательно узнает. К утру — наверняка.

Но и утром новостей не было. Эльв отправилась на поиски. Она спросила одну из старушек, знавших Лорри целую вечность.

— Сходи к Маргарите. — Эльв уставилась на нее. — Ну, к Мими.

Эльв содрогнулась при мысли, что у Лорри была другая женщина.

— Его бабушка лежит на кладбище Пресвятой Девы Марии Скорбящей, — добавила старушка.

Эльв отыскала маленькое кладбище за церковью. Шел снег. Она спросила у смотрителя, где могила бабушки Лорри. Могила была свежей, его бабушка умерла только прошлой зимой. На плите стоял горшок с остролистом, завернутый в яркую фольгу. Эльв даже не знала, что у Лорри была бабушка. Она пришла в смятение. Вот бы позвонить матери и спросить у нее, что делать! Эльв обзвонила приятелей Лорри, обошла его любимые места, но ничего не узнала. Когда она ходила по барам, мужчины странно смотрели на нее и отворачивались. Эльв поняла, что ей все равно ничего бы не сказали. Мужчины отмахивались от нее, старались поскорее избавиться. Все ясно. Лорри принимал наркотики, все они принимали. Никто не открыл бы ей правды.

Днем Лорри так и не вернулся. Эльв спустилась в метро — ей надо было к врачу. Она проехала свою остановку и оказалась на Манхэттене. Девушка совсем растерялась и сходила с ума от беспокойства. Выйдя на Пенсильванском вокзале, она отыскала дорогу, о которой говорил Лорри. Эльв брела среди толпы, отчаянно стремясь найти любимого. Наконец она увидела зарешеченные ворота в другой мир, сразу за подъемом на Восьмую авеню. Эльв подошла к воротам, навалилась. Ворота распахнулись. За ними начиналась железная лестница, как и говорил Лорри.

Эльв ступила на ржавую лестницу. Темнота отвратительно пахла: землей, дерьмом, гарью, сыростью, плесенью, дымом. Эльв подождала, пока глаза привыкнут. Суматоха Пенсильванского вокзала осталась в паре дюймов над головой, но темнота казалась бесконечной. Можно скользнуть в нее и потеряться навсегда. Эльв пронзил укол боли. Желудок подскочил к горлу. Разве можно здесь выжить? Она вцепилась в лестницу. Внизу может быть что угодно. Полчища демонов, крысы, дикие собаки, великаны.

— Лорри, — горестно позвала она.

Откликнулось только эхо, насмехаясь над ее отчаянием.

— Лорри!

Она кричала, пока голос не сел.

Эльв вернулась наверх и отыскала общественный туалет. Люди разве что не жили в нем. На аккуратных стопках газет спала старуха. Прохожие переступали через нее, как через пустое место. Эльв вымыла руки. В зеркале отразилось покрытое пятнами лицо и красные глаза. Женщина с ребенком старательно мылись в раковине, точно в ванне.