Непрошеные визитеры, промокшие до нитки и злобные, возвратились к крыльцу, пытаясь спрятаться от дождя. Наполеон возвратился к месту наблюдения. Среди членов отряда губернатора продолжалась демонстрация возмущения, и немало кулаков потрясали в сторону негостеприимных и невидимых хозяев.

— Они направляются к коням, — сказал император. — Прежде чем они доберутся до какой-либо крыши, они промокнут до костей.

Он отошел от окна и на этот раз попытался изобразить нечто вроде неуклюжих балетных па.

— Произошло первое сражение, и я его выиграл! — радостно заявил император. — Перестаньте хмуриться, моя дорогая. Вы все еще боитесь?

— Сир, вы, конечно, выиграли эту битву, но впереди вас может ожидать множество сражений.

— Я все их выиграю.

Дождь вдруг внезапно прекратился. Даже в темных комнатах за ставнями Лонгвуда стало ясно, что вскоре на небе покажется солнце.

— Вам пора идти, — сказал император. — Вам будет сложно пройти мимо караульных?

— Не думаю, сир. Мне хорошо удается от них скрываться.

— Возвращайтесь ко мне, Бетси-и. Когда вас нет, я сильно скучаю. И мы должны, наконец, начать учиться играть в бильярд, эту интересную игру.

Когда Бетси вышла из кабинета, из другой двери темной столовой появилась женская фигура. В ней девушка узнала мадам Монтолон, наряженную в платье с высокой талией из зеленого бомбазина. Это был весьма модный материал, но в нем было весьма неуютно в холодном доме, поэтому мадам Монтолон накинула на плечи серебристую шелковую шаль.

— Вы беседовали с Его Величеством? — спросила графиня. — Вам повезло больше, чем нам. Он отказался принять меня и моего мужа, и даже нетерпеливый граф Бертран так и не дождался от него ни слова. Он спрашивал ваше мнение о том, как ему поступить?

— Конечно, нет, мадам. Он сам все решил.

— Он сделал тот выбор, на каком я бы настаивала, — заявила графиня. — Но он не захотел меня выслушать. Я бы ему сказала, что чем меньше мы будем иметь дела с англичанами, тем будет лучше!

Она помолчала и одарила девушку враждебным взглядом.

— Нам стало известно, что в будущем нам не позволят, чтобы нас кто-либо навещал. Наверно, вам это не по нутру?

— Вы правы, мадам. Мне это не нравится.

Графиня повернулась к двери, через которую она пожаловала. Юбки у нее громко шуршали.

— Зато мне это по душе.

Вильям Бэлкум свернул в обширный парк, окружавший «Плантейшн-Хаус». У него было мрачное настроение. Он получил записку от секретаря сэра Хадсона Лоува с требованием, чтобы он прибыл для разговора. Записка была краткой и недоброжелательной.

Он был настолько погружен в мрачные мысли по поводу неприятной беседы, что совсем не обращал внимания на красоту резиденции губернаторов острова Святой Елены. «Плантейшн-Хаус» был большим белым двухэтажным зданием. По обеим его сторонам были расположены пристройки. Во время поздней осени на острове цвели огромные клумбы цветов, редко посаженные вокруг дома деревья были великолепны. Ему всегда нравилось, что деревья, привезенные из Англии, прекрасно уживались на острове рядом с представителями местной флоры. Здесь росли дубы. Их благородные вершины возвышались над остальной растительностью. Их пытались догнать зеленые сосны. Далее шел ряд каштанов, красивые тополя и кедры, даже несколько березок и буков. Естественные оттенки листвы, казалось, помогали оценить красоту дерева. Эти стойкие, как жители острова Альбион, с которого они пожаловали сюда, деревья прекрасно сочетались с более пышной и яркой растительностью Востока — баньянами, тамариндами, кокосовыми пальмами, американским лавром. Когда господин Бэлкум поселился в «Брайарсе», он хотел, чтобы пришельцы с Севера своим благородством подчеркивали пышность и красоту Востока, и ему удалось этого добиться.

Но сейчас он смотрел на все равнодушным взглядом. Он не обратил внимания на цепочку высоких черных людей, продвигавшихся наискось по зеленому газону перед домом. Они одинаковым движением взмахивали серпами, и господин Вильям Бэлкум даже не заметил новых работников. Если бы он их пересчитал, то узнал бы, что их двадцать восемь человек.

Контора губернатора помещалась в одном крыле, и Бэлкум отправился к боковому входу.

Каблуки дворецкого резко стучали по полу из твердых пород дерева. Дворецкий важно вышагивал впереди.

— Бэлкум? — переспросил он. — Его превосходительство сейчас вас примет. — Он указал на твердую деревянную скамью. — Садитесь, Бэлкум.

— Благодарю вас, — ответил Вильям Бэлкум. — Я хотел бы обратить ваше внимание на тот факт, что в английском языке существует слово, которое следует постоянно использовать, но, кажется, оно вам не знакомо. Это слово «мистер».

Дворецкий смотрел на него с таким видом, будто не понимал, о чем идет речь.

— Как? — пробормотал он.

Господину Бэлкуму было известно, что у губернатора было пять камердинеров и множество других слуг. Он надеялся, что остальные слуги у него более вежливые, чем этот хам, но потом засомневался.

В приемной стены были отделаны панелями из дуба, а камин из красных кирпичей покрыт серым налетом пепла, скопившимся за многие годы. Господин Бэлкум сел и стал ждать. В глубине анфилады комнат он увидел длинный концертный зал с белыми стенами.

Если бы он владел даром предвидения, то знал бы, что через несколько лет судно, плывущее из Лондона в Австралию, где он будет должен занять пост казначея провинции Нового Южного Уэльса, пристанет к порту Святой Елены, и ему отведут апартаменты на втором этаже прямо под залом приемов.

Дожидаясь аудиенции, он подумал про себя: «Если ты живешь в резиденции губернатора, конечно, не стоит беспокоиться об условиях жизни в Лонгвуде».

Сэру Хадсону Лоуву к тому времени удалось дважды повидать Наполеона, и оба раза тот гневно протестовал по поводу невыносимых условий жизни. Сейчас губернатор сидел за прекрасным столом орехового дерева. Лицо у него осунулось, глаза горели, манеры стали более резкими и неприятными.

— Приведите Бэлкума, — сказал он секретарю.

На столе царил идеальный порядок, но пока он ждал господина Бэлкума, он суетливыми движениями поменял местами некоторые бумаги.

— Следуйте за мной, Бэлкум, — объявил секретарь. — Его превосходительство ожидает вас.

Эхо их шагов сопровождалось звуком шагов и смехом у главного входа — это леди Лоув возвратилась с прогулки с двумя детьми от первого брака, с племянниками и племянницами. Они повидали во время прогулки много интересного и живо обменивались впечатлениями.

Лоув взял перо и сделал вид, что крайне занят. Прошло две минуты, прежде чем он взглянул на господина Бэлкума.

— О, Бэлкум, садитесь. Нам следует поговорить о многом.

— Да, Ваше Превосходительство, — ответил Вильям Бэлкум, садясь в кресло.

Губернатор одарил его резким взглядом из-под рыжих бровей.

— Бэлкум, вы поддерживали с Бонапартом близкие отношения со дня его появления на острове.

— Это была простая необходимость, потому что фирма, которую я представляю, должна снабжать его всем необходимым.

— Мне доложили, что у вас с ним дружеские отношения. У вас и у вашего семейства.

— В течение двух месяцев он гостил у меня в доме, — тихо сказал Бэлкум.

— Это необходимо прекратить! С этого момента, Бэлкум, ваши отношения должны проходить только на деловой основе. Вам ясно?

— Довольно сложно будет сменить дружелюбие на невежливость… Если вы настаиваете именно на этом.

— Я ничего не говорил по поводу невежливости. Но возможно, все этим закончится. Вам известно, что вскоре будет принят закон, по которому считается тяжким нарушением правил иметь какие-либо отношения с Бонапартом и его свитой, кроме чисто коммерческих.

Вильям Бэлкум взглянул на губернатора.

— Это уже принятый закон, Ваше Превосходительство?

— Пока нет, дело времени. Я рекомендовал принять этот закон. Я лично на нем настаивал. Если вы хотите продолжить работу, вам придется с этим примириться.