Переодеваться, принимать душ после работы и даже курить Жукову позволялось в туалетной комнате, примыкающей к большому кабинету. Там же, в углу, застеленным плотным картоном, он хранил инструмент.

Работа продвигалась, Юра торопился, поскольку через два дня его услуг ожидали в огромном пентхаузе на Вест-сайд, и все бы было хорошо, если бы не точила его досада от беспрерывности и однообразия этого ежедневного каторжного бытия. Пусть сытного, но, в свою очередь, сжирающего и его. Каждый раз, ложась спать, он с унынием представлял обычную картину: бесконечные ряды бесконечного паркета, и картина была неотвязна и прилипчива, как настырный кошмар.

Жуков находился в туалете, когда стукнула входная дверь, ведущая в кабинет, донеслись чьи-то голоса и, заглянув в щель приоткрытой двери ванной комнаты, он увидел шефа безопасности Ричарда и своего благодетеля Уитни.

– Когда заканчивается ремонт? – Уитни – высокий, с легкой сединой в волосах, в золотых очках, с властным лицом, сложив руки на животе и, недовольно раздув ноздри, обозрел помещение.

Голос Ричарда был учтив:

– Думаю, день-два… Если вы вернетесь в Нью-Йорк на следующей неделе, все уже наверняка закончится.

– Я вернусь сюда минимум через неделю, – ответил Уитни. – Хорошо, Ричард, вы свободны…

Юра стоял у двери, замерев, как наступивший на мину сапер. Отчего-то ему казалось, что именно так он и должен себя вести, – не показываясь никому на глаза, затаившись, как мышь…

Далее произошло удивительное событие.

Покосившись на захлопнувшуюся за подчиненным дверь, Уитни подошел к вмонтированному в стену зеркалу, заклеенному защитной пленкой. Большими пальцами обеих рук с силой нажал на круглые декоративные заклепки в его окантовке, и зеркало медленно, словно на гидравлических рычагах вывалилось из стены, затем повернулось по оси, и Жуков увидел скрытый в нише сейф.

Уитни просунул руку в верхнюю щель стенной ниши, кряхтя, нащупал в ней какую-то, видимо, секретную кнопку, последовал короткий электронный писк; затем достал из кармана ключи, вставил один из них в прорезь механического замка и – открыл тяжелую толстенную дверцу.

Еле дыша, Жуков наблюдал, как тот вытащил из сейфа какую-то папку, полистал ее, после, словно встрепенувшись, приблизился к входной двери и, убедившись, что за ней никого нет, вернулся обратно.

Некоторое время он всматривался в бумаги, небрежно перелистывая их, а Жуков между тем различал содержимое секретного ящика: сафьяновая бордовая коробка, бумаги, папки, а внизу, во втором отделении – ровные пачки денег – штук десять, не меньше… Если же принять во внимание глубину ящика…

Уитни закрыл папку, замешкался, не зная, куда ее приткнуть; сокрушенно качнул головой, оглядев пыльный пол; наконец, сунул папку под мышку и, неловко удерживая ее, закрыл сейф, после чего возвратил зеркало на положенное место.

Прошелся по зале, остановившись возле окна.

Теперь он находился буквально в одном шаге от покрывшегося испариной Жукова.

С минуту постоял, постукивая кончиками пальцев по подоконнику, видимо, раздумывая о чем-то, затем грустно хмыкнул, подытожив свои размышления, и – направился восвояси к выходу.

Выждав четверть часа, Жуков возобновил циклевку паркета, но тут позвонила Лариса, сказала, что ждет его в офисе, откуда им предстоит направиться в ресторан. С какой стати – не уточнила.

Прибыв в офис, Юра застал там супругу, сидящую за заваленным иммиграционными прошениями столом и что-то вдохновенно втолковывающую обретавшемуся напротив нее на стуле пожилому усатому грузину в жеваной кожаной куртке, грязных блу-джинсах и стоптанных кроссовках.

До Юры донеслось:

– Таких, как вы, Вахтанг, я устроила здесь десятки!

Данную фразу Жуков перевел следующим образом: такими, как вы, я обычно закусываю на завтрак…

– Позвольте представить… мой муж… – встрепенулась Лора, увидев появившегося в дверях Жукова.

Вахтанг уважительно наклонил лысую голову и протянул Юре маленькую волосатую кисть.

– Вахтанг приглашает нас в ресторан, отметить свое появление на американской земле, – внушительным тоном произнесла Лариса.

Жуков изобразил подобающую гримасу, означавшую: рад, всецело одобряю данное появление, жду указаний…

– Итак, – деловито подытожила Лора, вставая из-за стола, – завтра я передам ваши данные адвокату, а сейчас вы можете оставить депозит…

– Тры тысящи? – с трагедией в голосе вопросил Вахтанг.

– Голову с меня снимет адвокат за такие льготные ставки! – удрученно ответила Лора. – Но, – продолжила, обращаясь уже к Юре, – ты же знаешь, я всегда вхожу в положение людей… Пройдет месяц, и эти три тысячи покажутся ему тремя копейками, вернее, центами… Что такое три тысячи для Америки? – патетически обратилась она к потолку, а затем выглянула в окно, словно ответ на подобный вопрос мог прийти именно оттуда. – Так, вечерок в Атлантик-сити… Я извиняюсь, конечно.

– В Грузыи за такой дэньги как царь год живи! – прокомментировал Вахтанг, отсчитывая требуемую сумму.

– А где-нибудь в Гваделупе и всю жизнь, – покладисто согласилась Лора. – Но вы можете представить себя в Гваделупе, я извиняюсь, конечно?

– Где-где? – спросил Вахтанг с подозрением.

– Есть такая страна. По-моему. – Лора убрала мзду в свою изящную сумочку. – Ну, мальчики, куда двинем? – Достав помаду и зеркальце, она сноровисто подвела губы.

Жуков подметил, что столбик помады исполнен в виде мужского достоинства, и это его покоробило, однако поднимать при Вахтанге данную тему не стал. Сделал зарубку в памяти: разберемся попозже, что за дела…

Ресторан выбрали уютный, с грузинской кухней. Официантами здесь служили соотечественники Вахтанга, и будущий эмигрант, заслышав родную речь, приободрился и приосанился.

– Это развэ вино? – пригубив бокал, молвил Вахтанг. – Ай, какой вино у меня в Мцхета! Шампанскый просто, как король Лудовик пил! У мэня все наш началство прыезжал, все министр, даже внутренний дел!

– И чего ты уехал? – чокаясь, спросил Жуков. – Пил бы да пил…

– А, слушай, что делать там, а? – ответил Вахтанг. – Свэт нэт, газ нэт, дэнэг ниоткуда нэ взять, а я прокурор был, должен платыт за то, что прокурор, а как платыт, если народ бэдный? Мнэ баран нэсут, курица нэсут, а как я с курица к прэзиденту пойду?

– Вы знаете президента? – с уважением спросила Лора.

– А, дорогая, всэх знаю! Всэ жулики! Им зарплату СэШэА платит, а минэ кто? Я думаль, думаль, пусть и мне зарплата в Амэрике тоже будэт, правильно гаварю? Ты минэ только докумэнт хороший сдэлай, слушай, я тибэ потом тоже буду платыть всу жизн, я такой благодарный, ты нэ знаешь просто…

– За грузинское гостеприимство! – вставил Жуков.

– Тем более мы все христиане, – смахнув умильную слезу, поддержала Лариса. Затем, обратившись к Жукову, стальным голосом произнесла: – Только попробуй нажрись!

– Конэчно, христианэ! Давно уже… Я даже когда член коммунистический партии, все равно христиан был! Хочу тост за Сталин сказат!

– Великий человек, – поддакнула Лора, погрозив Юре пальцем.

– М-да… – невпопад произнес Жуков, размышляя, чтобы сделал великий человек, попадись ему под руку такая честная компания.

Был произнесен тост за Сталина, за Грузию и ее отдельные регионы, за Америку и будущее процветание в ней Вахтанга, далее грянул оркестр, ресторан заполнила вечерняя публика, и время понеслось вскачь.

Беспрестанно текло вино, попадая как в бокалы, так на скатерть и платье Лоры, которая, регулярно произнося сакраментальное: «Я извиняюсь, конечно…», то и дело уходила в туалет; Вахтанг и Жуков, сидя в обнимку, клялись друг другу в дружбе до гроба, но апогеем празднества стали танцы.

Вахтанг, несмотря на джинсы и скособоченные кроссовки, увлеченно изображал джигита, балетно семенящего на мысках под народную кавказскую мелодию, а бывшая балерина Лора, оступаясь на высоких каблуках, вела, картинно размахивая руками, женскую партию, позволяя себе порой рискованные пируэты, в которых просматривалась нарушенная алкоголем координация.