Вечер был выпилен из жизни из-за придурка под ахтунговым ником «SHISO», понаехавшим понятно куда из Туркестана. В Нерезиновой Шизоид осел прочно и даже начал вести унылый ЖЖ[1], где предвещал зарю новой эры, в которой утренний и вечерний призыв к намазу будут исполнять с колокольни собора Василия Блаженного. На эту бредятину Пилигрим наткнулся поздним вечером, шаря в Интернете перед отходом к ночным погляделкам,[2] ибо зомбоящик[3] альтернативы не представил. Креатифф[4], конечно, грёбаный, но все равно зацепило. Нерезиновая, слава богу, в стародавние времена не турками строилась.

Короче, буква за буквой, Пилигрим и Шизоид друг друга опоносили. Пилигрим быстро и решительно взял курс на разрешение конфликта посредством личной встречи. Остальная братва на жэжэшке тоже напрашивалась потусить в обществе пейсателя[5], но получила от Пилигрима категорический отказ. Дабы заткнуть дыру в говнотечке, столько противогазов не надобно. Встретиться порешили в дешёвом клубе для офисного быдла под названием «Русский огурец», после чего больше Шизоид на связь не выходил. Вопрос, типа, как тебя, козлина горный, узнать, остался без ответа.

Алсо[6] возникла, блин, дилемма (хорошее слово, оно Пилигриму попалось в сборнике американской фантастики про роботов), как накопать бабок хотя бы на «Клинское» светлое. ИП[7] выдали ему узаконенную пятихатку в начале месяца, прошло меньше двух недель, а пятихатка уже окислилась на широких московских просторах.

Сначала Пилигрим кинул проблему на старшего братана Серёгу. Тот обкатал карманы и посредством выскрёбывания явил на свет три помятые сторублёвые бумажки, а также квадратную блестящую упаковку с изображением кролика в галстуке-бабочке. Полный дефолт. Принять портрет Братца Кролика в качестве гуманитарной помощи Пилигрим отказался и обсквернавил братана разными изобретательными выражениями. Кое-что Серёга запомнил на слух (не зря в музыкалке пять лет баян растягивал), кое-что для верности записал.

Короче, жизнь выбора не оставила. Пришлось подключиться к ИП.

Пилигрим вышел из своей комнаты и отправился в гостиную, где батяня с увлечением смотрел футбол на спутниковом канале с французским комментом. На появление младенца он отреагировал как обычно: зашипел и приложил палец к губам. Пилигрим украдкой взглянул на часы (время, время!) и присел рядом с батяней.

Кто-то кому-то куда-то забил, и батяня пришёл в пафосное настроение.

– Всё! – возвестил он, выключая ящик. – С сегодняшнего дня болею за китайцев! – Подозрительно покосился на младенца и проявил интуицию: – Тебе чего надо?

– Попрощаться зашёл. Не ждите раньше полуночи.

– И что на этот раз? Готовитесь к контрольной по геометрии? – съязвил батяня, намекая на начавшиеся каникулы.

– Девочки в кино пригласили, – кротко отозвался Пилигрим. – На последний сеанс.

Батяня принюхался к информации, но подкопа не ощутил.

– А почему они тебя, а не ты их?

«Хороший вопрос», – подумал Пилигрим. Однако ответил как бы на литературном, без подтекста:

– Девочек много, а я один. На всех денег не хватит.

– Я же тебе давал…

– Пап, это было две недели назад! – перебил Пилигрим. Время поджимало, а то бы он объяснил предку всё неприличие этого выражения.

Батяня прошёлся по комнате, поправляя ремень на выпирающем пивном брюшке. Пилигрим следил за ним прищуренными глазами. Однажды он раскопал в кладовке обувную коробку со старыми письмами предков, пребывавших в разлуке. Не удержался и пробежал глазами пару строк. Выражения смутили. Особенно одно, про рыцаря без страха и упрёка. Так мать называла батяню до обмена кольцами. С тех пор Пилигрим особо следил за состоянием губ (строго сжаты!), когда беседовал с отцом; иногда просто подмывало заржать. Пилигрим дал себе слово никогда не писать подобных глупостей, чтобы потом перед детьми не краснеть.

– Сколько?

Вопрос застиг врасплох. Пришлось взрывать гранаты на ходу.

– Штуки три, думаю, хватит.

Рыцарь без страха и упрёка скрутил жирный кукиш.

– Вот это не хочешь выкусить?

«Спасибо, я уже поел», – подумал Пилигрим. А вслух заныл:

– Ну па-а-ап… Тысяча только на билеты. А грызалово и сосалово? – Тут же спохватился и поправился: – То есть я хотел сказать, попкорн и кола.

Батяня с горечью воздел руки к небу:

– «Грызалово»! «Сосалово»! Боже, и это соотечественники Пушкина! Тебе не стыдно за свой словарный запас?

Пилигрим мог бы напомнить батяне парочку афоризмов из его писем, где градус адекватности светился чуть ниже абсолютного нуля, но благоразумно удержался. Возвёл на предка глаза преданного пса и тихонько вздохнул. Что на литературном русском означало: «Понял, блин, раскаялся».

Приём, как обычно, сработал. Батяня поковырялся в портмоне и выудил на божий свет три мрачно багровеющие пятихатки.

– И всё! – сказал он тоном, не допускающим возражений. – Пленяй девочек личными достоинствами! – Запыхтел и пробурчал под нос, но уже с насмешкой: – «Грызалово»! «Сосалово»!..

– Спасибочки, – поблагодарил Пилигрим, вырывая из цепких папашиных пальцев заветные бумажки. Хватит не только на пиво, но и на закусь типа орешков.

– И чтобы не позже половины первого дома был! – крикнул батяня вслед. – Ты меня слышишь?

– Ага, – ответил Пилигрим уже в дверях. Что относилось конечно же к вопросу, а не к ультимативной фразе.

Он выскочил на улицу, на бегу поздоровался со старушками возле подъезда и метнулся в подземный переход с пламенеющей над ним буквой «М». Тинейджеров, хрустящих чипсами на детской площадке, он проигнорировал, потому что не знал. Пилигрим жил в этом доме с самого рождения, чего нельзя было сказать про многих других его обитателей. С ними он не здоровался не из-за пресловутой московской распальцовки. Просто Пилигрим, как большинство его сверстников, представлял себе хорошую компанию только в виртуальном «комповом» варианте.

Итак, короткий переход из мира виртуального в мир реальный совершился за какие-нибудь сорок минут. Кабак, в котором обедали планктоши[8] из близлежащих офисов, представлял собой компиляцию (типа) ресторана, (типа) дансинга с неровным полом и (типа) бара. На входе Пилигрима окинул взглядом мрачный верзила с длинными руками, четырехугольным покатым лбом и маленькими глазками – живое доказательство, что человек произошел от обезьяны. В ответ на этот выразительный вопрошающий взгляд Пилигрим достал из кармана три пунцовые от стыда пятихатки и пошелестел. Кинг-Конг отодвинулся ровно на сантиметр. Движение было символическим, поскольку вход он загораживал не столько телом, сколько авторитетом.

Оказавшись внутри «Огурца», Пилигрим первым делом хорошенько осмотрелся: где, блин, этот литературный хомяк? Танцевальный зал закрыт, остаются ресторан с баром. В ресторан Пилигрим только заглянул и тут же отвалил назад. За двумя столиками дожёвывали модернизированный «Досирак»[9] парочки в ярко выраженным офисном прикиде. Искать Шизоида следовало в другом месте.

Пилигрим спустился в цокольный этаж. Бар выглядел захудалым косяком под замок Дракулы: справа от входа перевёрнутый крест, на котором распята роковая блондинка типа Мадонны, стены, стилизованные под каменные, измазаны неровными бурыми намеками на кровь. Прямо по центру выстроились в ряд разнокалиберные бутылки с разноцветными этикетками, с потолка свисает светящийся хрустальный череп. Креатифф, блин.