Девушка передёрнула плечиком:
– О! Так бы сразу и спросили: любовники мы или нет? Отвечаю вам решительно: НЕТ!!! Хотя и подозреваю, что хозяин питает ко мне некоторый интерес. Но, поверьте, он никогда не переступал границ приличия.
– Вы прекрасно владеете русским языком, – заметил Полянский.
– Благодарю. Во-первых, я уже два года в России, а во-вторых, у меня врождённая способность к языкам. Помимо русского я свободно владею также английским, итальянским и немецким.
– А что, сударыня, вы думаете об исчезновении господина Глызина?
– Смею предположить, что это из-за бриллианта, о котором благодаря той злополучной статье стало известно всей Москве…
* * *
Истопник Фрол – он же, в случае необходимости, и кучер Анастасии Николаевны, – стоял перед Полянским, переминаясь с ноги на ногу и комкая в руках шапку.
– В ногах правды нет, голубчик. Присаживайся, – поручик указал на стул.
– Премного благодарен, ваше благородие…
– Скажи-ка мне, любезный, какие ты в доме исполняешь обязанности?
– Так енто… Истопник я… А коли надоть, то и хозяйку сопровождаю, ейной эгоисткой правлю…
– Так, так… И куда же ты обычно сопровождаешь Анастасию Николаевну?
– По пассажам она ездить дюже любит да в салуны там всякие…
– А ещё куда? – наседал Полянский.
Фрол почесал затылок:
– Ну… На Бахметьевку не раз сопровождал…
«Значит, к Илье Глызину ездила… Одна…» – сообразил поручик.
– И подолгу барыня бывала там, в Бахметьевском?
Истопник-кучер снова почесал затылок:
– Да по-разному, ваше благородие…
– А барина ты не возил?
– Не! То дело не моё – Фёдора…
– А кто таков у нас Фёдор? Хозяйский кучер? – уточнил Полянский.
– Он самый… Тока он енто… Словом, пропал Фёдор вместях с барином…
* * *
Фрол ушёл. Полянский остался в кабинете один.
«Запутанное дело. Ох, запутанное… Голова кругом идёт. А за француженкой надо бы филёра приставить. Пусть проследит, куда она бегает. Действительно ли к кавалеру? Или замышляет чего недоброе?»
Дверь кабинета тихонько отворилась.
– Входите… Кто там ещё? – устало поинтересовался Полянский.
– Да кухарка я, Глаша…
Полянский встрепенулся:
– Господи! Глаша! Ты ли это?!
У кухарки от удивления глаза тоже округлились:
– Алексей Фёдорович? Матерь Божья! Так вы что, в жандармах таперича?
– Как видишь. Служу…
– Вижу, вижу, – закивала кухарка, без приглашения присаживаясь к столу. – Ох, а до чего же вам мундир к лицу! Какой вы, право, красавец стали!
Полянский рассмеялся:
– Вот, значит, где ты кухаришь?! У Глызиных!
– Да, сударь. А что ж мне оставалося-то?
– Да ладно, я не в обиде. Всё понимаю… Ты лучше скажи мне по старой памяти, что думаешь об исчезновении своего хозяина?
Глаша, не задумываясь, выпалила:
– Ничего не думаю. Одно только скажу: так ему и надоть! Уж больно вредный мужик! Сколько раз барыню до слёз доводил… А недавно аж по лицу нахлестал.
– Так, так… Значит, супруги Глызины промеж собой не ладили?
Глаша оглянулась на дверь и перешла на шёпот:
– Не то слово, Алексей Фёдорович. Спят по разным комнатам, и слуги говорят, что давно уж… Мало того, хозяйка-то наша ещё и полюбовника на стороне имеет…
– А тебе-то откуда про то ведомо?
– Про полюбовника-то? – переспросила Глаша и усмехнулась. – Только не говорите никому…
– Не скажу, честное благородное слово даю.
Глаша кивнула и слегка подалась вперёд, снова перейдя на шёпот:
– Замуж я собралась за Фрола. Он истопником здесь служит. Ну, а когда надоть, то и экипажем барыни правит. Но то редко бывает – чаще она сама с эгоисткой справляется… Так вот Фрол-то мне и сказывал, что на Бахметьевке, куда Настасья Николаевна кататься повадилася, живёт Илья Иванович Глызин. И барыня наша у него целыми вечерами порой пропадает! Вот таперича и подумайте, Алексей Фёдорович, чем они там вместях занимаются-то?!
– Так, так… А Василий Иванович знал о их связи, как думаешь?
Глаша задумалась:
– Думаю, да. Ругалися уж больно в последнее время. А Илья Иванович приезжал намедни, половину бриллианта у хозяина требовал…
Полянский удивлённо приподнял брови:
– Это ты тоже от Фрола прознала?
– Не-е… – протянула кухарка. – Прасковья, горничная, да вы, небось, говорили уж с ней, частенько рассказывает про здешнее житьё-бытьё… Сама-то я всё больше на кухне, а чаво там услышишь?
– М-да…
Полянского несколько поразила осведомлённость здешней прислуги. А в особенности тот факт, что Глызин-младший требовал раздела бриллианта.
* * *
Алексей Фёдорович покинул Пречистенку поздно вечером. Уже по дороге домой он начал анализировать показания прислуги.
«Зацепка первая: мадемуазель Амалия – тёмная личность. Она, несомненно, француженка. Бриллиант тоже привезён из Франции, но почти пятнадцать лет назад. Сколько же ей тогда было? Лет семь? Восемь? Да, пожалуй, совсем ещё ребёнок. Мог ли Глызин украсть бриллиант? Нет, не мог… Дворецкий сказал, что шкатулка разбилась от удара, и камень выпал из неё случайно. А самое интересное, что Илья Глызин, оказывается, требовал от брата раздела бриллианта! Что это означает? Только одно: братья Глызины не подозревали о тайнике внутри шкатулки, пока она не разбилась. Из всего этого следует, что Амалия могла узнать о бриллианте тогда же, когда и все остальные слуги, то бишь недавно… Могла ли она с сообщником организовать похищение Василия Глызина? Могла, почему бы и нет?! С какой целью? Завладеть бриллиантом. Как? Выпытать, например, шифр…»
Заехав в участок и отправив к дому Глызиных филёров, поручик вернулся к своим размышлениям.
«Зацепка вторая: Илья Глызин – любовник Анастасии Николаевны. Может, он и помог брату исчезнуть? Не исключено. Повод? Ревность, соперничество, давняя обида, нежелание брата делить камень. Да, похоже, именно Илья и сочинил историю про мадам Помпадур, после чего поведал её газетчикам. Зачем? Дабы насолить старшему брату… А если бриллиант сейчас действительно находится в банке? Разве можно получить его без Василия Глызина? Надо будет завтра съездить к Петровскому, проконсультироваться…»
Глава 14
Василий с трудом поднялся в экипаж баронессы.
– Ах, Матильдушка, душа моя! Кабы не ты, помер бы в крестьянской телеге…
– Слава Богу, всё обошлось. Поезжай…
– Улажу все дела – приеду. Через недельку примерно. Ждать будешь? – заискивающе поинтересовался купец.
Баронесса улыбнулась:
– Конечно…
– Трогай! – приказал Василий Иванович кучеру.
Примерно через час экипаж баронессы фон Штейн, в коем купец расположился на мягких подушках, ибо всё тело ныло ещё от побоев, повернул на Пречистенку.
Глызин выглянул из экипажа:
– Наконец-то дома… Ух, что сделаю теперь с Настасьей! Придушу змеюку! А потом и братца пристрелю!
Экипаж остановился у знакомых ворот. Из привратницкой вышел Фрол.
– Фрол! – крикнул Василий Иванович. – Открывай!
Истопник-кучер оторопел.
– Хозяин?! Живой?! Матерь Божья! – он стремглав кинулся открывать ворота.
– Помоги спуститься, – с тяжёлой одышкой приказал купец.
– Енто мы мигом! – засуетился Фрол.
Когда Василий Иванович Глызин появился в парадной, дворецкий тоже чуть не лишился дара речи.
– В-Василий Иванович… Вы? – пролепетал он.
– А что, не рассчитывали боле меня увидеть?! – злобно рыкнул купец.
У Макара подкосились ноги:
– Дык это… ну, дык пропали ж вы… Жандарм вон даже приходил вчерась…
– Жандарм, говоришь?! Это хорошо! Всех вас на каторгу отправлю!
Анастасия Николаевна, заслышав шум подъехавшего экипажа, поспешила с бельэтажа[24] вниз, в прихожую.
– Что случилось, Макар? Отчего… – купчиха осеклась на полуслове.
