Ну а вокруг располагается пригород, где производят все, что необходимо для нужд как армии, так и гражданского населения, – тут и лесопилки, и печи, и гончарные мастерские, и кузницы, и тому подобное. Все это большей частью принадлежит потомкам римских ветеранов, которые давно уже женились на местных жительницах. В дополнение ко всем этим неизменным принадлежностям любого гарнизонного города в Базилии имелось также и кое-что свое, особенное: доки, ремонтные заведения, свечные кладовые и пакгаузы вдоль берега Рена.

Поскольку все путешественники и торговцы здесь в основном передвигаются по воде, дорог, ведущих в Базилию, всего две: обе узкие и в плохом состоянии. По одной из них мы с Вайрдом и вошли в город. Ожидалось, что на дороге будет хоть небольшое движение, но мы шли по ней совершенно одни. Не было видно ни повозок, ни телег, ни верховых, ни пеших, и Вайрд проворчал что-то себе под нос, удивляясь этому. В пригороде мы тоже не увидели никого из людей, никто не работал, не ходил по улицам и даже не сидел праздно возле дома. Все ворота, мимо которых мы проходили, были закрыты и заперты на засовы, ни в кузнице, ни в печи для обжига не было огня, не раздавалось вообще никаких звуков, характерных для поселений. Мы даже не слышали, чтобы лаяли собаки.

– Во имя святого великомученика Поликарпа, – прорычал Вайрд, – это что-то невероятное!

– Пошли вперед, fráuja, – сказал я. – По крайней мере, из лачуг поднимаются дымки.

– Да. Пошли, мальчишка, и я покажу тебе свою любимую таверну. Она принадлежит моему старому другу, он не разбавляет вино водой. Заодно и спросим его, уж не чума ли поразила Базилию.

Но когда мы подошли к таверне, хотя дым и указывал на то, что в очаге горит огонь, ее дверь оказалась закрыта, как и все остальные в городе. Вайрд сердито замолотил по обшивке, выкрикивая какие-то омерзительные непристойности и проклятия:

– Открой эту дверь, Дилас! Да проклянут тебя все боги, я знаю, что ты там!

Лишь спустя некоторое время ставни наконец немного приоткрылись, оттуда выглянул чей-то мутный, налитый кровью глаз, и грубый голос произнес на старом наречии с таким же, как у Вайрда, неопределенным акцентом:

– Вайрд, старый разбойник, это ты?

– Нет, не я! Это проворный парень Гиацинт пришел совратить и трахнуть тебя! – завопил старик так громко, что и в соседних домах ставни тоже приоткрылись. – Отопри эту дверь, или, во имя Иисуса, я ее высажу!

– Я не могу открыть ее, дружище Вайрд, – ответил хозяин дома. – Мне запрещено открывать незнакомцам.

– Что? Запрещено? Во имя фурункулов многострадального Иова, разве мы оба с тобой не переболели почти всеми разновидностями сифилиса и чумы? И при этом не боялись заразить друг друга или кого-то еще. И теперь я незнакомец?! Повторяю, если ты не отопрешь мне немедленно…

– Если бы ты, старый ferta, хоть когда-нибудь закрывал свой вечно болтающий рот, возможно, у тебя открылись бы уши. Эта дверь заперта по приказу легата Калидия. Так же как и все остальные двери в Базилии. Нет, в городе не чума, у нас появились гунны.

– Иисусе! Никак Калидий решил запереть ворота, когда лошадей уже украли, niu?

– В твоих словах больше правды, чем ты думаешь. Хотя на этот раз украли только кобылу с жеребенком.

– Проклятие! Плутон и обитель демонов! – неистовствовал Вайрд. – Впусти же меня и толком расскажи обо всем!

– Мне, как и всем остальным горожанам, запрещено даже говорить о том, что здесь произошло. Все незнакомцы и чужестранцы первым делом должны появиться в гарнизоне, Вайрд. Это единственная дверь, которую тебе могут открыть.

– Дилас, старый негодяй, да что происходит? Вряд ли у вас здесь столько гуннов, чтобы атаковать римский гарнизон.

– Я больше не могу разговаривать с тобой, старина. Ступай в гарнизон.

Итак, мы отправились дальше, между лачугами, петляя по улицам, которые вели на холм. Вайрд всю дорогу бормотал себе в бороду всякие мерзости, я же предусмотрительно помалкивал. Приблизившись к форту на вершине горной террасы, мы пошли по извилистой тропе мимо колючей живой изгороди, по мосткам через канавы и мимо ловушек – тропа была довольно удобной для того, кто шел пешком, чтобы торговать, но была способна остановить врагов, опрометчиво решивших напасть на гарнизон, пеших или даже конных воинов. Наконец мы с Вайрдом остановились у основания высокой стены. Как я уже говорил, Базилия была одним из небольших гарнизонов, но мне тогда она показалась довольно внушительной. Только эта сторона крепости была примерно четыреста шагов от угла до угла. Стена, хотя она, несомненно, была сделана из камня и кирпича, была снаружи полностью закрыта мощным слоем торфа и дерна, чтобы смягчить действие любого тарана. Над огромными деревянными воротами висела доска с вырезанными на ней словами, буквы в которых были покрыты разноцветной краской: золотой было написано имя давно жившего императора, который основал форт: ВАЛЕНТИН, а красной – название легиона, к которому принадлежали войска гарнизона: ЛЕГИОН XI КЛАВДИЯ.

Эти массивные ворота оказались плотно закрыты, так же как и все остальные двери в городе. По обе стороны от ворот располагались караульные башни, и с одной из них чей-то голос прокричал, сначала на латыни, а затем на старом наречии:

– Quis accedit?[49] Huarjis anaquimith?

К моему удивлению, Вайрд ответил на обоих этих языках:

– Est caecus, quisquis?[50] Ist jus blinda, niu? Кто, как ты думаешь, приближается, а, Пациус? Ты нахальный щенок, а я, очевидно, твоя мать сука! Ты знаешь мой голос так же хорошо, как и я твой.

Я услышал, как часовой захихикал, но потом снова закричал:

– Я знаю тебя, да, старик! Но кое-кто из шестидесяти стрелков на этой стене может и не знать, а их стрелы уже нацелены на тебя! А потому назови свое имя!

Вайрд в ярости топнул ногой и зарычал:

– Во имя двадцати четырех яиц двенадцати апостолов! Меня зовут Вайрд Охотник!

– А кто твой товарищ?

– Всего лишь щенок вроде тебя, дерзкого молокососа! Это мой ученик, юный охотник по имени Торн Ничтожный.

– А его товарищ?

– Что? – не понял Вайрд. Он оглянулся на меня. – Акх, птица. Разумеется, Пациус, любой римский легионер узнает орла. Должен ли я теперь по отдельности назвать все пальцы на ногах, которые зудят от предвкушения поддать тебе под презренный skeit зад?

– Жди там, – велел воин с башни.

Хотя Вайрд и продолжал с новой силой выкрикивать непристойности и проклятия, наверху царило молчание. Я от всей души желал, чтобы он замолчал, сообразив, что мы представляем собой вероятную мишень для стольких стрел, сколько никогда не было нацелено даже на святого Себастьяна.

Но нам не пришлось ждать долго. С глухим стуком, скрежетом и скрипом деревянные створки начали расходиться. После этого тяжелые ворота страшно медленно открылись, причем всего лишь настолько, чтобы пропустить нас. Часовой Пациус, который, подобно другим легионерам, защищал ворота, встретил нас в полном вооружении. Я впервые в жизни видел воинов, не говоря уже о броне.

На каждом мужчине был круглый железный шлем, который постепенно расширялся сзади, чтобы защитить шею, с обеих сторон к нему крепились защитные нащечники, и весь он был богато украшен гравировкой. На теле броня состояла из множества металлических пластин, густо наложенных внахлест и крепившихся к кожаной основе под доспехом. Вокруг шеи у каждого воина был повязан шарф, чтобы жесткое одеяние не натирало шею. Широкий пояс был усеян украшениями в виде металлических бляшек. Слева к поясу крепились ножны с плоским кинжалом, справа висели ножны с более богатой отделкой; все легионеры держали в руках короткие мечи. Спереди на поясе красовалось что-то вроде передника из железных пластин на кожаных ремнях, они свисали сейчас между ног мужчин, как подол обычной шерстяной туники, но во время сражения защищали живот и интимные части тела. Все воины – особенно один, по имени Пациус, который, похоже, имел более высокое звание, чем остальные, – выглядели такими сильными, загорелыми, умелыми и храбрыми, что я тут же захотел стать мужчиной, взрослым и вступить в число легионеров.