– Ну, пошли, глянем на твоих циркачей, – расплылся в улыбке Гефестай.

– Давненько я в цирке не был… – протянул Эдик.

– Месяца два, как минимум, – подсказал коварный Искандер.

– А, это не то совсем…

Преторианцы прошли за колонны, где открывался один из тридцати с лишним входов в Септу, и поднялись на трибуну. Зрителей было не много, половина мест пустовала. Причем все старались устроиться на солнышке.

Просторная прямоугольная арена была присыпана песком и старательно «расчесана» метелками.

Сергий, пользуясь отсутствием особо важных персон, уселся в первом ряду – в ложе пятой трибуны.

Представление уже шло – по арене носился косматый лев, отлавливая перепуганных зайцев. Поймав очередного ушастого, хищник не терзал мелкую жертву, а относил дрессировщику. Зрители снисходительно смеялись.

Потом из ворот выбежал молодой слон. Задорно трубя и растопыривая уши, он описал круг и стал танцевать под звуки водяного органа-гидравлоса, наигрывающего плясовую. Потешив зрителей танцем, серый гигант показал уморительную сценку – разлегшись на громадном ложе, стал изображать римлянина за едой. Слон важничал, икал и весь измурзался в белой каше.

Зрители оценили мастерство укротителя смехом и недружными хлопками. Слон раскланялся, усердно отмахивая ушастой головой и задирая хобот.

Римляне еще более оживились, когда на арену, расшвыривая песок, вылетела колесница-трига, запряженная удалой тройкой белых верблюдов-мехари, а возницей восседала здоровенная обезьяна.

Рыжий примат весело скалился, размахивая кнутом, и верблюды, задирая надменные головы, мчались по неровному кругу.

Зрители свистели от восхищения.

– Сейчас уже «охоту» начнут, – забеспокоился Искандер, – где же наши кудесники?

Словно для его успокоения, на арену выскочили пятеро мужиков в мохнатых пятнистых шкурах мехом наружу. Все они здорово напоминали пещерных людей, разве что бритых и стриженных по римской моде.

Пятерка затерялась на огромной арене, разбрелась и начала выступление. Двое запалили кучу факелов и стали ими жонглировать, перебрасывая друг другу, третий крутился вокруг, ходил колесом и делал сальто. Акустика была превосходной, и залихватские «Оп-ля!» акробата разносились по всем трибунам.

Четвертый и пятый из циркачей сняли с себя шкуры, оставшись в одних набедренных повязках, и надели на головы пышные индийские тюрбаны, взблескивающие стекляшками.

– Типа, йоги, – определил Эдик.

– Типа, факиры, – поправил его Искандер.

Оба оказались правы наполовину. Один из цирковых, натянувших тюрбан, сперва скрутился в сложную асану, почти завязавшись узлом, после чего распутал ноги и руки, и возлег на доску, утыканную шипами. Этот смертельный номер сопровождался рокотом большого барабана, по которому самозабвенно лупил акробат, отвлекшийся от прыжков и кувырков.

Пока «йог» лежал в позе покойника, сложив руки на груди, его партнер подхватил факел, переданный ему жонглером, отпил какую-то гадость из бутылочки, и тут же исторг ее в виде клубящегося пламени.

Только тут избалованная публика оценила мастерство артистов и вяло захлопала.

Йог, между тем, остался один. Покинув свое колючее лежбище, он разлегся прямо на холодном песке. А потом показались его друзья, ведущие молодого слона, наверное, того самого, что изображал едока в триклинии. Акробат снова заколотил в барабан.

Два жонглера положили на грудь «йогу» крепкую доску – без гвоздей! – и подвели слона. Акробат неистовствовал, выбивая из своего ударного инструмента отчаянную дробь, а животное осторожно ступило на доску, придавливая артисту грудь. Зрители замерли.

Слон, повинуясь неслышной команде, поставил на доску обе передние ноги, хоботом снимая с головы лежащего тюрбан, потом тем же манером сошел на арену. Доску убрали, «йог» неспешно поднялся, и трибуны встретили его аплодисментами. А слон нахлобучил циркачу отнятый головной убор.

– Молодцы! – сказал Тиндарид с оттенком удивления. – Надо же, ублажили такую публику.

– Значит, будет чему научить нас, – подвел черту Сергий.

Пятерка цирковых повертела головами, отыскивая пятую трибуну, и Эдик с Гефестаем оба замахали руками – мол, сюда двигайте, ждем-с. Артисты кивнули вразнобой и скрылись.

А в толпе стало заметно оживление – начиналась венацио, так называемая «охота», а проще говоря, живодерня, предвестница будущих коррид.

Под хриплые звуки фанфар на арену выступили бестиарии и венаторы, вооруженные короткими охотничьими копьями и кинжалами. Бестиарии были менее почитаемыми, чем венаторы, хотя их роль на арене была куда опаснее – они должны были выгонять зверей из клеток и злить их. А в задачу венаторов входило убивать разозленных животных, что, впрочем, тоже не назовешь простым делом.

Под гром аплодисментов отворились огромные ворота, и на арену выволокли бутафорского кита. Громадная пасть из разрисованного дерева открылась, и емкое чрево исторгло с десяток каледонских медведей, злобных, оттого что их пробудили от спячки и заставили покинуть уютные берлоги. Следом, брыкаясь, выскочили десять широкорогих оленей, проскакали ржущие дикие лошади и десять могучих кипрских быков. Последними выбежали мавританские страусы, раскрашенные киноварью.

Сергий почесал в затылке, оценивая идею неведомого массовика-затейника, и решил, что кит, скорей всего, не вместилище на манер ноева ковчега, а проходной коридор. Иначе все эти твари в «чудо-юдо рыбу-кита» попросту бы не влезли, даже если их утрамбовать… О, там еще и хищники!

Сотрясая воздух оглушительным ревом, показались черногривые львы, заструились полосатые тигры, заметались пятнистые леопарды, припадающие к земле и скалящие клыкастые пасти.

Животные разбежались по арене, вступая в поединки между собою, охотясь или убегая.

Бестиарии принялись стравливать между собою хищников, и вот пролилась первая кровь – громадный медведь погнался за неловким бестиарием. Зверь мчался, как скаковая лошадь, и ударом лапы снес человеку полголовы.

Трибуны взвыли от восторга.

Венаторы распределились, желая показать всё свое мастерство. Парочка «охотников» понеслась к улитке-коклее, похожей на большую бочку с вращающимися дверями. Разъяренный медведь, испробовавший человечьей крови, навис над одним из венаторов, тот юркнул в коклею и присел на колени, а тяжелая дверь с размаху треснула животное по морде. С обиженным ревом мишка отскочил прочь.

Другой участник представления быстро спрятался за переносной тростниковой стенкой, сворачиваясь клубком, как ёж. Легкая решетчатая плетенка окружила человека встопорщенными тростниковыми прутьями, будто иглами. Злобно харкающий тигр обнюхал «ежа» и потерял к нему всякий интерес.

На арену выскочили тавроценты – бойцы с быками. Вспрыгивая на спины рогатых бестий, они пытались прикрепить к их смертоносным рогам цветные ленточки. Громадные пятнистые быки взрывались от ярости – центнеры стальных мышц гнулись и изгибались, – мощно подпрыгивая и закидывая на спину рогатые головы. А тавроценты каким-то чудом удерживались на необъятных бычьих спинах, гикали и потрясали копьями.

– Это вам не родео какое-нибудь! – прокричал возбужденный Эдик. – Это туры! Буйволы!

Гефестай сложил ладони рупором, и прокричал:

– Таврарий, смелее в бой!

Будто прислушавшись к этому пожеланию, один из таврариев соскочил с лягающегося быка и воткнул копье древком в песок. Взбешенный бык бросился на человека, тот резво отпрыгнул в сторону, и крупная рогатая скотина с разбегу напоролась на копье…

А слева, на пустой части арены, бестиарии стравливали зверей, чьи пути в природе никогда не пересекались – льва выставили против сонного от холода крокодила, медведя против малоподвижного питона, а тюленя против волка.

Венаторы тоже разошлись – вопя и воя, они разбегались с гибкими шестами в руках, опираясь на них, прыгали навстречу тиграм или львам, исходящим ревом. Хищник и человек устремлялись друг к другу в прыжке – венатор разворачивал свое тело и плашмя падал на зверя, накрывая того живой аркой. Гигантские кошки приседали, пружиня лапами, хлопались брюхом о песок, а когда подпрыгивали, хлеща хвостами, их обидчики уже вовсю неслись к «ежам» и «коклеям»…