В это время Полянский, упиваясь возможностью поухаживать за таким количеством дам, с удовольствием разливал вино по бокалам, одаривая каждую женщину загадочной улыбкой.

— Ну что? — как бы приглашая к беседе всех присутствующих, спросил Игорь.

«О господи, — подумала Лариса, — сейчас опять начнут про танки». В женском коллективе словосочетание «про танки» было условным сигналом к пополнению запасов терпения. Эта история имела глубокие корни. Года три назад, на очередном большом празднике, кто-то из мужчин затронул тему о роли бронетехники в современной армии.

Экскурс в танкостроение длился весь вечер; женщины скучали, умело скрывая тоску под фасадом вежливости. Особенности установки бронепластин, характеристики орудий, параметры двигателей были настолько «увлекательной» темой, что не клевала носом только Полина. Она просто заснула в самом начале беседы. Когда же споры коснулись новейшей разработки, танка МТ-100 «Черепаха», стало ясно, что праздник испорчен окончательно. Через некоторое время, аккурат на следующих клановых сборах, мужчины снова подняли животрепещущую тему «снаряда и брони».

Женщины под различными предлогами начали покидать мужское общество. Кончилось это тем, что кто-то из пострадавшей стороны высказал в приватной беседе свой протест самому заядлому танкисту, Игорю. Специалисты по бронированному кулаку несколько подувяли, но просьбу общественности были вынуждены удовлетворить.

— Я бы хотел сделать небольшое объявление, — перехватил инициативу Александр. — Вы все уже наверняка знаете, что Катерина беременна. Так вот, она будет рожать, и в связи с этим я бы хотел ее ввести в наш круг. Думаю, это пойдет на пользу не только ей, но и ребенку. Пусть ума набирается. Возражения?

— Да какие могут быть возражения? — удивился Полянский.

Саша повернулся и посмотрел на шумную компанию молодежи в другом конце гостиной. Судя по доносившимся обрывкам фраз, речь шла о новой экранизации «Хроник Амбера».

Это была первая крупная российская киноработа после серьезного кризиса в кинопромышленности. Очередной скачок в развитии инфотехнологий на какой-то момент превратил кино в кунсткамеру спецэффектов, начисто исключив актерскую игру, да и подчас самих актеров тоже. Дорвавшись до сундучка с эффектными побрякушками, режиссеры принялись клепать третьесортную продукцию на манер голливудской. Не миновала чаша сия и такого эпического полотна, как «Хроники Амбера». Очередной виток повального увлечения общечеловеческими ценностями сильно видоизменил произведение. Один из главных героев превратился в гея, другой неожиданно почернел кожей. Шестидесятивосьмилетний режиссер, снявший в свое время Толкиновскую сагу, растянул «Хроники» на пять серий, по четыре часа в каждой.

После этого кино окончательно утратило смысловую нагрузку. Только недавно, в последние три года, на экраны вышло несколько проектов, где ведущими стали живые актеры, их чувства, эмоции. Критики снова заговорили о возрождении российского кинематографа.

И вот кто-то из режиссеров замахнулся на эпос.

— А слабо в кино сходить? — спросил Вязников у присутствующих.

— А почему бы и нет? — сказала Лариса. — Только на какой фильм?

— Да вот дети говорят, что вышли «Хроники Амбера»…

— Да-да, — подал голос Михаил, — я видел рекламу.

— А действительно, давайте сходим! — обрадовалась Виктория.

— Только вот гложут меня сомнения относительно качества… — сморщился Полянский.

— Ну, хуже Эммы Уотсон в роли Дары никого быть не может, — замахала руками Лариса. — А вспомните Бренда!

— Том Фелтон? Ужас, ужас… Хотя старичок Элайжа Вуд был в роли Корвина недурен…

— А любовная линия Кейн — Джулиан? Помните, эти восторги в прессе? «Олицетворение вечной любви двух стихий. Воды и земли. Бесконечного моря и бескрайних лесов».

— Да, действительно, — согласился Вязников. — Пожалуй, стоит сходить. Надо дать нашему кинематографу шанс.

Он повернулся к молодежи:

— Эллочка, а негры в списке актеров имеются?

— Нет, кажется. По крайней мере, если и есть, то с русскими именами. Про гомосексуалистов ничего сказать не могу. Но в рекламке не заявлено таких… прорывов.

— А в главной роли кто? — поинтересовался Игорь.

— Кто-то совсем новый, неизвестный. Режиссерская работа Петра Кончаловского.

— Ну, слава богу, что не Степана Михалкова. Он бы на роль Оберона вытащил старика-отца. Сколько раз уже было…

— Да, и сколько можно? — поддержал Вязников. — До сих пор с ужасом вспоминаю сериал «Княжеский Пир». Никита Михалков в роли Владимира Красно Солнышко. Старику уже на покой пора, бенефисы рубить и правнуков нянчить, а все туда же…

— В общем, — резюмировал Морозов, — надо сходить! Решено?

— Решено! — воскликнули все одновременно и подняли бокалы. Звон стекла и звук входного гонга слились воедино.

Лида встрепенулась:

— Я открою, — и выскочила в прихожую. Толкнув плечом тяжелую дубовую дверь, Лида отпрянула. На пороге стоял Иван Иванович, воротник его дорогого зимнего пальто был чуть припорошен снегом. Он походил на дородного боярина, с зычным басом, лохматыми бровями, пахнущий дорогим одеколоном. Синий татуированный перстень на пальце теперь прикрывался настоящим золотым. Увидев ее, мужчина заворочался на месте и утробно заворчал:

— Привет, шкодница.

Лида с неприличным для взрослой женщины визгом бросилась к нему на шею. Иван Иванович для нее был почти как крестный отец.

Юрий Морозов и Алексей Вязников были очень дружны с Иваном Ивановичем. Они никогда не скрывали своего знакомства от детей, но и никогда не говорили, чем он занимается и где работает. Однако в детстве среди взрослых Лида неоднократно слышала фразу, что если припрет, то Иван Иванович поможет. А в бане дети часто тайком рассматривали татуированную спину гостя.

— Проезжал мимо, подумал, дай заскочу, — пробасил Иван Иванович, входя в гостиную.

— Сколько лет, сколько зим! — Александр поднялся с кресла, протягивая руку.

«Ну-ну, — с усмешкой подумала Лида, ставя на стол дополнительную посуду. — Хитрый лис! О том, что ты приедешь, знала вся округа».

Ивану Ивановичу налили рюмочку. Он сказал тост, сдвинули бокалы, выпили. Разговор пошел по укатанной вежливостью дорожке. Лида, сидевшая рядом с мужем, рассеянно следила за разговором. Ее взгляд остановился на тесном кругу молодежи.

Все о чем-то беседовали, кажется, они так и не ушли от темы «Хроник», и только старшие, Сергей с Катериной, остались при своих интересах. Огарев молча поставил свою бутылку с квасом на журнальный столик и подсел поближе к Катерине.

— Что-то ты сегодня неактивная.

— Я не в образе, — лениво усмехнулась Катя. У нее было странное настроение. Мелкие детали настойчиво бросались в глаза. Вот и сейчас она с любопытством, граничащим с невоспитанностью, разглядывала глаза Сергея.

«Надо же, — подумала она, — я ведь его знаю как облупленного. Вместе в одной песочнице играли. А глаза словно только сейчас по-настоящему увидела».

— Хочу написать твой портрет, — неожиданно даже для себя сказала Катя.

Сергей очень спокойно спросил:

— Почему?

— Глаза у тебя особенные, — честно призналась Катерина.

— Только сейчас заметила?

Они смущенно замолчали. Каким-то особенным смущением наполнилась тишина между ними.

— А что это ты сегодня такая щедрая? — Сергей прокашлялся. — Портрет предлагаешь написать. Раньше за тобой таких грехов не водилось

— Все течет, все меняется. Вот и я тоже в силу обстоятельств меняюсь. — Катя спрятала глаза за стаканом с соком.

— Это что же за обстоятельства, которые тебя так скрутили?

Она поколебалась минуту, но поняла, что шила в мешке не утаишь.

— Беременная я, вот и колбасит, — шутливо сказала Катя, понизив тон почти до шепота.

— Ну ты, мать, даешь! — сразу же приняв ее слова на веру, выдохнул от удивления Сергей.

— В том-то все и дело, что мать…

Они помолчали. Сергей не задавал лишних вопросов, и Катя была ему за это благодарна.