По разным мелким лечебницам, чьи рекламные афишки нередко попадались на глаза, Джонни не поехал. Мелкое кажется неосновательным, несерьезным; утопающий хватается за соломинку только если рядом нет бревна. Бревно же было: Имперский Институт Бриллологии, институт Ситроена и инсти shy;тут Халимана выглядели весьма внушительно.
Когда Джонни на таксолете возвращался в гостиницу, из окна машины он увидел высокое здание, охватывавшее полукругом мраморный моно shy;лит. “Фонд Райта” – отозвался водитель на вопрос Джонни.
За день Джонни несколько раз слышал это имя. Фонд Эдварда Райта, как понял он, сам научными исследованиями не занимался, но оказывал мощную финансовую поддержку лечебным и исследовательским организациям, работавшим с плесенью Брилла. От этого имени, как его произносили, веяло такой силой, что Джонни, заметив по мрамору золотую вязь, велел таксисту опуститься у подножия монолита. Любая информация, касавшаяся плесени Брилла, имела для Джонни значение, поэтому фондом Эдварда Райта он не мог не заинтересоваться.
На мраморе золотом было высечено:
“Ныне я говорю: живой или мертвый, я буду душить, рвать, кромсать арламскую плесень, пока она не издохнет.
Ныне я говорю: всякий мне друг, кто станет бороться с плесенью Арлама.
Ныне я говорю: кто найдет способ уничтожить арламскую плесень, получит десять миллионов кредов наличными.
Мэгги, Мэгги, зачем ты полетела со мной?..”
Таксист, кивком головы показав на подпись, сказал Джонни:
– Мэгги – его дочь. Райт взял ее с собой на Арлам, понастроил здесь своих рудников, закрутил дело, а тут девчонка возьми да захворай, плесень на нее села. Она умерла, одни говорят, плесень ее сожрала, другие говорят, ее залечили. Тогда Райт создал свой фонд, а через пару лет сам ноги протянул. Только не от плесени, сердце сдало.
Прошло две недели, как Джонни с Лолой прибыли на Арлам. В институтской клинике за здоровье Лолы взялись всерьез: когда бы Джонни ни заходил к ней, вокруг ее койки постоянно в три ряда стояли какие-то приборы, причем одни вносили, другие выносили, и белые халаты кругом мелькали туда-сюда, туда-сюда. Словом, Лола в клинике Имперского Института Бриллологии получала все, что только можно было получить за деньги.
Однажды вечером к Джонни в гостиничный номер позвонили и попросили его, “если его не затруднит”, немедленно подойти к доктору Ганзеру, лечащему врачу Лолы. Этаж такой-то, комната такая-то.
Доктор Ганзер сказал без предисловий:
– Положение вашей жены осложнилось, мис shy;тер Голд. Только что мы обнаружили зачатки плесени у нее в мозгу.
Джонни, с замирающим сердцем вошедший в кабинет, побледнел.
– Вы… сможете что-нибудь сделать?
– Если мы выявляем плесень в мозгу в самом начале ее развития, как это произошло сейчас, иногда нам удается повернуть процесс вспять. Впрочем, это больше зависит от плесени, чем от нас. Мы просто отменяем все лекарства, все назначения, – и плесень может перейти из мозга в кожу, а может не перейти. Это все, что я хотел вам сказать. По договору мы обязаны предупреждать вас в случае всевозможных осложнений, что я сейчас и сделал.
– Я должен увидеть ее.
– Вы не должны сейчас видеть ее. Она спит, ни к чему ее беспокоить.
– Дайте мне хотя бы посмотреть на нее. Я не стану ее будить.
– Это возможно, только говорю сразу: если она проснется, когда вы будете находиться в палате, знайте, большего вреда ей вы не смогли бы причинить.
Она лежала в белой больничной постели и спала – такая одинокая, такая жалкая. Но она не одинока, нет, он никогда не оставит ее, хотелось вскричать Джонни и взять ее руки в свои, и обнять ее, – но вместо этого он задерживал дыхание, опасаясь ее разбудить.
И все же, как она одинока, она совсем одна, его бедняжка, подумал он, тоскуя сердцем. Разве может он переложить хотя бы часть ее мук на свои плечи? Нет. И все его попытки вылечить ее немногого стоили, раз они оказались безрезультатны. От него проку для нее – как от больничной стены, как же он может уверять себя, что его тепло согревает ее?..
Всю ночь Джонни простоял в палате Лолы, у двери. Он не слышал, как одна из сестер милосердия настойчиво предлагала ему стул.
На этот раз обошлось. Ранняя диагностика и своевременная отмена лекарств сыграли свою роль, плесень ушла из мозга Лолы. Ушла в кожу. На правом плече девушки за несколько часов прямо шерсть дюймовая выросла, только это была не шерсть, а волокна плесени.
Лола опять принялась за мефенамовую мазь. Нити плесени вскоре потеряли упругость, опали, границы серого пятна стали сокращаться.
Доктор Ганзер предупредил Джонни:
– Если ваша жена будет продолжать использовать мефенамовую мазь, боюсь, плесень скоро вновь появится у нее в мозгу. Во второй раз нам не удастся выманить ее оттуда. Если плесень Брилла ушла из мозга, а после туда вернулась, все, с ней ничего не поделать, об этом говорит весь галактический опыт.
– У вас есть какое-то другое лекарство, которое убрало бы эту гадость с кожи моей жены? Убрало бы так, чтобы потом можно было не опасаться за ее мозг?
– У нас есть множество лекарств, способных устранить накожные проявления болезни Брилла, но, к сожалению, ни одно из этих лекарств не предотвращает уход плесени в мозг. Единственный способ предотвратить мозг вашей жены от поражения, это дать плесени развиваться на коже. Другого я не вижу. Потом, когда плесень войдет в фазу колошения, можно будет применить препарат Х-10.
– Нам еще на Земле говорили об этом способе лечения: идут годы, человек обрастает плесенью, а потом применяют Х-10. Мы думали, что здесь, на Арламе, в Имперском Институте Бриллологии, нам предложат что-нибудь получше.
– Возможно, так это и произойдет. В нашем институте – двести лабораторий, семь тысяч со shy;трудников. Почти каждую неделю в клинику поступает новый препарат для испытания. Я бы посоветовал вам отговорить вашу жену применять мефенамовую кислоту, пока не поздно. Да, плесень начнет развиваться у нее на коже, но я уверен, вашей жене не придется долго страдать. Мы стоим на пороге уникального открытия, возможно, уже в этом году в нашем институте будет создан высокоэффективный препарат для лечения болезни Брилла.
Выслушав Джонни, Лола сказала, что ей делается страшно, так страшно, аж сердце замирает, как только она смотрит на свое правое плечо, на серое пятно плесени. Она умрет от страха и омерзения раньше, чем от самой болезни, если плесень не уйдет с ее кожи. А для того, чтобы прогнать плесень с кожи, она должна применять мефенамовую мазь.
Переговорив с Лолой сразу после беседы с доктором Ганзером, Джонни в этот же день перевез ее в Независимый Институт Психологических Исследований доктора Ситроена.
Доктор Ситроен осмотрел Лолу сам (это стоило Джонни впятеро дороже, чем если бы ее осмотрел рядовой врач институтской клиники). Пригласив Джонни в свой кабинет, Ситроен сказал:
– Не скрою, мистер Голд, перед нами непростая задача, у вашей жены глубокая ипохондрическая депрессия. Нам придется хорошенько потрудиться, чтобы достичь каких-то результатов.
– Вы можете мне сейчас сказать, добьетесь вы чего-то или нет?
– Пока я не могу сказать вам ничего конкретного. Но мы приложим все усилия, я обещаю вам.
– У нее есть шанс? Я слышал, вы берете к себе на лечение только тех, у кого есть шанс выздороветь. Значит, я могу надеяться?
Доктор Ситроен поднял кустистые брови.
– Мы принимаем в клинику всех, кто к нам обращается. Если, конечно, человек болен болезнью Брилла, а не какой-то торксиканской лихорадкой, и если он кредитоспособен. Кажется, вам кто-то сказал иное?
– Не так давно я имел разговор с доктором Сайманом из вашего института. Он сказал, что вы берете на лечение только тех, кому оно может помочь.
Ситроен кивнул.
– Доктор Сайман сказал вам правильно. В клинику мы принимаем всех, но к лечению оказываются готовы немногие. Лечением мы называем проводку лечебного кода через сознание пациента, достигшего эффективного стремления к излечению. То есть прежде, чем начать лечение, мы должны перевести вашу жену из состояния ипохондрической депрессии в состояние аффекта, затем мы внедрим в ее сознание разработанный нами код, а уж потом пойдет собственно лечение, изгнание плесени из ее организма.
