Джонни не поверил своим ушам. Растерянность, радость, чувство признательности попеременно отразились на его лице.
– Вижу, ты не откажешься от этих денег, – проговорил Чарльз Голд. – Вся сумма будет переведена на Луну немедленно, в Лунном филиале Имперского банка на твое имя откроют счет. Завтра утром сможешь получить все. Только не мечтай, что я простил тебя. Я не отказался от тебя, ты – мой сын, но до прощения еще далеко.
Чарльз Голд отключился. Сын так и не успел сказать отцу ни слова.
Лолу Джонни разбудил немедленно. Еле сдерживая волнение, он поведал ей о неслыханной новости, и сердце его затрепетало радостью, когда он уловил лучик надежды в ее широко раскрывшихся глазах.
Арлам, единственная планета Спики, Альфы Девы, была планетой лесов и искродия. Леса существовали для туземцев, сумчатых гуманоидов, искродий – для землян. У туземцев едва-едва начинался каменный век, так что искродий, редчайший минерал, служивший топливом для звездолетов, им был ни к чему.
Первое месторождение искродия открыли на Арламе тридцать лет назад. За тридцать лет было найдено еще двадцать месторождений, вокруг каждого из которых вырос целый город.
И еще Арлам был планетой плесени Брилла, родиной своеобразного растительного организма, оказавшегося способным паразитировать в человеке. В начальных стадиях видимое появление болезни напоминало плесень, плесенью же Брилла эту болезнь назвали по имени первого умершего от нее человека.
Плесень Брилла разносилась спорами, и Джонни, оказавшись в космопорте на Арламе, удивился, что здесь не предпринималось никаких мер против заражения: люди передвигались совершенно свободно, без защитных халатов, без масок. Один из спутников Джонни по космическому перелету, инженер, прилетевший на Арлам в третий раз, объяснил, что в изоляции от внешней среды не было необходимости. Так, на Земле даже самые болезненные из людей не носят скафандры, чтобы предохраниться от микробов, плесень же куда менее заразна, чем, скажем, грипп. Спора плесени должна попасть не просто на кожу, а в ранку, причем не каждая попавшая в ранку спора прорастает. На прощание инженер заметил, что иногда на Арламе скафандры все-таки одевают, одевают полицейские, когда устраивают облавы на зараженных туземцев. При встрече с больным туземцем, у которого плесень находится в стадии спорообразования, риск заражения значительно возрастает. Вокруг такого больного клубится облако из спор, и одна какая-нибудь спора уж найдет трещину в коже здорового.
Головной корпус Имперского Института Бриллологии сверху выглядел как обкусанный блин – невысокий, всего в три этажа, с многочисленными выступами-пристройками, он занимал громадную площадь. Можно сказать, он был велик не в высоту, а в глубину. Когда Джонни с Лолой прибыли в Институт, врачебный прием уже закончился, но у Джонни были деньги, и он не собирался дожидаться следующего дня.
Доктор Бланке, седоволосый розовый старичок, спокойно выслушал рассказ Джонни и внимательно осмотрел Лолу.
– Мне сказали, у вас есть способы лечения, которых нет нигде, – произнес Джонни. – На Земле и Луне моей жене не помогли. Вы что скажете?
– Мы попытаемся помочь леди.
– Значит, мы можем надеяться?
– Конечно. Сделайте первый взнос, и я немедленно отправлю леди в палату.
– Я не хочу оставлять ее одну. Вы не могли бы положить меня в одну палату с ней?
– Это против правил. Вы можете остановиться в гостинице при институте. Гостиница находится в этом же здании, блок 77.
Позади остались формальности, и мосластая мужиковатая санитарка повела Лолу в палату. Проводив взглядом узкую девичью спину с угловатыми плечами, Джонни отправился в гостиницу.
Он мог бы снять президентские апартаменты, но ограничился однокомнатным номером за пять кредов в месяц. Потребности у Джонни были небольшие, да и иного применения деньгам отца, кроме как на лечение Лолы, он не видел. Оставив свои немногочисленные вещи в номере, он опустился вниз и спросил у портье:
– Скажите пожалуйста, Имперский Институт Бриллологии – единственное место на Арламе, где лечат болезнь Брилла?
– Наш институт – единственное место не только на Арламе, но и во всей галактике, где лечат болезнь Брилла, – произнес лысоватый седой портье тоном, которым мамаши уверяют детишек, что сладкое вредно для зубов. – Все остальные, которые манят, обращайтесь, дескать, к ним, мошенники или неучи.
“Старик портье, видно, крепко держится за свое место, – подумал Джонни. – От него правды не добиться. Ничего, спросим у других”.
Джонни вышел на улицу, и через пять минут он уже знал, что на Арламе кроме Имперского Института Бриллологии действовали еще два крупных центра по изучению и лечению болезни Брилла, Независимый Институт Психологических Исследований доктора Ситроена и Институт народной Медицины Арлама доктора Халимана. Кроме того, на Арламе находилось около сотни частных лабораторий, в которых работало от одного до нескольких десятков человек, обуянных желанием найти эффективный способ лечения болезни Брилла. Такой энтузиазм был понятен, некий фонд Эдварда Райта установил награду в десять миллионов кредов тому, кто смог бы разработать действенный способ лечения болезни Брилла. В многих из этих лабораторий помимо исследовательской работы также занимались и лечебной.
– Только я не слышал, чтобы от кого-то выздоровевшие валили косяком, – сказал уличный торговец сластями. – Иные крутолобые заверещат, мы-де на верном пути, ну к ним и повалят бедолаги в плесени, а на поверку оказывается пшик.
Джонни, хмуро дослушав зубоскала-торговца, отправился в институт Ситроена. Что зря время терять, пока Лолу будут лечить в Имперском Институте Бриллологии, ему надо разведать, чего стоят конкуренты Имперского Института.
У Ситроена дело было поставлено на широкую ногу, о чем говорил солидный вид институтского здания, представлявшего собой пятидесятиэтажный небоскреб. Заплатив за консультацию, Джонни прошел в кабинет, который ему указали. На двери кабинета висела табличка: “Доктор Сайман”.
Доктор Сайман внимательно выслушал рассказ Джонни про плесень, мефенамовую кислоту и Модуль-2, словом, про все их с Долой мытарства. Сайман сказал:
– Наш метод, мистер Голд, заключается в том, что мы стимулируем организм больного, прежде всего – стимулируем психику, с тем, чтобы больной сам справился с болезнью, то есть с плесенью. Вы, наверное, слышали, известно немало случаев выздоровления человека от болезни Брилла без лечения, всегда это происходило на всплеске психической активности, вот этот всплеск мы и пытаемся смоделировать.
– Я слышал, случаи самопроизвольного излечения очень редки.
– Таких случаев пятнадцать-двадцать в год. В процентном отношении к общему количеству больных это, конечно, не очень много, но от пятнадцати-двадцати случаев самопроизвольного выздоровления в год нельзя отмахнуться как от ничего не значащего исключения, что подтверждается нашими работами.
– И каковы шансы моей жены выздороветь, если вы возьметесь ее лечить?
– Из тех, кто начинал лечение у нас, выздо shy;равливают двадцать процентов. Но, оговорюсь сразу, мы далеко не всех беремся лечить.
“Двадцать процентов – неплохой результат, – раздумывал Джонни, летя на таксолете в Инсти shy;тут Народной Медицины Арлама доктора Халимана. – Официальный Х-10 дает только десять процентов выздоровления, а тут – целых двадцать процентов. Не попытаться ли пробиться в эти двадцать процентов?..”
В Институте Халимана Джонни разъяснили, что направление работы института – поиск местных, природных средств лечения болезни Брилла. Туземцы Арлама болеют плесенью Брилла тысячелетия, вот у них-то институт Халимана и заимствовал одни методы лечения и собирался заимствовать другие. Что же касается результативности лечения, то тут Джонни ответили так: “Мы помогаем многим, половина наших пациентов забывает про свои мучения”. Джонни мрачно пошутил: “Эта половина умирает сразу, что ли?” “Нет, зачем же. У нас вообще редко умирают. Умирают, когда уходят от нас”.
