Джонни, хмурясь, ничего не ответил. Доктор Рюш произносил правильные слова, на которые неискушенному в искусстве спора молодому квадисту нечего было возразить.
– Душевные раны имеют одну особенность, – проговорил доктор Рюш. – Они немедленно затягиваются, как только на них перестают обращать внимание. Как я понимаю, тебе нужна победа на арене, ради тебя самого и ради жизни твоей жены. Скажи, сможет ли победить квадист, начавший бой с раной в груди?
– Я не могу так просто забыть Алана, – выдавил из себя Джонни.
– А зачем про него забывать? Забывать друзей нехорошо. Я только за то, что тебе следует думать о нем без сожаления, тем более что пока никто не доказал преимущество нашего мира перед тем, в котором он сейчас находится.
В этот день Роджерс во время подготовки ворчал на Джонни куда меньше обычного. Старый квадист никогда не хвалил своих подчиненных, считая, что похвала расслабляет, так что такую его сдержанность в отношении Джонни можно было счесть за похвалу.
Между тем приблизился срок очередного боя с участием одного из квадистов группы Роджерса. Стив Делорес должен был выступать против профессионала из клуба “Первые”, квадиста по прозвищу Кроманьонец, выходившего на арену в маске первобытного человека. Стив Делорес и Кроманьонец стояли на одной ступени шкалы результативности, оба они имели по два боя на своем счету, в каждом из которых победили.
И опять песок арены под рукоплескание трибун обагрился человеческой кровью – в блеске стали, в вихре боли и ярости, в хитроумном переплетении смертоносного искусства квади-боя.
Победил Кроманьонец. Стив Делорес был смертельно ранен в одну из его атак и скончался на месте, так что зрителям не пришлось утруждать себя голосованием.
Понурые возвращались Роджерс и его квадисты на загородную базу клуба. По прибытии они облачились в защитные костюмы, следовало проработать ошибки, совершенные бедолагой Делоресом. Перед занятием Роджерс на минуту отлучился, и тут эмоции выплеснулись через край. Луи Вильсон крикнул Джонни в лицо:
– Это все из-за тебя, сопляк! Ты принес к нам смерть! Смерть ходит за тобой по пятам, да, по пятам! Макс Аррен, Рой Флинтон, Стив Делорес… Кто следующий?
Квадисты обступили Джонни, и даже обычно державшийся в стороне Арчи Ласкен сузил и без того маленькие глаза в угрожающие щелки. Многие поверили словам Вильсона, только горбун Парк Брэнкс, высунувшись из-за спины Ласкена, неприметно подмигнул молодому квадисту – видишь, мол, я же говорил тебе, что такое этот Луи Вильсон.
Сгустившуюся в зале тревожную атмосферу пронзил хрипловатый голос незаметно вошедшего Роджерса:
– Кажется, ты, Луи, хочешь, чтобы следующим от нашей группы выступил Джон Голд? Будь по-твоему. Если ты прав насчет всей этой чертовщины, что Голд ходит под ручку с несчастьем, значит, Голд умрет. А если Голд принесет клубу победу? Тогда, получается, ты все врал про него, ты зря трепал людям нервы, ты только мешал нашей предбоевой подготовке. И это, Вильсон, я не смогу просто так оставить.
– Что же вы сделаете со мной, мистер Роджерс? – окрысился Вильсон.
– Это мы сделаем прямо сейчас. Мы заключим пари. Ставка – десять тысяч кредов. Я утверждаю, что ты напрасно косоротишься на парня. Голд принесет клубу удачу, говорю я вам всем! Он победит! Если же он проиграет, я выплачу тебе десять тысяч кредов.
– То есть… если этот мальчишка выиграет…
– Тогда ты передашь мне десять тысяч. Вильсон покачал головой. Сумма, на которую
Роджерс собирался поспорить с ним, могла кого угодно смутить. Десять тысяч кредов, столько получал профессиональный боец за выступление, разумеется, только в том случае, если он побеж shy;дал… Некоторые профи, правда, получали за свое выступление больше, но Вильсон к таким умельцам не относился.
– Я не буду с тобой спорить на деньги, – сказал Вильсон.
– Не виляй, дружок, умей ответить за свои слова. Я знаю, ты уже давно мутишь воду, так что пора тебе и пузыри пустить. Сегодня же приглашу нотариуса, и мы заключим с тобой пари по всем правилам.
– Я не собираюсь ничего с тобой заключать!
– В таком случае следующим на арену выйдешь ты, я тебе обещаю.
Вильсон скривился. Страх боролся в нем с жадностью.
– Я не собираюсь выступать следующим, как не собираюсь я ткнуть себя квадаком в живот. Если только ты попытаешься устроить мне это, я перейду в другой клуб. Или попрошу босса убрать тебя из клуба, ты же совсем старик, Роджерс.
– Ты предложишь мистеру Кастлу выбор – ты или я? – нехорошо усмехнулся Роджерс. – Поглядим, что из этого получится. Иди, отправляйся к мистеру Кастлу. Сейчас же.
– Я намерен сейчас заниматься…
– Я пока что не уволен? Ну так позволь мне распоряжаться здесь. И пока я буду работать, ты не приступишь к занятиям, так что поторопись к боссу.
Луи Вильсон быстро смекнул, что перегнул палку. Ставить вопрос перед Кастлом об увольнении Роджерса не имело смысла, если Вильсон хотел остаться в клубе. Кастл, может, и пожурит маленько Роджерса за вспыльчивость, но из клуба-то вылетит он, Вильсон, а не Роджерс. Три последних выступления квадистов Роджерса были неудачны, но за Роджерсом столько числилось прекрасно подготовленных бойцов, бойцов-победителей, что эти три неудачника, конечно, не могли сокрушить его репутацию талантливого тренера, разве что немного поколебали ее. А что значит для Вильсона быть изгнанным из клуба? Ни один солидный квади-клуб, то есть квади-клуб, в котором работа профессионалов хорошо оплачивается, не примет к себе изгнанного из другого клуба бойца. Принять к себе бойца-изгнанника считалось плохой приметой, а кому как не Вильсону, знать, насколько суеверны квадисты!
У Вильсона оставался только один выход из сложившейся ситуации: помириться с Роджерсом. Цена же такого примирения была Роджерсом уже указана.
– Мистер Роджерс… я согласен, – глухо проговорил Вильсон. – Я согласен, сэр, заключить с вами пари.
В этот же день между Луи Вильсоном и Роджерсом было заключено пари со ставкой в десять тысяч кредов, оформленное документально, скрепленное печатью нотариуса и десятью подписями свидетелей, так что результат первого выступления Джонни на арене стал предметом заинтересованного спора еще до того, как дату боя официально объявили.
Это был гениальный ход, разумеется, не самим Роджерсом придуманный. Все рассчитали штатные психологи клуба: теперь Джонни мог готовиться к выходу на арену в относительно спокойной психологической обстановке, спокойной настолько, насколько двое менял в своем общении бывают спокойнее двух фанатиков противоборствующих религий.
О роке и о судьбе в группе Роджерса все как-то позабыли, завороженные поставленной на кон кругленькой суммой. Даже Луи Вильсон желал поражения Голду более из опасения потерять десять тысяч кредов, нежели боясь остаться в опасной близости к человеку, приносящему несчастья. Парк Брэнкс, так тот в открытую подсмеивался над Вильсоном, вызывая улыбки квадистов: “Десять тысяч кредов, Луи, и все из-за маленьких рожек, которые почудились тебе в волосах Джонни. Я бы скорее выколол себе глаза, чем стал рисковать десятью тысячами кредов, честное слово!” Приблизился день, когда Джонни должен был впервые ступить на профессиональную арену. Накануне Джонни потребовал, чтобы ему устроили встречу с Лолой. Вместо этого ему показали отснятую утром стереопленку: она желала ему удачи, она ободряла его, она держалась молодцом. Да, она выглядела неплохо, ее вид мог кого угодно ввести в заблуждение, но Джонни не обманулся, он никогда и на минуту не забывал, что его жена тяжело больна.
И ему не дали встретиться с ней, в нарушение подписанного с ним контракта не дали!
Казалось, Джонни еще никогда в жизни не злился так, как в этот день. Вот в какой переплет он угодил: он мог бы добиться выполнения контракта через суд или даже выплаты неустойки, но судебная волокита требовала времени, которого у него не было. Ему оставалось только подчиниться воле тех, кто направлял каждый его шаг. И он подчинился, сжимая кулаки и скрипя зубами.
