8 ноября 1938 года в Берлине появился странный молодой человек, утверждающий, что явился из 2006 года. Не соответствующая времени одежда, своеобразный немецкий язык и, главное, мобильный телефон и mp3-плеер, которые были при нем, заставляют верхушку Третьего Рейха принять его бредовые россказни всерьез.

К сожалению, он очень мало может рассказать как об истории, так и о технике, а в мобильнике у него нет ничего, кроме музыки и порно, но все же некоторые выводы на основании его показаний сделать удается. История начинает развиваться иным путем.

Получив от Чехословакии Судетскую область, Гитлер не аннексирует эту страну. Раздела Польши между Германией и СССР не происходит. Более того, в обмен на Данцигский коридор президент Мошицкий получает возможность захватить Литву, что и делает (несмотря на отчаянное, но недолгое сопротивление литовцев) 30 апреля 1939 года. Польша вновь становится Речью Посполитой. Эстония и большая часть Латвии отходят к СССР.

Будучи твердо уверены в дальнейшем германо-польском наступлении на Советский Союз, Англия и Франция посылают в воюющую с СССР Финляндию сорокатысячный экспедиционный корпус под прикрытием мощной эскадры боевых кораблей. Почти сразу после этого английские и французские бомбардировщики наносят из Сирии авиаудар по нефте промыслам Кавказа и черноморским портам Страны Советов, однако решительного успеха операция «Бакинская нефть» не приносит. Попытка склонить Турцию к совместным действиям против СССР оканчивается ничем, и Новая Антанта объявляет войну и этой стране, надеясь за неделю-две принудить ее к капитуляции и вторгнуться на Советский Кавказ через ее территорию.

Несмотря на успех начальной фазы войны, Турция, благодаря помощи Болгарии, Югославии, Румынии, Венгрии, СССР и – незначительной – Германии, также вступившей в войну против Франции и Англии, устояла, и продолжила сопротивление.

Однако войска Вейгана и О’Коннора уверенно рвутся к Анкаре, а ожесточенные бомбежки советских и турецких территорий продолжаются…

Das kleine Edelweiss[2]

Северное побережье Турции,

окрестности города Герзе

12 марта 1940 года, 06 часов 12 минут

Холодные волны Черного моря, свинцово-серые в утренних сумерках, лениво накатывались на галечный пляж, и с тихим шорохом откатывались назад. Откатывались, чтобы вновь омыть гальку пляжа и то, что на него вынес прибой. А вынес он этим утром немало.

– Какой черт понес этого русского вдоль побережья, прямо под английские бомбы? – оберфельдфебель Рольф Фишер был трезв, хотел спать, и, как следствие, был чертовски зол на капитана советского парохода, подставившего свою, несомненно заслужившую участь металлолома, лоханку под атаку ночного пикировщика Новой Антанты. – Не мог подохнуть где-нибудь посреди моря, чтобы честные немцы могли спокойно выспаться?

– Не бурчи, Ролле, – усмехнулся обер-лейтенант Дитер фон Берне. – Как говорят на южных островах, «кто знает, что принесет прилив». Сейчас перевалим холмик, глянем, что да как, и обратно.

– Ага. Как раз ко времени побудки и вернемся. – Фишер не разделял благодушного настроя своего ротного, который – в 100-м горном полку об этом не знал только глухой, – обходился двумя-тремя часами сна в сутки. – И вообще, предчувствие какое-то поганое у меня…

Предчувствие его не обмануло. Нескольких бойцов в фельдграу, включая всего месяц как прибывшего в полк фаненюнкера Инго Ортруда, буквально вывернуло наизнанку при виде утреннего морского пейзажа.

– Господи Боже мой, Дева Мария… – ошарашенно пробормотал не замеченный прежде в религиозности оберфельдфебель и перекрестился.

Дитер фон Берне сглотнул вставший в горле ком:

– Отставить блевать! Быстро все вниз, может, кто-то еще жив!

В каких-то трех-четырех сотнях метрах от берега из волн выглядывал кусок закопченного, развороченного взрывами борта советского парохода, а прямо перед Фишером и фон Берне по всему пляжу валялись выброшенные морем тела. Обожженные, искалеченные взрывами и огнем.

Тела детей.

Их было много, больше сотни. Мальчишки и девчонки от шести-семи лет до подростков годков пятнадцати, рваные и переломанные, в лохмотьях, покрытых гарью и кровью, которые не смогла смыть даже морская вода. Кого-то из них прилив вынес на берег, кого-то, словно ветхую тряпичную куклу, прибой болтал на самой своей кромке, иные едва видны были из-под воды, рядом с берегом…

– Тощенькие-то все какие, прям сущие цыплята, – произнес Фишер, закуривая папиросу. Полчаса спустя, когда солнце уже начало несмело выглядывать из-за горизонта, солдаты продолжали осмотр тел на предмет наличия оставшихся в живых, но надежд на успех не было никаких. Все трупы были либо изувечены взрывами и осколками, либо несли на себе ожоги, несовместимые с жизнью. Чаще, впрочем, было и то, и другое. – Не кормили их там, что ли, в их СССР?

– Ты ненаблюдателен, Ролле, – командир второго взвода, фельдфебель Шварц, хотя и не курил, присел рядом, на здоровенный валун, где разместил свое седалище его товарищ. – Мальчишки все с бритыми головами, одежда на них из одного материала, и, судя по всему, была если не одинаковой, то единообразной… Тебе это ничего не напоминает?

Фишер затянулся и задумчиво поглядел на Шварца.

– А скажите, когда вам давали по зубам последний раз, герр Холмс? – спросил он. – А то у меня сейчас как раз возникло почти непреодолимое желание это сделать.

– Перед самой отправкой в Турцию, герр Ватсон, в заведении мадам Лили, где мы с вами, геноссе, не поделили Адель и толстушку Инкен с летунами. Вы, камрад, помнится, тогда схлопотали стулом по хребтине, отчего тот утратил целостность и превратился в топливо для камина. А вывод из всего того, что я тебе до этого сказал, Ролле, самый простой.

Однако озвучить этот вывод фельдфебель не успел.

– Герр обер-лейтенант! Есть один живой! – донесся взволнованный крик Ортруда. Юноша быстро справился со скрутившим его спазмом, и в дальнейшем вполне успешно исполнял свои ефрейторские обязанности[3].

Все присутствующие тут же поспешили на зов фаненюнкера.

Когда Шварц и Фишер добрались до места обнаружения выжившего, там уже был ротный санитётерфельдфебель Северин с еще более мрачным, чем обыкновенно, лицом, меряющий пульс едва заметно дышащему пареньку лет четырнадцати-пятнадцати. Удивительно, но молодой человек выглядел сравнительно целым, что «ротный коновал» и не замедлил подтвердить:

– Открытых ран нет, переломов, кажется тоже, – сообщил он фон Берне. – Конечно, могут быть внутренние ушибы и гематомы, разрыв органов…

– Ты, как всегда, оптимистичен, Ганс, – скривился Шварц.

– …однако на это ничего не указывает. Я бы предположил шок от контузии. Кроме того, он, вероятно, наглотался морской воды.

Словно услыхав его слова, мальчик приоткрыл глаза, обвел окружающих мутным взглядом и простонал:

– Pit’.

– Что он сказал? – спросил ротный. – Кто-нибудь понимает по-русски?