Истопник снова скрылся за дверью, которая вела из котельной в келью старца Анатолия. Не прошло и нескольких секунд, как истопник вернулся и, напустив на себя торжественный вид, произнес:

— Отец Анатолий благословляет тебя на служение в Караганде, там недавно на месте молельного дома построен храм Рождества Богородицы. Быть тебе в нем настоятелем.

От этого извести юноша как-то сразу расстроился и сник.

— Ну, чего сдулся? — весело спросил истопник. — То-то, вам дай волю вы все в Крыму, на курорте служить захотите. Кто-то и в Заполярье слово Божие нести должен. Давай, не задерживай меня, трапеза скоро… Зови следующего.

Когда поникший юноша вышел из дверей котельной, истопник вдруг улыбнулся и произнес:

— Да, славный батюшка из него получится…

Но тут на пороге котельной появился следующий посетитель, а вернее посетительница лет пятидесяти, в сером платочке и сразу же с порога бухнулась в ноги истопнику.

— Благослови, батюшка, — заголосила женщина.

От неожиданности истопник даже закашлялся, но быстро пришел в себя и деловито спросил:

— У тебя стиральная машина есть?

— Чево? — не поняла паломница и, не вставая с колен, удивленно уставилась на хозяина котельной.

— Машина такая, белье стирает, — пояснил истопник, — очень удобно.

— Нет, а что, надо купить?.. Так я куплю… У меня и сбережения есть, — в волнении затараторила женщина.

— Да, я не про то… Колготки-то, небось, руками стираешь?

— Руками, руками, батюшка, — часто закивала женщина.

— Так чего же ты на полу-то валяешься, у меня здесь чай не стерильно.

Женщина поднялась с колен и тупо уставилась на истопника. Так прошло довольно много времени.

— Ты чего, сюда смотреть пришла или язык отнялся? — строго спросил истопник.

— Ой, извините, батюшка, задумалась… — снова затараторила женщина, — пришла я сюда поговорить со святым старцем Анатолием, чтобы рассказать ему…

— Не святой он, — авторитетно заявил истопник.

— Ну?! — всплеснула руками женщина и начала испуганно вращать глазами.

— Точно, уж мне-то этого не знать. Я его как облупленного знаю. Мы с ним не первый годок вместе, — продолжал вещать истопник.

— Ну, — удивилась женщина, — а ты кто?

— Я-то, келейник его… Ну, навроде секретаря.

— Жаль, — сказала женщина после недолгих раздумий, — а я думала, он мне сон мой разъяснит.

— Ну, милая моя, это не к нам, это тебе к цыганам надо… Все что насчет гаданий и лошадей, это все к ним.

— Тогда хоть помолитесь за мужа моего покойного, безвинно убиенного во время Великой Отечественной Войны, а то часто он ко мне во сне являться стал.

— И чего говорит? — заинтересовался истопник.

— Ничего не говорит, стонет только, плохо ему, наверное, там, — и женщина благоговейно возвела очи к закопченному потолку кочегарки. — Я уж и заупокойную заказывала, не помогает, стонет и стонет.

— Ты его, небось, любила? — спросил истопник.

— Да я его и сейчас люблю, мы и прожить-то успели только полгодочка, а потом его и забрали… И вот я уже как есть, тридцать лет вдова, — сказала женщина, всхлипывая.

— Ладно, пойду спрошу, — сжалился истопник, — за такую любовь грех не попросить. Отец Анатолий хоть и не святой, но очень начитанный, — пояснил он свое неожиданное решение прихожанке, — я дверь не плотно прикрою, чтобы ты смогла весь наш разговор услышать.

В ответ женщина часто закивала головой.

— Так в каком году говоришь, голову сложил твой муж? — спросил истопник.

— В сорок четвертом, батюшка, в сорок четвертом…

— Ага, — задумчиво произнес истопник и скрылся за дверью кельи отца Анатолия, но на этот раз он оставил дверь не прикрытой плотно, поэтому женщине удалось расслышать разговор старца Анатолия и истопника.

Голос истопника.Пришла раба божья, просит помолиться за упокой убиенного воина… (кричит) Как звать-то воина?!

Женщина.Михаил.

Голос истопника.Как, как?!

Женщина.(кричит) Михаил!

Голос истопника.…за убиенного воина Михаила.

Голос отца Анатолия.Нечего заупокойные службы по живым заказывать.

Голос истопника.Как же это отец Анатолий, он же еще в сорок четвертом голову свою в брани сложил.

Голос отца Анатолия.Ничего он не сложил. В плен он попал, а после победы во Франции на поселение остался. Сейчас болеет, вот и вспоминает жену свою первую любимую. Хочет повстречаться с ней перед смертью.

На лице женщины, которая слышала весь этот разговор через приоткрытую дверь, изобразилось крайнее изумление.

Келья отца Анатолия представляла собой маленькую каморку, места в которой хватало только для того, чтобы стоя на коленях творить молитву перед иконами, которыми сплошь были увешаны стены каморки.

Истопник находился в каморке один и, стоя перед образами на коленях, разговаривал сам с собой на два голоса, как хороший актер.

— Что же ей теперь горемычной делать? — спрашивал истопник своим обычным голосом.

— Ясно чего, — отвечал он же, но голосом скрипучим, словно у древнего старика, — во Францию надо ехать, утешить страдальца перед смертью и рукой своею глаза ему закрыть.

— Спасибо, батюшка, что надоумил, вот спасибо, пойду, обрадую бедняжку, — сказал истопник своим обычным голосом и вышел из каморки обратно в котельную.

— Ну, все слышала? — строго спросил истопник паломницу.

Женщина часто закивала головой.

— Ну, вот и исполняй, — сказал истопник и посмотрел на показания манометров на котлах, после чего распахнул затвор одной из печей, взял лопату и принялся подкидывать уголь в огонь.

— Как же это, батюшка, — наконец, спросила женщина, — я и во Францию?

— А что ж тут такого, во Франции тоже люди живут, по земле ходят. В двенадцатом году казачки наши там были, говорят, понравилось им там очень. Я тебе, баба, прямо завидую, — и истопник перестал бросать уголь и мечтательно задумался, видимо представляя себе — какая она Франция.

— Да как же это батюшка, это же капстрана, меня и не выпустят.

— Тю, раскудахталась… Если отец Анатолий сказал, значит, выпустят, — авторитетно заявил истопник и снова принялся подбрасывать уголек.

— Да у меня же дом, корова, хозяйство, хряка вон резать надо… — взмолилась женщина.

— Продавай, — отрезал истопник.

— Все?

— Все, а за хряка твоего хорошие деньги дадут… Славный хряк… Кабы я мясо ел, я бы у тебя его сам купил, — радостно сообщил истопник, захлопнул затвор печи и поставил лопату в угол.

— Да вы, батюшка, надо мной издеваетесь? — чуть не плача сказала женщина.

— Это еще что такое? — строго сказал истопник, — Тебе что важнее, хряк твой или с мужем, которого, как ты говоришь, уже тридцать лет любишь, перед его кончиной повидаться?

Женщина тупо уставилась на истопника мокрыми глазами.

— Вот, иди и исполняй предначертание, — закончил свою речь истопник.

— А стиральную машину покупать? — вдруг спросила женщина.

— Какую еще машину? Ты что ее, с собой во Францию потащишь? Не надо тебе никакой машины. У твоего мужа французская машина есть, вам ее одной хватит…

Настоятель монастыря на острове Холодный отец Филарет сидел за столом в своей обширной келье со сводчатыми потолками. На вид ему лет пятьдесят, был он тучен, но невысок. Его реденькая борода вокруг круглого подбородка в сочетании с чрезвычайно мягкими чертами лица делала всю его фигуру немного комичной. Один вид его мог вызвать улыбку, особенно когда он перед чтением книг водружал на нос большие круглые очки с толстыми дужками, совершенно не шедшие к его лицу.

Вот и сейчас Филарет, сидя за столом, читал келейное правило. Как вдруг в келью незаметно для настоятеля вошел Иов.

— Благословите, батюшка, — смиренно попросил не замечающего его Филарета Иов.

Настоятель вздрогнул и строго посмотрел на Иова.

— Вот вечно ты меня пугаешь, — сказал он недовольно, но благословил монаха. — И где ты только так ходить бесшумно научился?