Тогда Б отводит глаза от отца и возвращается к своей книге, которая лежит на столе открытая. Это стихи. Антология французского сюрреализма, переведенная на испанский Альдо Пеллегрини, аргентинским сюрреалистом. Б вот уже два дня читает эту книгу. Ему нравится. Ему нравятся фотографии поэтов. Фотографии Юника, Десноса, Арто, Кревеля. Книга толстая и обернута в прозрачный пластик. Но это не Б обернул ее (Б никогда не оборачивает своих книг), а его до крайности аккуратный друг. Итак, Б отводит взгляд от отца, листает книгу и наугад выбирает место — это Ги Розей, фотография Ги Розея, стихи. Когда Б снова поднимет взгляд, голова отца уже исчезла.
Жара стоит удушающая. Б с удовольствием вернулся бы в столицу, но он не вернется туда, во всяком случае сейчас не вернется, это он знает. Вскоре отец садится рядом с ним, оба едят игуану с острым соусом и опять пьют пиво. Мужчина в черной футболке включил транзистор, и теперь музыка, которую с натяжкой можно назвать тропической, смешивается с шумом леса и с шумом машин, проезжающих по шоссе. Мясо игуаны напоминает куриное. Оно более жилистое, говорит Б, но не слишком уверенным тоном. Вкусно, говорит отец и просит еще одну порцию. Они пьют кофе–олью.[3] Тарелки с игуаной им принес мужчина в черной футболке, кофе подает та женщина с кухни. Молодая, почти такая же молодая, как Б, на ней белые шорты и желтая блузка с белыми цветами, но Б никак не может угадать, что же это за цветы, хотя скорее всего таких и вовсе не существует на свете. Когда они пьют кофе, Б вдруг чувствует, будто что–то у него внутри разладилось, но вслух ничего не говорит. Он курит и смотрит в сторону навеса, который едва колышется, словно на нем остался тонкий слой воды после последней бури. Но ведь такого не может быть, думает Б. Куда ты смотришь? — спрашивает отец. На навес, отвечает Б. Надувается как вена. Но последнюю фразу он не произносит, она только проскальзывает у него в голове.
К вечеру они приезжают в Акапулько. Какое–то время колесят по тем улицам, что поближе к морю. Окна в машине опущены, и легкий ветерок играет их волосами. Они тормозят возле бара и заходят туда. На сей раз отец Б заказывает текилу. Бар вполне современный, с кондиционером. Отец Б беседует с официантом, расспрашивает про гостиницы, расположенные недалеко от моря. Когда они возвращаются в свой «мустанг», на небе уже появились звезды, и отец Б впервые за весь день выглядит усталым. Тем не менее они заглядывают в пару гостиниц, и те по той или иной причине их не устраивают, пока им не попадается то, что нужно. Гостиница называется «Бриз» — маленькая, расположена в двух шагах от моря, с бассейном. Отцу Б гостиница нравится. Б она тоже нравится. Так как сейчас не сезон, гостиница почти пустая и цены вполне приемлемые. Отведенная им комната имеет две отдельные кровати и маленький туалет с душем; единственное окно выходит в патио с бассейном, а не на море, как хотелось бы отцу. Быстро выясняется, что кондиционер не работает. Но в комнате довольно свежо, и ругаться они не идут. Итак, отец с сыном остаются в этом номере, каждый разбирает свой чемодан, раскладывает вещи в шкафу. Б кладет свои книги на ночной столик. Затем они переменяют рубашки, отец Б принимает холодный душ, а Б лишь ополаскивает лицо, после чего они отправляются ужинать.
Внизу за гостиничной стойкой они видят низенького типа с кроличьими зубами. Молодого и, как им кажется, симпатичного. Он рекомендует им ресторан неподалеку от гостиницы. Отец Б интересуется каким–нибудь более оживленным заведением. Б сразу понимает, что имеет в виду отец. А вот портье не понимает. Чтобы было с перцем, говорит отец Б. Где можно снять девочек, поясняет Б. Ага, говорит портье. Б с отцом еще некоторое время продолжают стоять у стойки, но уже совершенно молча. Портье наклоняется, исчезает где–то под стойкой, потом опять выныривает, но уже с карточкой, которую и вручает отцу Б. Тот смотрит на карточку, спрашивает, насколько надежно заведение, затем вынимает из бумажника купюру, которую портье ловит на лету.
Но тем вечером, поужинав, они возвращаются в отель.
На следующий день Б просыпается чуть свет. Стараясь не шуметь, принимает душ, чистит зубы, надевает плавки и покидает комнату. В гостиничном ресторане нет ни одной живой души, поэтому он решает позавтракать где–нибудь еще. Улица, на которой стоит гостиница, перпендикулярно спускается к пляжу. Там нет никого, кроме паренька, сдающего на прокат доски для серфинга. Б спрашивает, сколько стоит взять доску на час. Паренек называет цену, она кажется Б приемлемой, поэтому он берет доску и заходит в море. Напротив пляжа виднеется островок, к которому Б и плывет. Поначалу у него плохо получается, но вскоре все налаживается. Море в этот час кристально чистое, и, не доплыв до острова, Б вроде бы видит под доской красных рыб, рыбы большие, сантиметров по пятьдесят длиной, и они плывут в сторону пляжа, пока Б гребет к острову.
От пляжа до острова он доплывает ровно за пятнадцать минут. Но Б этого не знает, так как у него нет часов и для него время тянется куда дольше. Ему чудится, будто он плывет от пляжа до острова целую вечность. Кроме того, когда он уже почти что добрался туда, невесть откуда взявшиеся волны затрудняют ему путь к берегу, где он с завистью видит совсем не такой песок, как на пляже рядом с гостиницей, во всяком случае этот песок, возможно благодаря раннему часу (хотя Б не сводит причину только к этому), кажется золотисто–коричневым, а на острове он белый, сверкающий, так что даже больно на него долго глядеть.
Тогда Б перестает грести и застывает в неподвижности, отдав себя на волю волн, а волны начинают понемногу уносить его прочь от острова. Когда он наконец спохватывается, доска опять находится где–то посередине между берегом и островом. Прикинув варианты, Б решает вернуться. И на сей раз добирается до берега спокойно. На пляже паренек, занимающийся досками, подходит и спрашивает, не случилось ли с ним чего. Нет, все нормально, говорит Б. Час спустя, так и не позавтракав, Б возвращается в гостиницу и видит своего отца в ресторане — перед ним стоят чашка кофе и тарелка с остатками тостов и яиц.
Следующие часы — какие–то сумбурные. Б с отцом катаются на машине по улицам, рассматривают через окошки публику, иногда выходят, чтобы выпить воды или съесть мороженое. Днем на пляже, пока отец дремлет, растянувшись на лежаке, Б еще раз перечитывает стихи Ги Розея и краткую историю его жизни — вернее, его смерти.
Однажды группа сюрреалистов приехала на юг Франции. Они пытались получить визы, чтобы податься в США. Север и запад страны были оккупированы немцами. На юге правил Петен. Однако американское консульство откладывает выдачу виз со дня на день. В эту группу сюрреалистов входил Бретон, входил Тристан Тцара, входил Пере, но были и другие, менее значительные поэты. К этой же группе принадлежал Ги Розей. Его фотография — это фотография заурядного поэта, думает Б. Он некрасив, разряжен, похож на мелкого клерка из министерства или банка. До этого момента, думает Б, все идет, несмотря на какие–то неувязки, вроде бы нормально. Группа сюрреалистов собирается каждый день после обеда в кафе неподалеку от порта. Они строят планы, беседуют, Розей не пропускает ни одного такого сборища. Тем не менее однажды (когда день клонился к вечеру, догадывается Б) Розей исчезает. Поначалу ни одна душа о нем и не вспоминает. Он ведь заурядный поэт, а на заурядных поэтов мало кто обращает внимание. Но через несколько дней его все–таки принимаются искать. В пансионе, где он жил, ничего о нем не знают, его чемоданы и книги все еще находятся там в целости и сохранности, так что немыслимо заподозрить, что Розей улизнул, не заплатив за постой, что, с другой стороны, было обычным делом для пансионов Лазурного берега. Друзья ищут его. Обходят больницы и делают заявление в полицию. Никто ничего о нем не знает. Однажды утром им присылают визы, и большинство садится на корабль и отплывает в Соединенные Штаты. Те, что остались, кому так и не было суждено получить визы, очень скоро забывают про Розея, забывают про его исчезновение — они озабочены собственным спасением, ведь в те годы массовые исчезновения и массовые преступления перестали кого–то удивлять.
