Следствие по делу о побеге Фелисио и его компаньона не дало результата. Они попросту исчезли.
Однажды вечером, когда Бойс убаюкивал новорожденную дочь, у него зазвонил телефон. Выслушав рассказ Фелисио, он, в свою очередь, позвонил одному знакомому репортеру. Репортер уже получил две Пулитцеровские премии за журналистские расследования, но был отнюдь не прочь стать обладателем третьей. Вооружившись информацией, которой с ним соблаговолил поделиться Бойс, он принялся за дело и через полтора месяца, накануне вновь назначенной даты начала Бойсова процесса по делу о сговоре с целью оказания давления на присяжных, опубликовал первую из серии статей — основанных на сведениях из некоего надежного, хотя и анонимного источника, — где утверждал, что Фелисио Андалус уже давно является агентом Центрального разведывательного управления США. Более того, именно ЦРУ устроило ему и мистеру Мартинесу побег из следственного изолятора. ЦРУ изо всех сил старалось не допустить, чтобы один из самых ценных его агентов, к тому же буквально напичканный секретной информацией об операциях Управления в Латинской Америке, дал показания по делу, которое должно слушаться в федеральном суде.
Как и следовало ожидать, ЦРУ оставило статьи «без комментариев». Но после окончания процесса общественное мнение стало болезненно реагировать на малейший намек на то, что правительство еще более скрытно затевает нечто недоброе.
В Министерство юстиции полетели критические стрелы со стороны журналистов, требовавших объяснить, с какой стати одно правительственное учреждение так ретиво преследует обвиняемого, если другое правительственное учреждение тайно устраивает группе обвиняемых по тому же делу побег из тюрьмы.
Состоялись совещания на высоком уровне.
В конце концов было объявлено, что правительство отказывается от обвинения в деле «США против Бейлора и др.». На общедоступном языке это значит: «В эти темные делишки лучше не ввязываться».
В официальном заявлении данное решение объяснялось тем, что господа Андалус и Мартинес согласились оказать содействие правительству и дать показания против Бойса Бейлора. (Ложь.) В их отсутствие правительство сочло, что не имеет достаточных оснований продолжать преследовать его в судебном порядке. А как же быть с видеозаписью, на которой он весело, с увлечением строит козни против присяжных? Представитель правительства храбро откашлялся и сказал, что запись «легко поддается субъективному истолкованию».
Весть об отказе от обвинения с одобрением восприняли более восьмидесяти пяти процентов американцев, заявивших, что они страдают от переутомления, связанного с процессом тысячелетия.
Ассоциация адвокатов округа Колумбия созвала заседание комиссии по этике, пытаясь установить, имели ли место достаточно грубые нарушения этических принципов, чтобы запретить Бойсу заниматься адвокатской практикой. Заседание было закрытым, но, судя по сообщениям в прессе, «бурным». На редакционных полосах центральных газет то и дело встречалось неодобрительное хмыканье по поводу того «нелепого» зрелища, которое представляют собой адвокаты, объявляющие друг друга не подходящими для этой профессии из соображений морали.
Накануне так называемого «тайного» голосования Бойс и сам сделал краткое заявление, стоя на крыльце своего дома с маленькой дочкой на руках. Он объявил, что оставляет практику, поскольку, по его словам, «если станет одним адвокатом меньше, человечество изменится к лучшему».
— А скучать не будете? — спросил один репортер.
— То есть честно?
Процесс «Соединенные Штаты против Ван Анки» продлился менее двух недель. Каждый день, после объявления перерыва в судебном заседании, Ник Нейлор, представитель Бабетты по связям с публикой, устраивал пресс-конференцию и заявлял, что в стане Ван Анки все чрезвычайно довольны ходом дела. В пользу Бабетты дали показания несколько знаменитых актеров, а также министр обороны и два бывших премьер-министра Израиля. Присяжным потребовалось пять часов, чтобы признать ее виновной в даче ложных показаний под присягой. Судья (не судья Голландец) приговорил ее к полутора годам заключения в учреждении наименее строгого режима неподалеку от Лос-Анджелеса, так что она имела возможность часто видеться со своим агентом. На свободу ее выпустили через четыре месяца. Она сильно похудела и выглядела потрясающе.
Ее развод с Максом осложняло то обстоятельство, что Макс теперь скрывался от американского правосудия, живя в Индонезии и Швейцарии. Интересы Бабетты в этом деле представлял Алан Крадман, хотя фактически он и не был адвокатом по бракоразводным делам. Крадман, проявив недюжинную — что признал даже Бойс — изобретательность, ухитрился наложить арест на активы офшорных холдинг-компаний Макса в Нидерландах, после чего вынудил его сесть за стол переговоров на Тайване и подписать акт распоряжения имуществом в пользу Бабетты, который газета «Файнэншл таймс» назвала «неслыханным».
Уайли П. Синклер снова исчез, а потом, несколько лет спустя, получил китайское гражданство. О его закулисных интригах, благодаря которым Китай добился права на проведение Олимпиады, стало известно, когда премьер-министр удостоил его звания «Герой революции». По слухам, он безбедно живет в Пекине и имеет летнюю резиденцию в Ханчжоу. Время от времени, переодевшись пожилой китаянкой, он приезжает в Лас-Вегас.
Пока что написано около тридцати восьми книг о процессе, шестнадцать из них — присяжными. По общему мнению, наименее нудной является книжка «Присяжный номер восемнадцать».
Отзывы о том, как судья Голландец Юмин вел процесс тысячелетия, были восторженными. Президент Гарольд Фаркли хотел выдвинуть его кандидатуру в Верховный суд, но он отказался от этого назначения, заявив, что, когда достигнет пенсионного возраста, намеревается принять замечательное предложение стать куратором Общества любителей голландского натюрморта.
Пытаясь добиться своего вторичного избрания на пост президента, Гарольд Фаркли потерпел сокрушительное поражение, после чего все лишний раз убедились, что по сути своей он человек второразрядный и что он никогда не получил бы первую должность в правительстве, если бы его предшественник не умер при — как выразился один обозреватель — «трогательных» обстоятельствах.
Его противник баллотировался на платформе возвращения утраченного достоинства Белому дому. Он заявил, что его первым законодательным актом будет Закон об охране Линкольновской спальни, запрещающий президентам превращать некогда священную комнату на втором этаже с видом на Южную лужайку в — по его выражению — «мотель с почасовой оплатой для источников финансирования политических партий».
Кроме того, он дал торжественное обещание сократить состав правительства.