— Я ещё не так много задолжал тебе, детка.
Через несколько минут маникюрша, держа в руках чёрный футляр с набором инструментов, уже стояла у его порога.
— Сьюзан сказала, что у вас проблемы, мистер К.
— Да. Как любезно с вашей стороны, что вы сразу откликнулись на мою просьбу!
— Где будем работать? За кухонным столом?
Усевшись напротив неё, Квиллер взял её за руки и со всей искренностью произнёс:
— Прежде всего разрешите выразить вам и миссис Янг мою глубокую симпатию и сочувствие.
Малинн опустила глаза.
— Спасибо. Мне так жалко Джеффу… Сначала она потеряла мужа, переехала в чужой, незнакомый ей город только ради сына и сразу потеряла его, да ещё при таких трагических обстоятельствах…
Они помолчали — в память об ушедших.
После паузы она заговорила:
— У вас редкая форма ногтей, мистер К.: лопаточкой. Это говорит о сильном характере.
Внезапно перед Квиллером вспыхнули картины прошлого: он вспомнил, как однажды в колледже играл в какой-то пьесе и тайно торжествовал, когда в рецензии критик похвалил его за сильную характерную игру.
— Так в чем проблема, мистер К.?
— Проблема в том, Малинн, что я не считаю смерть Касса несчастным случаем. У меня есть сильные доводы.
Она с надеждой посмотрела на Квиллера.
— Я тоже так думаю! Но я не знаю, что делать!
— У него были враги?
— Как сказать… Дон обвинял Касса в том, что он разрушил наш брак, но на самом деле этот брак был обречен задолго до того, как я встретила Касса.
— А как вы познакомились?
— Ну, дело было так… Все закрытые совещания XYZ проходили у нас дома, и я должна была подавать совету директоров чай или кофе, а потом тихо исчезать. Но Касс любил перекинуться со мной словечком о том о сем — о погоде, о природе… Мне очень нравятся здешние леса и поля… После того что произошло на острове Завтраков, Касс и доктор Золлер разошлись с Доном. Я знала об их разногласиях, потому что стены в наших домах тонкие как бумага. Они чуть не до драки разругались из-за ссудно-кредитного общества с назначенным днём платежа, которое Дон хотел учредить в рамках XYZ. Дон говорил, что это абсолютно законно и он сможет получить разрешение. Доктор Золлер сказал, что это неэтично и аморально, поскольку означает эксплуатацию трудящихся. Вот тогда доктор Золлер и Касс решили уйти.
— А кто новые сподвижники Дона? Вы их знаете?
— Нет. К тому времени я уже перестала носить кофе на заседания. Но тут стали происходить странные вещи. Доктор Золлер сказал Кассу, что им надо срочно убираться вон из города, покуда целы. Касс не отнесся к его словам серьёзно.
— Перед уходом, — попросил Квиллер, — взгляните на стенное панно над камином.
— Малиновки! — обрадовалась Малинн. Она задрала правую штанину и показала Квиллеру небольшую татуировку на лодыжке: там была изображена малиновка. — В Биксби есть мастер по татуировкам, делает бабочек, белок — все, что хотите. Это ваш символ причастности к окружающему миру. Как только я подала на развод, я сделала татуировку и покрасилась в рыжий цвет — ярче некуда! Если вас это тоже интересует, могу дать телефон татуировщика.
Малинн ушла, и сиамцы спрыгнули с холодильника. Они подслушивали, не понимая, что гостья делает с их хозяином.
У Квиллера теплилась надежда, что Полли не выглянула из окна как раз в тот момент, когда его рыжеволосая посетительница проходила мимо её блока. Он надеялся, что она всё ещё убирает летние ситцы и вынимает зимние твиды. Если она и увидит Малинн, то не узнает в ней бесцветную миссис Эксбридж, думал он. И непременно спросит: «А кто эта ярко крашенная рыжая лиса?» Если он ответит: «Моя маникюрша», она ни за что не поверит ему. Но если он скажет: «Это сборщица пожертвований на бездомных кошек и собак. Ты не услышала звонок в дверь, и я щедро отвалил ей и за себя, и за тебя», — в это она точно поверит.
Семнадцать
Коко отличался всесторонней развитостью, однако к большинству тем, которые захватывали его внимание, он довольно быстро охладевал, но каждое новое увлечение протекало довольно бурно. Теперь он был всецело поглощен перчаточницей. До этого он часами изучал игру света и тени в хрустальном кувшине для мартини. Ещё раньше он, проявляя изменчивость своей непостоянной натуры, играл в бильярд деревянными яблоками из корзинки, будто хотел доказать, что они ненастоящие и что коты умеют отличить реальную вещь от подделки. Он терся подбородком об острые углы пирамидального абажура, раскачивая или наклоняя его. Зачем? Об этом знал только сам Коко… А сейчас он не отходил от резной деревянной шкатулки!
— Что это вас так тянет к перчаточнице, юноша? — спросил кота Квиллер, и тот в ответ многозначительно зажмурился.
Коко умел ужиматься так, что его длинное пушистое тело превращалось в плотный комок шерсти — как раз чтобы поместиться на крышке шкатулки пять на четырнадцать дюймов. Кот возлежал на ней, как на пьедестале, изображая египетского сфинкса — точь-в-точь как на обложке книги, забытой на кофейном столике. Иногда он ощупывал резьбу мягкими подушечками лап, или обнюхивал петли, или ковырял замок.
— Там ничего нет, кроме перчаток! — доказывал ему Квиллер. Не видя никакой реакции на свои слова, он призадумался: «Контакта нет. Чего он хочет? Он пытается мне что-то сказать. Может, он хочет проникнуть внутрь шкатулки?»
Квиллер хорошо знал, что кошки любят прятаться в коробках, корзинах для бумаг, ящиках стола, гардеробах, книжных шкафах, кладовках и стереосистемах, не говоря уже об испорченных холодильниках и упаковочных картонках, которые вот-вот отправят в Омаху.
— Ну ладно, негодник ты этакий! Пусть будет по-твоему! — Квиллер бесцеремонно оторвал кота от постамента, открыл крышку и выкинул из шкатулки три пары перчаток. — Прошу! Располагайся!
Ящичек был тяжёлый, стенки были сделаны из дубовой доски толщиной в дюйм. Крышка откидывалась на петлях, как дверца. Коко осторожно приблизился к шкатулке. Сначала он обнюхал все внутренние углы, потом изучил поверхность и крепления. Можно было только догадываться, какие эзотерические тайны, бесценные сокровища или запрещенные к использованию химические вещества скрывает эта шкатулка.
Сам Квиллер не обнаружил ничего.
— Ну хватит заниматься ерундой. Кушать подано!
Это были волшебные слова. Из ниоткуда, притворяясь до этого момента невидимкой, внезапно появилась Юм-Юм — она всегда скрывалась в одной ей известных местах. Коко равнодушно поплёлся к месту кормёжки. Так закончилась история с перчаточницей. Закончилась — но только до следующего утра.
Наскоро разделавшись с завтраком, Коко направился прямо к перчаточнице, будто получил задание на весь день. Шкатулка по-прежнему стояла открытой, и коту, запрыгнувшему внутрь, пришлось сжаться в комочек, чтобы втиснуться в узкое пространство. Он сгорбился и прилепил ушки к голове, а хвост свесил наружу.
Квиллер вдруг осознал, что кот не достает до дна коробки. Тело Коко выглядывало из перчаточницы так, будто он лежал на подушечке. Репортёр принёс линейку из ящика стола и замерил высоту бортика снаружи и глубину шкатулки изнутри. Получилась разница: шесть дюймов — и четыре.
— Двойное дно! — воскликнул Квиллер. — Извини, старик, но мне придётся тебя побеспокоить.
Репортёр закрыл крышечку и принялся изучать перчаточницу со всех сторон. Пока он вертел шкатулку туда-сюда, изнутри доносился какой-то странный звук. Не дребезжание, а скорее шорох. Он крепко ухватился за коробку и потряс её изо всех сил. Что-то, шурша, скользило по днищу взад-вперёд. Старое любовное письмо? Документы на владение старинной фермой? Забытые акции, которые теперь стоят миллионы долларов? Что бы там ни хранилось, Коко точно знал: внутри что-то было!
Там вполне мог оказаться скелет мыши или обглоданная рыбья кость из банки сардин. Поцокав языком, Квиллер принялся за работу, стараясь открыть потайное отделение: он давил, тащил, бил по шкатулке до тех пор, пока Коко не испустил дикий вопль. Чем усерднее Квиллер пытался справиться с секретом, тем пронзительнее становились кошачьи серенады. Юм-Юм, захваченная суетой вокруг перчаточницы, тоже заголосила, начав свою партию.
