Она волновалась: не вредно ли Утенку есть шоколад, да еще в таких количествах? Но где в Риме в два часа ночи можно достать собачьи консервы?

— Идем, — сказала девушка, — ты нуждаешься в полноценном сбалансированном питании.

Они шли по улицам. Переходя дорогу, девушка придерживала пса за длинную шерсть на загривке, хотя он и без того послушно следовал за ней по пятам.

Она так и не нашла магазина, где продается сухой корм для собак, но подумала, что чипсы «Принглс» и попкорн ничем особенно не отличаются от собачьих галет.

— Все любят «Принглс», — сказала девушка, высыпая на асфальт половину содержимого коробки, похожей на большой тюбик для зубной пасты.

Пес расправился с угощением, и они пошли дальше. Девушка время от времени бросала Утенку чипсы, он подпрыгивал и ловил их на лету. Она подумала, не начать ли ей курить. За две недели, проведенные в Риме, девушка довольно часто думала об этом. Но вовсе не потому, что ей нравился вкус сигарет, просто она хотела так же изящно держать в вытянутой руке длинную тонкую сигарету, как это делали итальянские девушки.

Они прошли мимо Пантеона. Девушка дважды была внутри: один раз в солнечную погоду — тогда через отверстие в куполе она видела кусочек голубого неба и высокие облака — и второй раз в серый дождливый день. Она представила, что рядом с ней стоят дети — мальчик и девочка, у них светлые волосы, как у мамы, и смуглые личики, потому что их папа итальянец, они смеются и, вытягивая вперед свои крошечные ладошки, пытаются поймать капли дождя. Но Энрико убил детей — их детей. С таким же успехом он мог бы сбросить камень через дырку в куполе — прямо на светловолосые головки двух невинных малюток. Сейчас, глядя на темную громаду Пантеона, девушка вспомнила страшные истории о газовых камерах. Кругом было пустынно и тихо. Ветер подхватил и погнал по тротуару пустой полиэтиленовый пакет. Девушка вздрогнула от неожиданности, но не испугалась, потому что рядом с ней был Утенок.

Часов в семь утра они решили, что пора возвращаться, и неторопливо побрели в направлении гостиницы. Девушка думала, что она будет делать, когда вернется в Уэльс. Сначала она попадет в заботливые руки мамы: мама закутает ее в теплое одеяло и будет поить куриным бульоном, словно у нее сильная простуда, а когда мама на минутку выйдет из комнаты, папа быстро нальет стаканчик бренди и скажет, чтобы она выпила его одним глотком. Потом она вернется на работу в магазин и станет готовиться к поступлению в колледж, а потом поступит в колледж и уедет из родительского дома. Она возьмет с собой фотографию Утенка и повесит ее над своей кроватью. Люди будут показывать на фотографию и спрашивать: «Это твоя собака?» А она будет отвечать, что это не ее пес, и рассказывать о поездке в Рим и о том, как все было ужасно и как в последнюю ночь перед отъездом она гуляла по городу в сопровождении собаки, которая всюду следовала за ней по пятам. Она скажет, что ей очень хотелось забрать пса с собой, но, увы, она знала заранее, что это невозможно, во всяком случае у нее не было денег на билет для собаки.

Она вышла на виа Кваттро Фонтане. Место было ей знакомо, теперь девушка знала, на какую улицу надо свернуть, чтобы добраться до гостиницы. Она удивилась, вспомнив, как восторгалась и всплескивала руками, когда Энрико впервые привел ее к этим фонтанам. Подумаешь, шедевр — четыре некрасивые каменные фигуры лежат на земле. Прошлым летом она была в Тенби и видела сотни некрасивых толстых людей, которые лежали на пляже.

Они подошли к гостинице.

— Слушай, — сказала она, присев на корточки перед собакой, — посиди здесь, а я сейчас быстренько сбегаю за фотоаппаратом. Я мигом, туда и обратно. Подожди меня, не уходи.

Она высыпала на асфальт остатки чипсов и помчалась наверх, в свою комнату. Аппарат лежал на тумбочке возле кровати. Схватив его, девушка подумала, что там полно снимков Энрико. Она сдаст пленку в фотоателье, а потом, когда получит готовые фотографии, ей придется попросить брата унести их из дома и выкинуть в мусорный ящик. Она сохранит лишь фотографии собаки. На пленке из тридцати шести кадров свободными оставались всего четыре.

Девушка сбежала по лестнице и выскочила из подъезда. Чипсы, которые она высыпала на асфальт перед входом в гостиницу, исчезли, а вместе с ними исчез и Утенок. Она кинулась в сторону виа Националь. Девушка бежала по улице, натыкалась на прохожих и звала пса по имени, но его нигде не было видно. Наконец она остановилась, в последний раз посмотрела направо, налево и пошла обратно. Она знала: собака ушла и больше не вернется. Девушка подумала, что надо попросить портье вызвать такси; потом она сядет в холле и будет ждать, когда придет машина и отвезет ее в аэропорт.

Она опустилась в кресло, достала аппарат из футляра и с легким щелчком открыла заднюю крышку. Она вытащила кассету и вытянула из нее пленку. Пленка стала такой же грязновато-желтой, как и электрический свет в холле гостиницы. Девушка положила ее в пепельницу. Пленка зашуршала и, словно змея, вылезла через край пепельницы. Девушка надеялась, что с Утенком все будет хорошо.

Пес в это время был уже в нескольких кварталах от гостиницы. Он трусил по улице, направляясь на юг, со скоростью около четырех миль в час.

Кокрофт проснулся с ощущением, что его распухшим от алкоголя мозгам тесно внутри черепа. Он лежал в одежде поперек кровати. Кокрофт поднялся и, пошатываясь, спустился на кухню. Он чувствовал кисловатый запах, исходящий от его тела. Кокрофт налил стакан воды, выпил, потом налил еще и снова выпил. Он посмотрел на кресло, в котором любил лежать Тимолеон Вьета, и вспомнил, что они сделали вчера вечером.

— С ним все будет хорошо, — вслух произнес Кокрофт, глядя воспаленными глазами на смятую подушку, к которой прилипли клочки шерсти. — Не надо, Тимолеон Вьета, не расстраивайся, с тобой все будет в порядке.

Кокрофт налил полный стакан воды и пошел наверх. Не снимая ботинок, он повалился на кровать и уснул.

Пес уныло бродил по улицам города, пугливо прижимаясь к земле и стараясь держаться поближе к стенам домов. Он быстро шнырял через проезжую часть, успевая выскочить из-под колес мчащихся машин, иногда останавливался, подбирал с асфальта съедобные куски, случайно оброненные людьми, и шел дальше. Он трусил вперед, опустив голову, пушистый хвост, обычно свернутый кольцом, неподвижно висел между задними лапами.

Отец Мэй и муж Май так сильно любил жену и дочь, что постоянно думал о них. Даже на работе, как только выдавалась свободная минута, он доставал бумажник, где в специальном кармашке из прозрачной пленки лежала фотография, и любовался на свою жену, которая держала на руках младенца. Женщина с улыбкой смотрела на ребенка, а ребенок улыбался в камеру беззубым ртом. Он любил их так сильно, что постоянно жил с тревожным чувством вины: он недостаточно заботится о них, он слишком мало делает для своей семьи. И хотя недавно он получил повышение по службе и, став прорабом крупной строительной компании, начал зарабатывать неплохие деньги, его преследовала мысль, что жене было бы легче управляться с домашним хозяйством, если бы в их маленькой квартирке были разные современные приборы, и она была бы счастливее, если бы у нее в шкафу висело много красивой и модной одежды, и что у дочки должно быть много больших и ярких игрушек. И поэтому всякий раз, когда он садился за карточный стол, у него в воображении возникала одна и та же картина: Май в теплом зимнем пальто, Мэй на маленьком трехколесном велосипеде из яркой пластмассы: ножки девочки быстро-быстро крутят педали, она словно ветер носится по двору их дома. В тот вечер ему везло: он удачно играл и раз за разом срывал банк. Вскоре перед ним лежало достаточно фишек, чтобы начать делать по-настоящему большие ставки. Он забрал свой выигрыш и, оставив друзей, которые играли по мелочи ради удовольствия, перешел к другому столу, где сидели люди, которые относились к игре несколько серьезнее, и где выигрыш измерялся гораздо более крупными суммами. Когда его долг достиг таких размеров, что ему не оставалось ничего иного, как только продолжать играть в надежде, что полоса невезения вновь сменится удачей, он играл, думая лишь о жене и дочери. Их лица, словно сияющие лики двух ангелов, он видел перед собой, когда его схватили, затолкали в рот кляп и поволокли к машине, а потом забили насмерть бейсбольной битой где-то на пустыре неподалеку от города.