На моей груди, проснулась, моя любовь, зеленая и пупырчатая жаба. Протянула свои тоненькие лапки и схватила за горло, перекрывая кислород.

Я только отрицательно замотал головой, молча, встал и вышел, это был один из тех редких случаев, когда я был согласен с этой мерзкой тварью'

В дверь раздался стук, это вернулись мои чада, впустив их, раздал ценные указания, прибрался на столе и пошел к токарям, время было, вроде как, обеденное.

Вот уж неистребима в русском человеке привычка есть на рабочем месте, в современности, пластиковые банки, пакеты, бутерброды… Эта еда не имеет национальности, здесь всё было то же самое. Кусок хлеба, соленый, резаный огурец, на нем вареный или жареный кусок мяса, рыбы или просто зеленуха, крынка с молоком или пивом. Меня поначалу это напрягло, но потом понял, что пить сырую воду, это заведомо обречь себя на скачки с препятствиями.

Так вот, сидит эта банда и под разговор тянет пиво, закусывая вяленой рыбкой. У одного родилась дочка, вот он и приволок ведро пива. Что такое двенадцать литров на полтора десятка крепких мужиков, так, усы смочить.

— Бог в помощь, — Поздоровался с ними.

— И тебе не хворать, — Ответил тот, что был ближе и вытер ладонью пену с бороды. — Ты кто таков будешь?

Я не успел ответить, из дальнего угла подал голос, молодой парнишка, — Это Федор, пищальный мастер, дядька Василий, он…

Что хотел сказать юноша дальше, осталось неизвестным, — Нишкни, короста, когда мужи речь ведут, молод ещё, в разговор встревать. Сказывай Федор, по делу пришел, а ли как?

— Мимо шел, дай думаю, зайду на народ посмотрю, себя покажу. Интерес есть, глянуть, как вы тут с деревом работаете. Может, что из моих придумок поможете сделать.

— Присаживайся, мил человек, отведай, что бог послал.

У Митьки, — Он указал, на молодого парня, который узнал меня, — доча родилась, Матреной назвал.

Зачерпнув своей кружкой из посудины, перелил в свободную чашку и пододвинул мне, — Слово скажи.

Пришлось произносить, отказываться грех. — Мить, у тебя ещё дети есть?

Народ загалдел, — ' Он в этом деле мастер, не смотри что молодой, три сына ужо настругал, вот теперь матери помощницу сделал'

— Мить, счастья тебе, твоей дочурке и твоим сыновьям, пусть бог, хранит тебя и твою семью от всех напастей. — И выпил пиво. Оно оказалось, так себе, кислая водичка, с небольшими градусом.

Повернулся к первому токарю, который говорил со мной, — Как тебя звать величать, а то кричать, — 'Эй ты' не по годам будет.

— Никон Лукьянов, я, мастер здешний.

— а поведай мне, что и как, вы делаете. — Зачем спросил? Поинтересовался сдуру, чем они занимаются… На мою голову вылили целый ворох бесполезной информации. Хотя это как посмотреть, после сегодняшнего разговора с Епифаном…

— Чтоб ты проведать хотел?

— Да всё. — М — да, он получил свободные уши.

Никон, степенно, не торопясь, допил свое пиво, аккуратно поставил кружку на стол.

— Мы должны точить пушечные и протчие болваны и что сверх того случитца потребное к заводским делам, а сколько чего порознь в год надлежит зделано быть, того описать и исчислить невозможно, ибо не всегда одна какая-либо вещь делается, но разные, когда какие понадобятца, и для того потребные к тому припасы положены по нынешнему расходу.

Я затряс головой, — Понятно, что ничего не понятно. Говоришь, что прежде чем пушку отлить, вы её, здесь у себя точите?

— Не саму, конечно, но болвана закладного мы протачиваем, это чтоб потом, можно было пыжи для неё в любом месте делать.

— Это как?

— А вот так, — Он встал и прошел в дальний угол мастерской, обернулся и поманил меня рукой, — Иди сюда. Смотри.

Здоровенный такой, деревянный ящик, в нем было наверно сотни три бобышек, на первый взгляд, совершенно одинаковых. Точеный цилиндр, с небольшой прорезью сбоку.

— А это зачем?

— Так в пушку, деревяху голую никто не пихает, её же веревкой обмотать надоть. — И посмотрел на меня, как-то пристально.

Я развел руками, — Ну не видел такое раньше. Не знал, теперь вот ты мне показал.

— Так ты же пищали делаешь. — В голосе было удивление.

— Они у меня вот этим стреляют. — И достал из кармана гильзу, показывая.

Токарь взял её в руки, покрутил, заглянул во внутрь, понюхал зачем-то и вернул обратно. — Занятно. И вот такими стреляешь?

— Нет, здесь зелье лежит, сюда пистон вставляется, пуля всё затыкает.

— А запаливать тогда как? Костер что ли жечь? — Он коротко хохотнул.

— Ежели чем острым по донышку стукнуть, — Показал на капсюль, — Он сам загорится и подожжет зелье и бабах. Пуля улетела, враг упал.

Сам придумал? — Более уважительно спросил Никон.

Я скромно кивнул головой и попросил, — а расскажи, как вы точите для пушки.

— Когда и каковая востребуется вылить пушка, тогда вначале к делу на оные фурмы и делаем точеной деревянной болван, длиною и толщиною как в скаске отписано будет.

— Какой сказке?

— Скаска, эта, мастером пишется, в ней он кажет, какую пушку делать восхочет. Федор, ты же сам просил тебе сказать. А таперича слово молвить не даешь, — И укоризненно покачал головой.

— Прости, молчу. — И сотворив самую умильную рожу, прижал руки к груди.

— Тебе только скоморохом на ярмарке, народ веселить, — проворчал, Никон и продолжил.

Такие станки, какие стояли в этом 'цеху', я видел в музее, полнейший примитив, педальный привод, вместо возвратной пружины, сухая лесина и здесь вместо ремней, были веревки. Передняя бабка клиновая, задняя с железным винтом, для зажима заготовки, про люнет здесь и не слушали. Инструмент, был стальной, как они говорили, из уклада. Взял один повертел в руках, попробовал на искру, так себе ничего выдающегося, обычные токарные резцы по дереву, прямые и полукруглые. Сверла они, правда, чудно называли, нодарь, большой или малый.

Никон, даже на одном из маленьких уродцев, носящем гордое имя, токарный станок, за три минуты выточил этот самый пыж. Приемы работы с течением веков не поменялись, длинная рукоять инструмента и крепкие руки. Да, упор под резец, называется у них свайка и похож он гвоздь с большой шляпкой. Ну, в принципе понятно, что здесь можно сделать, поставить нормальный подручник, добавить люнет и елочку из шкивов, для регулировки оборотов. На мой вопрос, почему из тополя не точите, Никон ответил, — 'морока с этим деревом возиться, уж больно остро резы наводить надоть'

Ответь кА, мне, а откуда вы берете все это? — Я рукой указал на инструменты.

— Скаску Епифану пишем, эвон у нас, Петька грамоте обучен. В последний раз написали что нам потребно, — И стал нудно перечислять. Сначала, я, пропустил половину, но потом стал прислушиваться.

— Надобно нам, токарных снастей к десяти станкам. Десять крюков железных по настоящему; десять свай железных же; пятеро тиски с гайками и шурупами и с ключами; десять долот желобчатых; долот двадцать прямых; десять напарей проходных; крючков крючных к трубкам; десять трубок, на чем пыжи точат к верховым пушкам. Снасть делать с укладов по настоящему.

— И как? Всё вам дали?

— Да какой, эта короста и половины не дала.

Я пробыл у токарей ещё с полчаса и пошел к себе. Моё предложение сделать широкий подручник, они обещали обдумать. В принципе, можно было даже на таком примитиве, выточить некоторые детали, по которым буду сделаны отливки для моего пресса. Да и дружеские связи, это завсегда лучше, чем официальные. Первый шаг был сделан.

По возвращении, весь оставшийся вечер просидел над бумагами, рисовал, чертил, прикидывал, рассчитывал, и когда на небосклоне засветилась первая звезда, черновой набросок был готов. Главной проблемой стал перевод привычных цифр, в те, что использовались сейчас. Вот здесь пришлось помучиться. Одна ошибка, и деталь просто не встанет на место.

Смотрите сами: — Маховая сажень, косая сажень, локоть, ладонь, перст, ноготь, вершок, малая пядь, пядень с кувырком.

В сантиметрах весь этот анатомический цирк, разбегался согласно костям измеренного индивидуума.