Все еще неверными движениями он надевает кроссовки, завязывает длинные шнурки и встает на ноги. Он хочет пойти вслед Алине, успокоить ее, уверить, что ничего не произойдет, но останавливается: нельзя терять ни минуты. Ему надо бы пойти помочиться, но он откладывает поход в туалет: нет времени.
Он хватает трубку прозрачного телефона и по внутренней связи требует вызвать Тина Пуйуа. В ожидании ответа он достает из холодильника, встроенного в книжный шкаф без книг, бутылку «Кола Роман» и опрокидывает ее одним долгим глотком, ощущая нисходящий, виток за витком, путь холодной жидкости в желудок. Он чувствует, как спадает напряжение в разгоряченном мозгу, к нему возвращается некое подобие уверенности, хотя этому служит помехой настоятельная потребность помочиться.
– Ты знаешь, где сейчас найти Фернели? – спрашивает он Тина.
– Не в обычае было у Мани Монсальве задавать такие вопросы. Он всегда был в курсе всех дел, а теперь обнаруживал неосведомленность, оказывался потерявшим точку опоры, стоящим вне игры, он обращался к помощнику за сведениями животрепещущей важности.
Тин Пуйуа чует ненормальность ситуации. Мани всегда отдает приказы и отвечает на вопросы, а сегодня он все только расспрашивает и просит объяснений. Парень растет в собственных глазах: втайне он испытывает гордость оттого, что знает больше шефа. Он отвечает с важностью:
– Конечно, знаю. В отеле «Нанси», в Городе. Он сказал, что будет там, пока не поступят указания от Фрепе.
– Тогда свяжись с ним, – приказывает Мани. «Кола Роман» завершила свое нисхождение и теперь спускается в мочевой пузырь, усиливая давление.
– По телефону?
– Да. Именно так.
Тин Пуйуа не верит своим ушам. Мани, который не допускает ошибок, только что отдал ему бредовый приказ. Тин возражает:
– Да ведь ясно же, что Фернели не зарегистрировался под своей фамилией… – Мани настаивает как ни в чем не бывало: – Говорю тебе, звони.
Тин повинуется: портье отвечает, что постоялец по фамилии Фернели не значится.
– Я же говорил тебе, Мани, – не упускает ввернуть Тин, и отваживается продолжить: – Хоть бы Фернели не узнал, что мы умудрились спрашивать его по телефону из твоего дома, называя по имени, за несколько часов до дела.
Мани его не слышит. Единственное, что для него сейчас важно – не потерять жену, а самое неотложное – помочиться, и он оставляет без внимания такую чепуху, как мнение Тина или безопасность Фернели.
– Тогда разыщи Фрепе в Городе по радиотелефону, – распоряжается он, в то время как его вздувшийся мочевой пузырь вопиет о помощи.
Тин не соглашается. Он не знает, в чем дело, но готов поспорить, что не обошлось без Алины Жерико. Наконец он неохотно, с раздражением повинуется. Он выходит на связь. Мани говорит с Фрепе – тот уже выехал в Город, чтобы лично проконтролировать покушение. Мани просит его найти Фернели в отеле и велеть ему заморозить план.
– Я объясню тебе потом, почему, – говорит Мани, думая, что у него будет время придумать какую-нибудь причину, не выдавая истинной. Фрепе говорит, что это невозможно. Обеспокоенный, он объясняет, что Город непредвиденным образом переполнен полицией из-за официального мероприятия в здании неподалеку от «Нанси».
– Я не могу попасть в тот район, – объясняет он, – это опасно.
Мани настаивает до тех пор, пока Фрепе не соглашается, отчасти потому, что клановое чувство склоняет его к повиновению, отчасти же по привычке, потому что все всегда делалось или не делалось братьями по одному слову Мани, без всяких «но» и просьб о разъяснениях. Фрепе обещает через десять минут быть в «Нанси», отыскать Фернели и сразу же связаться с Мани.
Мани говорит Тину, чтобы он не отходил от радиотелефона, и отправляется на поиски Алины. На служебном лифте он поднимается на два этажа, мчится по широкому коридору, где ковры заглушают звук шагов, и попадает в главную спальню. Там он находит Алину: она растянулась на кровати лицом вниз, утопив лицо в пуховом одеяле, трагическая и божественная, как Роми Шнайдер в «Сисси». [43]Не говоря ей ни слова, он направляется в туалет.
Мани Монсальве мочится: радостной, сильной, пенистой, ярко-желтой струей. Он возвращается в комнату с чувством легкости и успокоения, убежденный, что драма уже наполовину разрешилась сейчас в уборной. Теперь остается разрешить ее окончательно. Он садится возле жены и гладит ее по волосам.
– Если будет девочка, назовем ее Алина, – он говорит это, чтобы сделать ее счастливой, но на самом деле он хочет мальчика и уверен, что так и будет.
Тут же он возвращается к радиотелефону и вбегает как раз в тот момент, когда Фрепе выходит на связь – он уже в «Нанси», но Фернели там нет и следа.
– Пока что он тут не появлялся, – докладывает Фрепе. – Возможно, скоро будет.
Мани приказывает, чтобы он занимался только поисками Фернели, и ничем другим. Чтобы оставил своих людей в отеле до тех пор, пока они не увидят, что Фернели там. Он говорит, что Тин Пуйуа выезжает к ним, и будет через два часа. И чтобы вышли на связь, как только появятся новости. Тин вскакивает в машину и отбывает в Город с приказом содействовать Фрепе в том, чтобы остановить Фернели. Даже если придется стрелять, – так сказал Мани. Тин считает, что Мани рехнулся, однако отправляется с намерением все исполнить.
Мани остается у радиотелефона и ждет. Он раскладывает пасьянсы, один, другой. Открывает одну за другой бутылки «Кола Роман». Проходит час, полтора, два часа. Без четверти десять звонит Фрепе, он сообщает, что только что приехал Тин, но Фернели не появляется.
– Может, он испугался при виде этакой армии, – говорит он. – А может, поехал прямо к себе, и здесь его уже не будет…
Мани свирепеет.
– Кто-нибудь контролирует этого сукина сына? – кричит он. – Он сказал, что будет в «Нанси», значит должен быть в «Нанси».
– Он свое дело делает по-своему, – вступается Фрепе.
Мани обрушивается на брата, называет его дураком набитым, идиотом, заявляет, что Фернели водит его за нос, и говорит, чтобы он велел Тину отыскать ту самую модельку, предупредить ее о покушении и просить, чтобы она дала знать Нарсисо.
– Как? – вопит теперь уже Фрепе, охваченный подозрением, что его брат продался врагу. – Слишком поздно, Мани! Хочешь, чтобы я велел Тину встать под пули? Отдать жизнь за этого Баррагана?
Мани понимает, что если он не успокоится, то проиграет игру. Он делает глубокий вдох, говорит раздельно и четко, стараясь придать каждому слогу как можно больше весомости:
– Делай, что я сказал. Останови Фернели.
Фрепе вешает трубку и вытирает о штаны ладонь, мокрую от пота. Он делает длинную затяжку сигарой и выходит из наполненной едким дымом телефонной будки. Он шагает к машине, где его ждет Тин Пуйуа.
– Что приказал Мани? – спрашивает Тин.
– Ничего, – врет Фрепе. – Он сказал, что уже поздно, и чтобы мы ничего не делали.
* * *
Нандо Барраган собрал всех своих в центральном патио их дома, и закатное солнце, просеянное сквозь кружево тамариндовой листвы, осыпает желтокожее племя опилками света и тени. Все заняли свои места вокруг главы, все наготове, всецело в его распоряжении, как это бывает всегда в дни «зет».
Они ждут стоя, прислонившись к стенам, курят в молчании сигареты, туша окурки об изразцы галереи, готовые по первому же знаку броситься на уничтожение Монсальве. Нандо, в центре, размышляет, растянувшись в гамаке.
Кроме Арканхеля, заточенного в своей комнате, Нарсисо, который вечно шатается невесть где, и Раки, до которого никому нет дела, налицо все взрослые мужчины клана, остающиеся в живых. Двоюродные и троюродные братья, дяди, кумовья: здесь Барраганы Гомесы и Гомесы Барраганы, трое братьев по фамилии Гомес Араухо, двое рыжеволосых Араухо Барраганов, Симон Пуля, Пташка Пиф-Паф, Ножницы, Кудря.
Нандо развалился в гамаке, он курит и думает, и не найдется никого, кто отважился бы прервать молчание старого вояки, разрабатывающего стратегию. Вдруг курица-несушка взлетает ему на колено и все ждут ее смерти: вот сейчас шеф шарахнет ее о стену, и она превратится в жалкое месиво из перьев. Но Нандо позволяет ей остаться, снисходительный к ее теплому присутствию.