Литмир - Электронная Библиотека

– Значит, вы понимаете, насколько валено, чтобы Америка оставалась сильной? – спрашивает президент.

– В мире нет ничего важнее, – отвечает Хартман. – И не только для Америки, но и для всего человечества.

И вот опять представлялась возможность подумать о роли случая: этот Хартман, стремившийся втереться в доверие президенту, говорил именно то, что президент хотел от него услышать. Но, скорее всего, эти трое – третьим был уже почивший Этуотер – просто одинаково воспринимали сущностные вещи. Возможно, заведи Хартман речь о банковских ставках, необходимости поддерживать семейные ценности или о своей преданности идеалам свободной торговли, президент бы и не обратил на него внимания. Но тут он говорит:

– У меня есть одна идея. Вы помните Ли Этуотера?

– Еще бы! Он всегда вызывал у меня восхищение.

– Он оставил мне докладную записку. Мы с ним были хорошими друзьями, – добавляет Буш. – Самый хороший плохиш на свете. Как мы с ним оттягивались! К вам он тоже хорошо относился. Вы слышали, как он играет блюзы на гитаре?

– Он был замечательным человеком.

– Так вот, перед смертью он высказал очень важную вещь. Он сказал, что вы сегодня являетесь воплощением Голливуда. А когда друг пишет вам предсмертную записку, надо сделать то, что надо. Но мне придется взять с вас обет молчания.

– Клянусь! Как американец и морской десантник.[31]

– И я даю вам слово десантника Соединенных Штатов, что не смогу сказать вам больше, чем скажу, – отвечает президент. Вероятно, именно в этот момент начинает действовать халцион. По крайней мере должен был начать в соответствии с замыслом президента.[32]

Президент умолкает и пытается сформулировать то, что было предложено Этуотером. Потом ему внезапно приходит в голову мысль – а не записывают ли их разговор. Естественно, не иностранные шпионы, а его собственные сотрудники. Стоит только вспомнить о Никсоне. Произнесенное слово всегда являлось источником угрозы. И хотя они договорились с Бейкером никому не показывать записку Этуотера, в данном случае это представляется самым безопасным. Все просто и ясно. И президент залезает в свой карман.

– Я хочу, чтобы ты на это взглянул, – говорит президент и протягивает записку Хартману. Лимузин минует ворота и въезжает на территорию аэропорта. И Хартман читает, пока машина движется по гудроновому покрытию к авиалайнеру номер один.

Он всегда восхищался тем, как Эту отер раздавил Дукакиса. Ли каким-то образом догадался о том, что Америка 1988 года проголосует против сексуально агрессивных темнокожих. Именно он тогда руководил президентской кампанией и поэтому мог предлагать существенности то, что считал нужным. А что ему еще оставалось делать, думает Хартман. Ведь большинство вообще не способно соображать, а те, кто умеет это делать, предпочитают не пользоваться своими способностями. Они прячутся за дымовой завесой общепринятой морали и выдают душещипательную сентиментальность за глубокомыслие. Ли не собирался превращаться в такого морального урода. И правильно делал.

Но эта докладная записка переводила Этуотера в совершенно иной разряд людей. Ее содержание выходило за пределы интеллектуальной честности и требовало настоящей отваги. С помощью этой записки Этуотер доказывал, что является достойным учеником Сунъ-Цзы, Клаузевица и Макиавелли. И будь он жив, Хартман бы ему низко поклонился, как кланяются на Востоке учителю, достойному подражания.

Но Этуотера уже не было, а Хартман не верил в призраков. Его признательность выразилась лишь в том, что он первый из прочитавших этот текст не воскликнул: «Так его растак! Эту отер окончательно рехнулся!»

Хартман поворачивается к президенту, обдумывая сотни разных фраз, которые мог бы произнести, и склоняясь к одной-единственной: «Джордж, я не знаю, пользовались ли вы раньше услугами агентов. Обычно мы берем за услуги десять процентов». Однако он произносит совсем иное. Он вспоминает об Оливере Норте и по-военному выпрямляет спину – насколько это позволяет сиденье лимузина.

– Сэр, – говорит он, поднимая правую руку и в знаке приветствия прикасаясь ею к брови, – вы оказали мне огромную честь, предоставив эту возможность послужить вам и нашей стране. Спасибо, сэр!

Глава 14

Главным событием сезона становится бармицва Дэвида Хартмана младшего,[33] сына Дэвида Хартмана, являющегося главой «Репризентейшн компани», самого сильного, безжалостного и непоколебимого агента в Голливуде. Список приглашенных включает в себя двести пятьдесят лиц, лишь двадцать из которых – друзья тринадцатилетнего мальчика. Остальные – деловые знакомые его отца. За этими приглашениями идет настоящая охота, ибо в этот момент именно они определяют, кто входит в список высокопоставленных лиц Голливуда.

Согласно пресс-релизу, стоимость блюд превышает сто тысяч долларов, а общий бюджет вечеринки и вовсе не поддается оценке. Выступать будут Майкл Джексон, Бобби и еще сколько-то совершенно не известных мне персонажей, которые вряд ли оплачивают свой кордебалет, звукооператоров, лазеры, осветителей и спецэффекты.

Одна из тем, которая обсуждается на вечеринке, по крайней мере детьми, – ниндзя. Высказывается мнение, что представители этого направления – безвкусные эгоисты. Сам Хартман занимается кендо, японским искусством фехтования мечами. Его сенсей – японский фехтовальщик по имени Сакуро Дзюдзо. Ходят слухи о том, что хартмановское увлечение кендо связано с его соперничеством с Майклом Овитцем. Овитц полностью отдается айкидо, военному искусству, изобретенному также в Японии в сороковых годах. Хартман при каждом удобном случае подчеркивает, что кендо, путь меча, содержит в себе истинное учение буси-до – пути самурая, а все движения айкидо основаны на искусстве владения мечом или являются его производными.

Именно Хартман был инициатором съемок фильма «Американский ниндзя», где в роли японского учителя снялся Сакуро Дзюдзо со своей группой молодых американских учеников, которые совершают сверхъестественно отважные подвиги во имя правды, справедливости и зашиты американского образа жизни. Хартман лично вручил сценарий Дэвиду Геффену, заявив, что он сочетает в себе «Бэтмана» и «Эскадрон молодых» и содержит духовные ценности, которые нам следует перенять у Востока.

И опять-таки в какой-то мере это определялось его соперничеством с Майком Овитцем,[34] который сделал кинозвезду из своего сенсея Стивена Сигала.

Однако япононенавистники и параноики обвиняли Хартмана в том, что он руководствовался куда более зловещими мотивами, нежели обычная конкуренция. Они утверждали, что он находится на службе у японских учителей, мечтающих о создании нового мифа – иллюзии японо-американской кооперации при главенствующей роли японцев, являющихся для американцев сенсеями. И для японцев, вся культура которых зиждется на иерархических отношениях, это утверждение действительно могло обладать серьезным смыслом. Естественно, Хартману приписывалась чисто экономическая заинтересованность. Этот фильм и его личное спонсирование Сакуро Дзюдзо должны были сделать Хартмана личным другом Японии, которая в дальнейшем могла бы его использовать как советника и посредника в процессе завоевания Америки, – пост настолько выгодный и прибыльный, что по сравнению с ним доходы от кинематографа можно было считать копейками.

Сакуро и его лучшие ученики, некоторые из которых специально прилетели из Японии, должны были устроить показательные выступления. Кроме того, должны были прибыть каскадеры, собравшиеся продемонстрировать детям, как стать невидимкой, как проникнуть в восточный замок, как бесшумно убить человека – и многое другое, что безусловно должно было заинтересовать тринадцатилетних мальчиков.

вернуться

31

В соответствии с данными архива американской армии призывник Хартман прослужил один год и никогда не был десантником. Ему так и не удалось подняться выше рядового. Он действительно был демобилизован по медицинским показаниям. Зато его предыдущий начальник Аллен Росс действительно служил морским пилотом в Корее. Росс часто вспоминал об этом, а в его кабинете хранилась целая коллекция памятных знаков и книг, посвященных военной авиации. Поэтому рассказанная Хартманом история не только напоминает то, что произошло с президентом, но и совпадает с реальными событиями, пережитыми Алленом Россом.

вернуться

32

Влияние халциона неоднозначно. Многие, и в том числе личный врач президента, считают его абсолютно безопасным.

Тем не менее Бенджамин Д. Стайн, адвокат, писатель и актер, работавший спичрайтером для президента Никсона, заявляет в «Нью-Йорк таймс» (1/22/1992): «Халцион – одно из самых страшных лекарств, которые я когда-либо употреблял, а его воздействие на президента может оказаться еще более ужасающим. Я принимаю выписываемые мне транквилизаторы начиная с 1966 года и перепробовал почти все. Но халцион… относится к разряду веществ, вызывающих изменение сознания. Это не обычное седативное средство, лишь приглушающее восприятие действительности. Согласно утверждениям компании „Апджон" – производителя халциона, присутствующие в нем бензодиазипены приглушают мозговое возбуждение. Начало действия халциона можно сравнить с появлением ангела Господня, который сообщает вам, что все хорошо, что вас ждут теплые материнские объятия, нирвана и Лета, а все неприятности происходят на Марсе».

вернуться

33

Передача детям и внукам собственных имен встречается чрезвычайно редко в еврейской традиции, так как это считается дурной приметой. Однако это не религиозный запрет, а просто обычай.

вернуться

34

Думаю, настало время объясниться.

Основываясь на некоторых признаках, читатели могут счесть, что именно Овитц – прототип Хартмана.

Когда я приступал к «голливудской» части этой книги, я знал о Голливуде еще меньше, чем средний читатель «Ежевечерних развлечений». Именно поэтому я попросил своего агента Майкла Сигала найти мне исследователя, который мог бы подобрать статьи на разные темы, включая таких персонажей, как Майк Овитц. На следующий же день мне позвонил его помощник, который порекомендовал очень толкового человека, прекрасно справившегося с заданием, но при этом он добавил: «Если ваша следующая книга будет посвящена Майку Овитцу, то Сигал отказывается ее представлять».

Я привожу здесь эту историю лишь для того, чтобы дать читателю представление о той власти, которой обладают люди, подобные Овитцу. Хочу отметить еще две детали. Одна из них заключается в том, что связанные с Овитцем люди не ждут того момента, когда он выразит свое неудовольствие, им вполне достаточно предвидеть, что это может случиться. Ивторое: никому не пришло в голову выразить опасения относительно того, как отреагируют на книгу действующий президент и госсекретарь, которые названы своими именами.

И конечно, мне хотелось понять, смогу ли я работать в этом городе, если окажется, что это действительно замаскированный портрет Овитца и он ему не понравится. Мне хотелось понять, боюсь ли я этого.

Несомненно, я этого опасался. На одном фильме можно заработать больше, чем на самом популярном бестселлере.

И поэтому я говорю: Майк, этот образ списан не с тебя. И в целом я таким образом хочу воздать по заслугам всем агентам, которые играют все большую роль в нашем обществе и подчеркнуть их поистине творческий вклад, который зачастую недооценивается.

22
{"b":"150487","o":1}