Литмир - Электронная Библиотека

— Однако сейчас в правой руке ничего не было.

На этот выпад учителя, который был старше меня на десяток лет, я отвечать не стал. Он прав и с этим не поспоришь. Мне оставалось лишь неопределенно пожать плечами. Уж что- что, а столь мелочные поражения отрицать глупо. Илья улыбнулся и неторопливым шагом пошел в казарму, построенную прямо на территории Кремля, возле стен.

Ну а я пошел проведать Оленьку с царевичем. По дороге вспомнился один весьма странный, а главное настораживающий эпизод из жизни отрядов "волчат". В ту пору один из рейдов проходил под Псковом.

С давних пор псковичи отличались непокорным нравом, впрочем, до новгородцев им было далеко. И те и другие стремились к независимости, восстания в этой стороне случались с завидной регулярностью. Последний раз чуть больше полувека назад, но непокорных быстро усмирили: жестоко и показательно.

Хотя люди, живущие здесь, были добродушными и приветливыми, но близкое соседство с Речью Посполитой привносило "гнилостный аромат" католической ереси, которую охотно проповедовали одинокие монахи Ватикана или пасторы- протестанты с близких немецких княжеств и шведского королевства. С католичеством и протестантством боролась Православная церковь всеми способами, к которым только могла прибегнуть.

Однако в эпоху царствования Петра "гниль" сумела обосноваться в русских землях прочнее, чем за всю историю Руси.

Вместе с просвещением на Русь хлынул весь европейский смрад, больше половины приезжих иноземцев были отбросами прошлых "родин". Там они никому нужны, а порой и вовсе были преступниками, их участь была предрешена заранее. Болтаться им на пеньковой веревке, если бы не появившийся однажды в Европе Петр и оставленные им на многие годы эмиссары- вербовщики.

Когда-то порочная практика принятия на русскую службу всех без разбору еще могла оправдать себя, но те дикие времена давно прошли и теперь Россия, могла с гордостью оглянуться назад и признать, что ее допетровский исторический путь был верен. Со времен крещения Руси и до правления Петра он был, есть и остается единственно правильным. Великий царь, полководец, политик всего лишь желал ускорить скорость его прохождения, дать толчок развитию, не ждать постепенного осмысленного перехода на новый виток жизни. Одно забыл Петр Алексеевич – нельзя насильственно вести людей по дороге в светлое будущее, но если все-таки ты возжелал уподобиться пастуху и отцу всего народа, то перед тем как выбирать направление стоит оглянуться назад и постараться не делать ошибок прошлого.

Горьких, кровавых, страшных ошибок.

Топорно работал Петр Первый, но зато с воодушевлением и великой верой в грядущее будущее любимой страны. Многое можно простить ему за самоотверженность и нескончаемый запал, за вечную яростную бурю в груди и нестерпимый огонь в очах, но чего нельзя простить, так это пренебрежения Верой, родным Православием!

Правитель в первую очередь обязан думать о народе. Но может ли человек жить с пустотой в душе, может ли радоваться и творить если не чувствует внимания и ласки Его, даруемые в проповедях и благочестивых служениях святых отцов? Вера так же необходима большинству людей, как и Солнце. А русскому народу Вера испокон веков помогала выстоять против врагов, будь то степняцкие орды или закованные в бронь "свиньи" проклятых крестоносцев. Именно об этом обязан был думать Петр в первую очередь, а не о том, как приучить бояр к европейскому платью…

В России за последние два десятилетия стало очень много иноземных учителей. В сознании аристократии и дворянства начала преобладать мысль о том, что у этих треклятых немцев (в данном случае трактуется как все европейцы в целом) нужно перенимать их обычаи и искоренять свои. Люди еще не потеряли родную культуру, но были на грани этого. Религиозная ересь начала проникать во все слои власти.

Малограмотным людям было трудно уберечься от того, чтобы не подпасть под влияние начитанных и вероломных европейцев.

Среди них особо выделялись учителя- протестанты, по характеру работы и вероисповедания они не были ревностными распространителями ереси, но они позволяли себе презрительно относиться ко всему старорусскому, древнему, истинному. Их насмешки задевали многовековой уклад народа, и не было до поры до времени на них управы, потому как они находились под защитой царя- реформатора.

Учителя не отказывались отвечать на вопросы любопытных учеников и трактовали Библию на свой лад, отличный от православных догм. Ученики, подпавшие под влияние, не могли сдержать безудержной ненависти к старине и начинали действовать с маниакальной, опасной фанатичностью, стремясь отринуть все старое, каким бы хорошим, светлым и добрым оно не было.

Совсем недавно, в апреле сего года префект Славяно- латинской школы донес патриарху Иерофан о том, что один из учеников – Иван Максимов, — еретик. Он не почитает угодников божьих, гнушается церковью апостольскою и попутно ведет богохульные проповеди. После получения письма, Максимова взяли для допроса и отправили в подвалы Берлоги, потому как этот вопрос относился к безопасности государства. На первом же допросе он во всем сознался и выдал сообщников.

Братьев по еретической вере. Кара для изменников Веры была жестока и показательна – еретики умерли на площади в петле и продолжали болтаться на виселице три дня.

О казни знали многие, как и о том, что Синод во главе с патриархом с дозволения государя начал активно взращивать в семинариях бойкую воинственную смену нынешнему дряхлому и продажному белому духовенству. Мало кому пришлась по душе эта затея, но те, кто поддержал ее, получили в руки поистине огромную власть, от них требовалось лишь одно – исполнить наказ государя и не вставать поперек дороги.

В последнее время рядом с Псковом почти перестали появляться одинокие всадники и незащищенные каравана. Больше года рядом с городом орудовала лютая разбойничья шайка, выловить которую езопасники оказались не в силах.

Разброд среди людей с каждым годом становился все сильней, и даже Берлога вкупе с ЦСБ не могли приструнить работничков ножа и топора. В городах преступность хоть и пошла на убыль, но серьезного успеха все-таки видно не было. На окраинах выросло число шаек татей, ускользнувших от облав. Они пользовались тем, что царство, воюет не переставая больше дюжины лет и у царя нет свободных сил для зачисток лесов и всех злачных мест.

— Петро, ты кажись, говаривал, что царь нашего брата помиловать может?

— Говорил, сам на площади слышал, как сей указ зачитывали. Если хочешь чтоб грешки списали, то есть две дороги: на поселение в Крым или в сибирские казачьи полки.

На лесной поляне, в нескольких десятков километров от города разбойники обосновались с мужицкой неприхотливостью и основательностью: пара срубов, баня, четыре землянки под добро и припасы. Если глянуть, то можно подумать о том, что здесь поселились не душегубы и воры, а первопроходцы- сибиряки иль золотоискатели.

У маленького костерка, разведенного от углей его ночного собрата, сидели три татя.

Вид у них самый, что ни на есть разбойничий: залатанные кафтаны с чужого плеча, треуголки едва не затертые до дыр, из- под которых торчали сальные патлы, под рукой у каждого лежал клинок: плохонькие кавалерийские палаши, видимо ковавшиеся неумелым мастером, а то и вовсе подмастерьем.

Самому молодому из троицы было не больше тридцати лет, а самому старшему перевалило за полвека, о чем говорили его седые как лунь волосы и старческое морщинистое лицо. Еще одному татю было за сорок, его виски и глаза закрывали черные как вороново крыло волосы, не потерявшие до сих пор былой силы. Последний разбойник сидел, прислонившись спиной к дереву, в полудреме, слушая разговор товарищей в пол уха.

— Ну, за то чтобы еще пару годков на белом свете пожить можно и с дикарей шкурки собирать, а вот в Крым идти гиблое дело, там народ гнилой живет, сладу с крымчаками никакого не будет, — задумчиво сказал дед Ефим.

43
{"b":"150406","o":1}