— Да, сэр, разумеется.
— Тогда идите прямо по этому коридору, потом направо, там и увидите кассы, — продолжая улыбаться, сказал парень.
— Большое спасибо!
— Послушайте-ка, мисс, что у вас в руках? Куколка! Да она настоящая красавица, точь-в-точь как вы! — добавил он. Я и забыла, что все время крепко прижимала к себе малышку Ангела. — Надеюсь, вы с ней не сбежали из дома?
— Что вы, сэр, нет!
Они вместе с полицейским громко рассмеялись. Кассы я нашла быстро, а вот разговор с кассиром затянулся. Дело в том, что я попросила билет до Фуллертона, штат Техас. Это название было моим единственным ориентиром в поисках бабушки Джаны. Я думала, что, добравшись до этого городка, дам ей оттуда телеграмму, и она не откладывая приедет за мной. Однако кассира смутило название безвестного городишки. Он долго просматривал расписание.
— Фуллертон, штат Техас? Боюсь, наши поезда там не останавливаются, мисс. Какой ближайший крупный населенный пункт?
— Э-э… сейчас припомню…
— Хьюстон? Даллас? Эль-Пасо?
Я готова была удариться в панику. Если сию же минуту не ответить, кассир заподозрит неладное, решит, что я удрала из дому, и наверняка известит вокзальную полицию. А для меня не было бы казни страшнее, чем возвратиться в Фартинггейл на полицейской машине и предстать перед очами матери в разгар ее дурацкого благотворительного празднества.
— Даллас, — быстро сказала я. Главное сейчас добраться до Техаса, а уж там легче будет связаться с бабушкой. Я была уверена, что она немедленно двинется мне навстречу, как бы далеко от ее дома я ни оказалась.
— Значит, Даллас… — продолжал шуршать расписанием кассир. — Единственное, что я могу предложить вам, — это поезд на Атланту, откуда вы транзитом доберетесь до Далласа. Или вы пожелаете ждать завтрашнего утра, когда туда пойдет прямой экспресс?
— Пусть будет транзит, — смело молвила я.
— Ясно. Обратный билет?
— Нет, только в один конец, — отважно продолжала я.
— Сидячий, купейный, люкс?
— Купейный.
Он кивнул и начал распечатку.
— С вас сто шестьдесят два доллара.
Сто шестьдесят два доллара! Я ужаснулась. Это значит, у меня на руках почти не останется денег. Эх, надо было попросить сидячий вагон, да поздно. Ни в коем случае нельзя намекнуть кассиру, что у меня мало денег. Мало ли что он подумает. Я поспешно отсчитала нужную сумму и через мгновение держала в руках билет.
— Ваш поезд отходит с третьей платформы через пятнадцать минут. Переход в тоннеле, потом направо. Успеете!
— Спасибо!
Итак, я получила билет и шла по перрону. Только сейчас я осознала суть своего поступка, и сердце мое отчаянно заколотилось. Я вдруг испугалась, что от переживаний грохнусь в обморок. То-то будет шуму! Сразу соберется толпа, подбежит молодой рыжий полицейский, начнет отгонять зевак, задавать вопросы… Страшные фантазии неожиданно придали мне сил, и я чуть ли не бегом побежала на платформу. Поезд еще не подали, и народу на перроне было немного. Я заняла место на скамейке, где уже сидела женщина с двумя маленькими девочками. Их соседство показалось мне наиболее надежным, тем более что мать читала дочкам книжку и все трое ни на кого не обращали внимания. Я невольно отметила про себя, что мама почти никогда не читала мне сказок.
И все же я была счастлива в далеком детстве, когда мы жили в Бостоне… Глядя на эту счастливую мать и ее очаровательных малышек, я задумалась о ребенке, которого носила под сердцем. Мальчик это или девочка? Буду ли я сама растить свою крошку или придется отдать ее на воспитание? Что посоветует бабушка? Сумею ли я передать ребенка другим людям, если хоть раз подержу его на руках? И не слишком ли я юна, чтобы быть матерью? И если нет, то какой матерью я стану? Одно могла я сказать твердо — никогда и ни в чем я не буду походить на свою мать. Лучше уж вообще не иметь детей. Честнее.
К соседней платформе подошел поезд, и она сразу оказалась запруженной людьми. Прибывали пассажиры и на наш перрон. Мест на скамейках становилось все меньше. Какой-то мужчина в костюме и галстуке дежурно улыбнулся мне, уселся рядом, раскрыл газету и немедленно погрузился в чтение. Казалось, ничто на свете не волновало его. Чего никак нельзя было сказать обо мне. Сердце трепыхалось в груди. Чем меньше оставалось времени до отъезда, тем сильнее я нервничала. Правильно ли я делаю? В конце концов, можно сдать билет, позвонить Майлсу… Впрочем, так и так он скоро вернется в Фартинггейл и наверняка скажет, что возил меня на вокзал. Мать немедленно отошлет его обратно, но, конечно, время будет уже упущено.
Свистящий с одышкой поезд, поданный к перрону, рассеял все мои сомнения. О возвращении не может быть и речи! Я вскочила и вошла в вагон, едва открылись двери. Во всех купе были только сидячие места. Я заняла кресло у окна; уложив на полку чемодан, устроилась поуютнее, посадила рядом любимую куклу и с нетерпением стала ждать отправления. В коридоре перекликались пассажиры, но в моем купе так и оставались свободными три места, пока наконец в последнюю минуту не появился пожилой господин с пачкой газет. Молча кивнув и улыбнувшись, он сел и сразу погрузился в чтение. Именно такой попутчик мне и был нужен.
Состав тронулся. Удары сердца постепенно приспособились к ритмичному стуку колес. Вокзал остался позади, за окнами потянулись городские, затем сельские пейзажи. Поезд уходил в сумерки, на юг, прочь от мира, где я жила с детства, где была предана и унижена.
— Ваш билет, мисс! — неожиданно услышала я. Купе обходил контролер. Я мгновенно протянула ему билет, который так и сжимала в руке. Он прокомпостировал его, улыбнулся, пожелал счастливого пути и пошел дальше. Я почти спокойно откинулась на спинку кресла. Мимо неслись неведомые поселки, речки, мосты; поезд время от времени нырял во тьму тоннелей, со свистом вырывался из них, взбирался на холмы, откуда открывались новые дали.
Ночь подбиралась все ближе. Среди вечерних голубовато-розовых облаков проступали первые звезды. Никогда еще они не казались мне такими чужими и далекими.
Поезд деловито двигался по своему пути, а я не отрываясь смотрела в окно. В домиках, мелькавших вдоль дороги, уже зажигались огни, и я будто видела под каждой крышей счастливую семью, веселых детей, любящих и ласковых родителей. Пусть они не так богаты, как я, но их ждет вкусный домашний ужин; пусть их коттедж невелик и может поместиться на одной из лужаек Фартинггейла, но каждого мальчика и каждую девочку ждет на сон грядущий сказка, мамин поцелуй и папина улыбка. Каждый заснет тихим, крепким, счастливым сном и будет уверен в завтрашнем дне и в любви своих близких.
…А мне неоткуда ждать помощи и не от кого ждать улыбки. Только Ангел хранит мне верность. Мы с ней, как два потерявшихся ребенка, идем-бредем куда глаза глядят. Мы устали, голодны, одиноки… Пожилой человек, сидящий напротив, с недоумением поглядывал, как заботливо укладываю я свою куклу. Никакие косые взгляды не заставят меня расстаться с Ангелом. Вместе нам ничего не страшно. Решение принято. Возврата нет и быть не может никогда. Очень скоро монотонный стук колес укачал меня, и я погрузилась в сон.
Проснулась я резко, как от толчка. Стояла глубокая ночь. В купе было темно, но мимо проносились яркие пятна придорожных фонарей, проникал свет и из коридора. После некоторого замешательства я сообразила, что к чему, где я нахожусь и куда еду. Сосед тихо спал, выпустив из рук верную спутницу-газету. Его голова мерно покачивалась в такт колес. Я повернулась в кресле, уселась поудобнее и снова закрыла глаза. Сон не замедлил выручить меня.
Пробудилась я уже под утро, когда небо посветлело. За окнами тянулись равнины и поля — ландшафт непривычный. В наших краях все было другим. Мой попутчик тоже проснулся, видимо, незадолго до меня.
— Далеко ли вы едете, мисс? — вежливо поинтересовался он.
— В Атланту.
— А я выхожу на ближайшей станции. Вам же еще добрых пять часов ехать. Между прочим, можете позавтракать в вагоне-ресторане. Славная у вас куколка, — сказал он, кивая на Ангела, и с добродушной улыбкой добавил: — Не припомню, чтобы мне попадалась на глаза такая красавица.
