Может, он просто устал в одиночку нести этот груз? Может быть, он хотел с кем-нибудь поделиться своим горем? А может быть, он просто хотел вбить клин между ней и Кэрол? Он хотел разлучить их. Но зачем? Что такого могла рассказать ей Кэрол, чего, по мнению Майкла, ей знать не следовало?
Предположим, что это действительноМайкл рассказал Кэрол о романе Джейн. Можно предполагать одно из двух: либо Майкл сказал правду, либо солгал. Не спрашивай меня о моих тайнах, и я не солгу тебе.«Какие же это тайны? — подумала Джейн. — И сколько вокруг них лжи?»
Глаза Джейн широко открылись от страха. Она вдруг поняла, что существует еще одна возможность. Она вдруг увидела, как ожили в танце персонажи литографии Шагала, висевшей на противоположной стене. Скрипачи, которые до этого танцевали в небе вниз головой, встали на ноги и, приплясывая, приближались к ней; женихи и невесты раскачивались в такт музыке, которая была слышна только им. Возможно, решила Джейн, что Майкл, Кэрол и Паула были участниками одного большого заговора против нее. «Вот это конспирация!» — подумала Джейн, потирая больную руку. Она понимала, что ее подозрения выглядят как глупая мелодрама. Роберт Ладлэм, где ты?
Правда, без сомнения, была куда проще — она просто распсиховавшаяся безмозглая курица.
По внутренней поверхности левой руки вновь поползла ноющая боль. Джейн посмотрела на источник этой боли. Кожа в области локтевого сгиба имела синюшно-багровую окраску. Джейн осторожно обвела синяк пальцем. Но даже такое робкое прикосновение вызвало резкую боль. Она поднесла руку поближе к глазам, вспомнила укол иглы, когда Паула держала ее за руку, а Майкл вводил успокаивающее лекарство. Сколько раз еще делали ей уколы с того первого раза? Сколько дней прошло? Сколько времени они держат ее под наркозом?
Она заставила себя встать на ноги. Испытывая дикое желание упасть обратно в постель, она доплелась до двери спальни, держась за стойки кровати. С первого этажа, из кухни, до нее донесся голос Паулы. С кем она разговаривает? Не с Майклом ли? Джейн напряглась, прислушиваясь к разговору, но слышен был лишь голос Паулы, поэтому Джейн заключила, что та говорит по телефону. Если, конечно, она не разговаривает сама с собой. Подумав об этом, Джейн чуть не расхохоталась. Может, сама обстановка в этом доме сводит людей с ума? Может, дом плохо герметизирован и асбестовая пыль, отравляя обитателей дома, сделала их полными дураками?
Облокотившись на перила, Джейн почувствовала, что солнце, светившее через слуховое окно, припекает ей спину. Джейн, не задумываясь над тем, что делает, прошла в кабинет Майкла, села в кресло, осторожно подняла телефонную трубку и поднесла ее к уху.
— …У нее уже несколько недель по ночам бывают кошмары, — говорила Паула. — Что? Ты хочешь убедить меня в том, что у меня в детстве не было кошмаров?
Женщина на другом конце провода что-то ответила по-итальянски.
Последовавшее за этим молчание было настолько насыщено враждебностью, что Джейн стало нехорошо.
— Конечно, ты была прекрасной матерью, не то, что я, — с горечью заговорила Паула. — Но я не могу себе позволить целыми днями сидеть дома и следить за ней. Когда-нибудь ее кошмары пройдут. Господи, она же еще ребенок, неужели ты этого не понимаешь?
Телефон вновь заговорил по-итальянски.
— Мама, поступай, как знаешь, ладно? Ты хочешь уложить ее в постель на несколько часов. Хорошо, положи. Но ночью она спать не будет. По крайней мере, тогда у нее не будет ночного кошмара. Все? Нет, все, послушай, мне надо идти. Пора готовить обед.
Обед? Джейн посмотрела на часы, стоявшие на столе Майкла. Пятый час. Интересно, какой сегодня день? И сколько дней выпали из ее памяти? Она осторожно положила трубку на рычаг.
Джейн вдруг уставилась на телефон, как будто увидела его впервые. Она слышала, как Паула возится на кухне. Сколько ее друзей пытались дозвониться до нее за последние несколько недель? И скольким из них было сказано, что она уехала к брату в Сан-Диего?
К брату! Она вскочила на ноги, больно ушиблась о ножку стола, непроизвольно вскрикнула от боли, потом застыла на месте. А вдруг Паула ее услышит? Чтобы не упасть, Джейн ухватилась за столешницу. Ее сердце колотилось так бешено, что Джейн начала бояться внезапного обморока. Ее брат, повторяла она, медленно, держась за стенку, продвигаясь обратно в спальню. Внезапно она вспомнила, что устроила разгром в своем стенном шкафу; вспомнила, как ей на голову свалилась ее сумочка, где она нашла водительское удостоверение и кредитные карточки, то есть те вещи, которые она, без сомнения, взяла бы с собой, отправляясь в дальнее путешествие.
Шатаясь, она побрела в свою комнату, ожидая увидеть там следы устроенного ею погрома. Но на полу не было никаких следов разбросанных, измятых и порванных вещей. Все убрано. В комнате чисто и опрятно. Никаких признаков прежнего беспорядка. Она подошла к стенному шкафу и молча открыла зеркальные дверцы.
Ее платья, как будто их никто никогда не трогал, аккуратно, как всегда, висели на своих местах. Туфли, которые она с остервенением раскидывала по всей комнате, ровными рядами стояли на дне шкафа. Свитера и футболки сложены красивыми стопками. Ящики, из которых она выбросила все содержимое, снова аккуратно заполнены вещами, причем все уложено очень бережно и опрятно. На верхней полке лежали старые шляпы и кофты. Единственное, чего не было на месте — это той коробки, из которой выпала на пол ее сумочка с водительскими правами и кредитной карточной. А существовала ли эта коробка на самом деле? Может, ей все лишь померещилось?
А может, все-таки Майкл все время ей лгал?
В полиции Майкл заявил, что причиной того, что он не стал поднимать тревогу по поводу исчезновения жены, было его убеждение, будто она уехала к брату в Сан-Диего. Ей же он сказал: она хотела сделать Томми сюрприз и поэтому он не был встревожен тем, что она так и не приехала в Сан-Диего. Он сказал также, что позвонил Томми, после того как она нашлась, и уверил его, что все в порядке. Но неужели ее брату было достаточно нескольких успокоительных, хорошо продуманных фраз, чтобы перестать волноваться за свою сестру? Такая болезнь, как истерическое бегство, наверное, даже в Калифорнии не считается житейским пустяком. Неужели ее единственный брат мог столь легкомысленно отнестись к такому из ряда вон выходящему происшествию, как полная потеря памяти его родной сестрой? Почему он немедленно не прилетел ее навестить? По крайней мере, он должен был бы лично поговорить с ней по телефону. Может быть, он звонил, но ему постоянно отвечали, что она спит и не может подойти к телефону. Но в этом случае его беспокойство и озабоченность должны были только усилиться. Но он не приехал. Почему?
Все это можно легко проверить, подумала она, оглянувшись на дверь холла и слыша на лестнице шаги Паулы. Единственное, что ей надо для этого сделать — это позвонить брату.
Она добрела до кровати, легла и притворилась спящей, когда Паула была уже у двери. «Подойди, удостоверься, что я сплю, и уходи, — думала Джейн, слыша, как молодая женщина подходит к кровати. — Видишь, я сплю. Маленький жучок лег на бочок и молчок. Наверное, так у поэтов рождаются рифмы. Вы ведь хотите, чтобы я всегда была такой. Покорной и бесчувственной. Подоткни простыню и иди. У меня еще так много дел. Мне надо позвонить одному человеку. Постой, что это ты задумала?»
— Что вы делаете?
Джейн почувствовала, как Паула выпростала ее больную руку из-под одеяла и, выпрямив, положила ее на простыню, внутренней стороной кверху. Она ощутила запах спирта и холодок в том месте, которое Паула им протерла. Холодная игла прикоснулась к наболевшей коже.
— Не надо! Ну, пожалуйста, прошу вас, не надо!
— Ничего страшного, все хорошо, — таким тоном няньки разговаривают с маленькими детьми, — вам это необходимо.
— Зачем вы это делаете? — спросила Джейн. Ей совершенно не хотелось засыпать.
— Вам надо отдохнуть, Джейн. — Паула не двигалась с места, но ее голос становился все глуше и глуше.
