Дверь за ней захлопнулась. Миссис Мак-Куин стояла в сверкающем чистотой вестибюле, потягивая чай и поражаясь, с чего бы это вдруг ее хозяйка сменила прекрасное платье на потрепанную юбку, которой побрезговал бы даже старьевщик. Но, разумеется, это не ее дело…
Завсегдатаи «Империала» пришли в восторг от возвращения, пусть и временного, любимой официантки. Тем не менее их удивила эта новая Марионетта с ее великолепной прической, стильной блузкой и дорогими туфлями. Но еще больше изменился характер. Исчезли задорный юмор и частый смех; новая Марионетта была задумчива и печальна. «Чего уж тут удивляться, — подумали про себя многие, — при таком-то муже». Большинство дивились, что она сумела выжить в этом чудовищном браке. Хотя некоторые посетители кафе теперь ее слегка опасались из-за новой фамилии, большинство видели, что она все еще дочь своего отца и в душе остается Перетти, а вовсе не Моруцци.
Никто не поинтересовался ее мужем, никто не спросил, нравится ли ей быть замужем. Казалось, в стенах «Империала» невозможно произносить вслух фамилию Моруцци, за что Марионетта была им очень признательна. Ей хотелось забыть о своем тоскливом существовании, практически заточении в доме в Масуелл-хилл, где она отрезана от всего, что знала и любила. Здесь, по крайней мере, она может провести несколько часов за работой в мире, который был ей дорог.
Весь день в кафе постоянно заходили бесконечные туристы, в основном прибывшие посмотреть коронацию. Марионетта с отцом вскоре уже работали в своем привычном ритме, без задержки подавая торты, чай, бутерброды и кофе на столики в переполненном зале. Томмазо развесил красные, белые и синие ленты, а на стену водрузил портрет королевы, украшенный елочной мишурой. Марионетта на мгновение остановилась перед портретом, улыбаясь в душе этому проявлению британского духа, но тут кто-то сзади схватил ее в объятия. Это был улыбающийся во весь рот Марио, радующийся тому, что встретил сестру.
— Нетта, как приятно тебя видеть!
Она тоже нежно обняла его, затем, смеясь, высвободилась, чтобы собрать тарелки с ближайшего столика.
— Целую вечность тебя не видела, братишка. Почему ты не зайдешь и не навестишь меня дома?
Он скорчил гримасу, помогая ей поставить на поднос грязные чашки и направляясь следом к стойке.
— Ты же знаешь, почему.
Марионетта с сожалением улыбнулась.
— Я целыми днями одна, Марио. Если ты заглянешь днем, то не встретишься с Барти.
Марио усмехнулся.
— Значит, все дело в том, что я до полудня не в состоянии продрать глаза.
Томмазо услышал его со своего места у раковины и проворчал:
— Теперь, когда у него постоянная работа в клубе «Амбассадор», это все равно что жить с Перри Комо. — Он смягчил свой ворчливый тон, слегка подмигнув дочери. Отец до смешного гордился Марио и его растущим успехом певца, он, кажется, смирился, что, вопреки надеждам, сыну не суждено обслуживать столики до конца жизни.
Марио снял пальто, закатал рукава рубашки и собрался занять свое место у стойки. Он внимательно взглянул на сестру.
— Ну, и как тебе на старом месте? — спросил он.
Она улыбнулась, устало вытерев лоб рукой.
— Думаю, ты можешь догадаться, — промолвила она. Со смешанным чувством вдохновения, усталости и страха, что в любой момент может появиться кто-нибудь из Моруцци и увидеть, что она ослушалась приказа сидеть дома и быть покорной женой. Так они договаривались. Но откуда могут знать Моруцци, какое огромное удовольствие она получила, проработав день? Она пожала плечами. Нет, им этого никогда не понять.
Странно, но теперь, когда Марионетта стала членом семьи Моруцци и узнала всех вблизи, она уже так сильно их не боялась. Ведь они оказались просто-напросто самовлюбленными людьми, упивающимися идеей virilita [41]— детским представлением о том, что делает мужчин сильными. Ей приходилось видеть своего мужа, едва не плачущего от огорчения по поводу проигранной партии в покер. Она наблюдала, как ее деверь Кармело отхлестал по лицу мальчишку, разносящего газеты. Ей пришлось присутствовать при безобразной сцене в ресторане, когда Аттилио почти превратил официанта в дрожащую, извивающуюся тень только из-за недостаточно охлажденного вина. Все это нужно семье Моруцци, для того чтобы подтвердить свой постоянный контроль надо всем и вся вокруг. А в сущности, они просто трусы. Марионетта вынуждена жить среди них, но это не означает, что им удастся сломить ее. Страх, что они узнают о ее работе в кафе, был страхом не за себя, а за отца и Марио. Ради них она принесла чудовищную жертву, так что было бы глупо провоцировать Моруцци на какие-либо действия против Перетти.
Марио все наблюдал за сестрой, а она задумчиво перетирала тарелки и ставила их на полку над раковиной.
— Послушай, — предложил он, — почему бы тебе не отдохнуть немного, не погулять? Народу уже не так много, да и я ведь здесь.
Она посмотрела на отца, тот согласно кивнул.
— Хорошая мысль. Иди, Нетта. Пусть щеки немного порозовеют.
Марионетта обрадованно сняла фартук.
— Ладно, — согласилась она. — Но сначала мне хочется сделать одну вещь…
Она прошла через кафе, задержавшись у лестницы, ведущей в клуб. Вход, как обычно днем, загораживал красный шнур. Она поколебалась, взглянув на брата. После ее свадьбы клубом занимался он. Будет ли Марио возражать, если она еще раз спустится туда, вспомнит, как все было, когда клуб являлся ее царством? Брат улыбнулся.
— Иди! — сказал он. — Только не обращай внимания на пыль.
Марионетта стояла на нижней ступеньке лестницы, оглядываясь в полутьме. Сначала ей показалось, что ничего не изменилось. Те же шаткие карточные столики, расставленные вдоль стен, тот же кофейный автомат, сверкающий на стойке, та же маленькая сцена. Но потом она начала замечать перемены. Газетные вырезки об убийстве Сильвии Конти и судебном процессе Лино Ринальди исчезли со стен. Их сменили яркие рисунки, изображавшие что-то вроде гигантских деревьев, при ближайшем рассмотрении оказавшиеся абстракцией. Марионетта внимательно их рассмотрела.
— Ну? Как считаешь? — Марио, спустившийся за ней в клуб, беспокоился за свои нововведения.
— Мне очень нравится, Марио, — призналась она. — Или, по крайней мере, — она еще раз внимательно посмотрела, — мне так кажется.
Он остался доволен.
— Не стоило ни пенни. Студенты художественного училища предложили разрисовать стены.
— А вообще, что это? — Она подошла поближе, надеясь догадаться.
Марио засмеялся.
— Хороший вопрос. Когда я тоже спросил, они несколько рассердились — я должен был догадаться с первого взгляда. По-видимому, это самые разные монеты.
— В самом деле? — Марионетта попыталась посмотреть на рисунки под другим углом. — А я подумала, какие-то деревья.
Брат склонил голову набок, разглядывая рисунки вверх ногами.
— Да что ты? Я готов был поклясться, что это пчелиные ульи.
— Или ежики?
Они дружно, совсем по-детски расхохотались. Марио снова не сдержался и обнял сестру.
— Хорошо, что ты вернулась, — просто сказал он.
— Я не вернулась, Марио, — печально заметила она, направляясь к лестнице. — Никуда я не вернулась. Просто зашла ненадолго.
Брат огорченно смотрел на нее.
— Мне бы хотелось…
Марионетта предостерегающе подняла руку.
— Знаю, — перебила она. — Мне бы хотелось того же. — Повернулась, чтобы уйти, потом о чем-то вспомнила и подошла к стойке, где на ниточках все еще висела, растопырив руки и ноги, деревянная кукла, подаренная ей матерью. Она вся запылилась, нитки перепутались.
— Я не знал, убрать ее или оставить, — начал Марио.
Марионетта осторожно сняла куклу со стены и сдула пыль со складок яркого костюма. Красивое нарисованное личико как бы выжидающе смотрело на нее.
— Если не возражаешь, — попросила она, — я возьму ее с собой домой…
— Ну конечно, — ответил Марио, радуясь, что она не сердится, что он оставил куклу висеть на старом месте. Кукла всегда напоминала ему о сестре, но гораздо лучше, когда сестра сама здесь.