— Уверена, что знаю, о чем вы думаете. Нет, я не была той девушкой, что забеременела и с которой так дурно обошлись. Я извратила факты. Та девушка была черной. Ее же подружка, наоборот, была белой. Ну-ка, догадайтесь, кто она.

ВТОРНИК, 29 ОКТЯБРЯ. Когда умер мой муж, я решила, что не стану той, кого называют «безутешной вдовой», имея в виду достойную женщину с приемлемой наружностью, которая посчитала свою жизнь законченной и заточила себя в доме, озабоченная лишь тем, что она оставит после себя своим детям и внукам. Ко мне это никак не относится.

Вскоре после похорон (может быть, даже раньше, чем это могло понравиться некоторым из моих друзей) я возобновила свою разнообразную общественную деятельность, которая всегда приносила мне удовлетворение. И, поскольку в моем распоряжении осталось очень много денег — целых тридцать миллионов, я могла заниматься тем, чем хотела.

Как и мой муж, я инвестировала городскую библиотеку и ежегодно выплачивала мисс Бенелли премию, о которой ее Правление не знало. Приплачивала колледжу. Потихоньку перечисляла деньги на счет Лиги юных бейсболистов Ньюмюнстера и, конечно же, щедро помогала нашему небольшому местному госпиталю, церквам Ларримора и так далее.

Но самое большое внимание я уделяла дружескому сотрудничеству с местными фермерами и торговцами, которые стояли на страже моего благосостояния. Поэтому, когда нашей новой жительнице Ивон Мармелл потребовалось познакомиться со своим теперешним окружением, в моем лице она нашла самого лучшего гида. Отправившись в путь в девять утра, я провезла ее по всей нашей округе, снабдив предварительно картами местности, как типографскими, так и изготовленными собственноручно.

— Вот здесь наша дорога Кат-офф пересекается с Рениш-роуд, а там, где буквально на днях был снесен старый амбар, — печально известная ферма Фенштермахера. Когда-то семья владела сотнями акров земли, но постепенно растеряла ее. Я пыталась помочь Отто и его жене, которую тоже обожаю, но их сыночек оказался невыносимым человеком. Мы с Ларримором предоставили ему своего рода стипендию, когда он учился в Ньюмюнстере, но он все равно ничего не добился. Думаю, вы тут будете часто бывать, потому что Фенштермахер готовит лучшее в округе мясо с кукурузой.

Когда она поинтересовалась, что это такое, я заметила:

— Вы еще не готовы к жизни в Дрездене. Это то, что Бог придумал сразу после яблочного пудинга. Неописуемая немецкая мясная вкуснятина, которую нарезают небольшими ломтиками и поджаривают до хрустящей корочки. Приходите сюда почаще, если любите блюда из свинины… Простите, а вы едите свинину?

— Дядя Юдах поднялся бы из своей могилы, если бы застал меня за этим занятием, но то же самое произошло бы, узнай он, что я работаю на немецкую фирму.

— Как обстоят дела в «Кинетик»?

— Все стабилизировалось довольно быстро. А дяде Юдаху я буквально обязана своей судьбой. Никогда не забуду тот день в публичной библиотеке Бронкса, когда он увел меня от полки с яркими детскими книгами и показал мне менее красочные, но предназначенные уже для подростков. Эта картина и сейчас у меня перед глазами: мне одиннадцать или двенадцать лет, правая рука в гипсе.

— А что случилось?

— Сломала ее во время игры. — И она, обрадовавшись возможности излить кому-то душу на своей новой родине, поведала: — Играла в мяч, но это не важно. Первый парень, в которого я влюбилась, — рыжеволосый мальчишка из ирландской семьи — оттолкнул меня с отвращением. Я ударилась о стену и сломала руку. Годы спустя второй мужчина, которого я любила, тоже оттолкнул меня с отвращением, и опять я сломала руку. — Она подняла ее и стала закатывать рукав, но затем остановилась. — Поверьте на слово, следы этих переломов до сих пор еще видны.

Тронутая этим невеселым рассказом, я продолжила свою экскурсию:

— В этом маленьком домике обитает миссис Дитрих — лучшая портниха Дрездена. Она доведет до ума ваш наряд за полчаса до праздника. Нуждается в деньгах, и я стараюсь дать ей заработать. Вам надо будет делать то же самое.

Мне особенно хотелось, чтобы она знала мастеров, которым можно доверять:

— Вот здесь находится самая надежная в городе автомастерская, которую содержат братья Мойеры. А вот другой Мойер — вскоре вы убедитесь, что половина населения в этом городе носит фамилию Мойер, — он столяр, которому Ларримор помог открыть свое дело, после того как тот закончил свои работы в нашем — «поющем доме». Большинство интерьеров, вызывающих восхищение людей, было предложено Мойером.

— Вы, похоже, знаете всех в этом городе.

— Да, мы с Ларримором познакомились со многими с тех пор, как обосновались здесь.

Когда я познакомила Ивон с директором нашей школы, тот сказал ей:

— Мы считаем миссис Гарланд почетным членом нашего коллектива — так много она делает, чтобы помочь нам.

Вгоняя меня в краску своей дотошностью, Ивон спросила:

— В каком смысле?

— В смысле музыкальных стипендий, новой химической лаборатории, премий для наших конкурсов чтецов. — Он упустил из виду то, чем особенно гордился Ларримор, — три стипендии для тех выпускников колледжа, которые не имеют собственных средств, — многие из них впоследствии стали чрезвычайно полезными для города людьми.

Последней остановкой на нашем пути была библиотека, где мы встретились с мисс Бенелли. Она показала все, чем сможет воспользоваться Ивон, когда станет жительницей города.

— И это только часть того, что мы имеем в своем распоряжении, ибо можем заказать по почте любую книгу, имеющуюся в библиотеке штата Пенсильвания, а через нее любую книгу в любой библиотеке страны. Кроме редких изданий, конечно. — Пока мы ходили по библиотеке, восхищаясь тем, как все здесь устроено, мисс Бенелли взяла свежий номер «Таймс»: — Миссис Мармелл, вы видели в сегодняшней газете статью о себе? — Мы нетерпеливо потянулись к газете.

В статье, которую я прочитала вслух, говорилось, что профессор Карл Стрейберт, преподающий литературное творчество в филадельфийском университете Темпл, решил покинуть своего нынешнего издателя «Кинетик пресс», а также своего давнего редактора Ивон Мармелл я перебраться в более мелкое издательство, которое больше отвечает его взглядам на то, какой должна быть литература.

До этого момента Ивон слушала, горестно покачивая головой и приговаривая:

— Я знала, что это случится.

Однако то, что я прочла дальше, поразило ее больше, чем можно было ожидать: «Профессор Стрейберт признался, что подписал большой контракт с Артуром Джеймсоном из „Пол Пэррот пресс“…» Когда я произнесла это, у Ивон перехватило дыхание, она поднесла руку к лицу и зашлась нервным смехом.

— Значит, это Пол Пэррот! — сквозь смех проговорила она, но, когда я попыталась узнать, что ее так удивило, она ничего не ответила, и мне оставалось только продолжить свое чтение: «Уход этого критика-авангардиста может грозить „Кинетик“ потерей его контрактов с молодыми писателями, однако под крылом Ивон Мармелл все еще остается такой потенциально плодовитый писатель, как Лукас Йодер, и ее новая многообещающая находка — Тимоти Талл».

Когда я закончила чтение, она тихо заметила:

— Неужели, черт возьми, нельзя было уйти по-джентльменски — без этих дурацких заявлений. Он как мальчик-неврастеник, который бьет свою мать за то, что та не разрешила ему покататься на санках.

Чувствуя, что внутри у нее все кипит от ярости, я попыталась отвлечь ее, указав на очередную местную достопримечательность:

— А здесь находится лучший в городе салон красоты Саймона. — И она рассмеялась.

Когда мы подъехали к гостинице, она стиснула мою руку:

— Я уже простила его. Спасибо, что отвлекли меня показом достопримечательностей моего нового места обитания.

Но я поправила ее:

— Вы еще не видели настоящих достопримечательностей. Я устраиваю обед в вашу честь в самом знаменитом из наших ресторанов, который называется «7+7». Он находится за городом, но мы ездим туда, потому что там подают семь знаменитых сладких и семь кислых блюд, которыми славится немецкая кухня Пенсильвании. Ожидаются и другие сюрпризы.