— Как вы чувствовали себя, мистер Йодер, когда читали эту ужасную рецензию, вышедшую из-под пера вашего соседа?

— Такому профессионалу, как мой муж, — опередила с ответом Эмма, — не надо беспокоиться по поводу каких-то там рецензий, особенно если у него уже куплено полмиллиона экземпляров еще до публикации.

Я видела, как при этом поморщился Лукас, как бы говоря: «Я не хотел бы, чтобы она это говорила, но разве к мужу прислушиваются».

Но кто-то продолжал настаивать:

— А что предприняли лично вы?

— Я работал над раскраской своих магических знаков, — сказал он.

Здесь последовали многочисленные вопросы, потребовавшие от него объяснений, как он выискивает магические знаки на старых амбарах и превращает их, по мнению некоторых ценителей, «в оригинальные по замыслу и элегантные по исполнению коллажи». Но сам он отметал такую оценку:

— Я всего лишь пытаюсь сохранить крупицы прекрасных традиций нашего народа, слегка украсив их готическим орнаментом.

Это тоже вызвало интерес у присутствующих, но в конце своего объяснения он подвергся неожиданной критике со стороны Германа Цолликоффера, которому на этот раз было что сказать:

— Лукас, я никак не могу простить тебе твои проделки с этими магическими знаками. Я не раз предупреждал тебя, но ты не слушаешь. Немцы Пенсильвании никогда не верили в то, что такая мишура, как эти знаки, отвращает нечистую силу и навлекает проклятье на врагов. Это просто твоя выдумка. Даже название «магические знаки» придумал ты сам.

— А для чего же тогда нужны магические знаки, — спросила мисс Бенелли, — если не для отворота дурного глаза?

— Для украшения. Эта традиция пришла к нам из Германии, постройки получаются более привлекательными. Их вешают ради красоты, а не из-за нечисти. — Но затем его упреки сменили теплота и уважение, с которыми он всегда относился к Йодеру, ведь тот открыл миру этот уголок Германии, затерявшийся на окраине Пенсильвании: — В своих первых четырех книгах ты придерживался моих советов и с уважением относился к нашим традициям. Вот почему они оказались хорошими. А в «Нечистой силе» ты рассказываешь какие-то байки, и поэтому в ней нет ничего хорошего.

Йодеры дружно заулыбались, и Эмма заметила:

— Ты все перевернул с ног на голову, Герман. Когда он следовал твоим советам, его книги почти не раскупались, а как только стал жить своим умом, они стали идти нарасхват.

Началась другая долгая дискуссия о том, как автор должен использовать фактический материал. Здесь козыри оказались в руках мисс Бенелли, которая блеснула знанием конкретных примеров из известных произведений, демонстрировавших самые противоречивые подходы к решению проблемы. Один из участников дискуссии считал, что Герман Вук не побоялся заставить работать на себя целую мировую войну. Но другой возразил ему:

— Если бы я умел писать, я бы попробовал создать нечто подобное «Костру тщеславия» Тома Вулфа. Избрал бы один предмет и по-настоящему вгрызся в него — на небольшом полотне, проникая в суть вещей.

— Или одну ячейку общества — такую, как Грензлер, — вмешалась Эмма, вызвав улыбку своей готовностью защищать мужа в любых обстоятельствах.

— Я бы хотел извиниться, — спохватился Цолликоффер, — за свои несколько неуместные слова. Думаю, что Лукас был прав, когда прислушивался к тому, что я советовал ему, но поступал по-своему.

— А что вы скажете тем, кто считает, что лучшей из всех его книг является роман «Изгнанный»? — спросила мисс Бенелли.

— Ага! — стремительно вступила в разговор миссис Цолликоффер со своим сильным немецким акцентом. — Знаете, что сказал мой муж, когда прочитал книгу второй раз: «Наконец-то парень ухватил правду». И я тоже так считаю.

— Я хотел сказать, — возбужденно выкрикнул Цолликоффер, — что в ней есть хорошее сочетание правдивости, с которой я ему об этом рассказывал, и воображения, с которым он увидел эту правду. Что это за книга? История с мужскими подтяжками? Ничего подобного. Или о чем-то в этом роде? Или о чем-то другом? Я рассказал ему, а он — всему миру.

Единственный раз нотки раздражения по поводу разгромной рецензии Стрейберта на «Каменные стены» мелькнули у Йодера, когда он уже собирался уходить. Ожидая в дверях, пока Эмма распрощается с присутствующими, он случайно взял с полки один из романов о Джалне, который Стрейберт сравнивал с его грензлерской серией, желая уничтожить и то и другое.

— Что представляют собой эти книги? — спросил он. — Я вижу, их у вас шесть.

— Ничего особенного, — сказала я. — Но в свое время Мазо де ла Рош была сенсацией.

— Она из Канады, не так ли?

— Да. Канадцы высмеяли ее книги, называя их детскими сказками. Но англичанкам и американкам они доставляли огромное удовольствие. Я читала «Седые дубы Джалны» еще, наверное, в колледже и плакала, сочувствуя героине. А может быть, это была какая-то другая из ее книг… Они все перемешались у меня в памяти. — Тут я рассмеялась и погрозила ему пальцем. — И вы еще говорите, что никогда не читаете рецензий на ваши книги. Где же еще вы могли услышать о Джалне и заинтересоваться этой писательницей?

— Эмма прочла мне последние абзацы. Лучше бы она не делала этого. — Больше он ничего не сказал, но я видела, что характеристика, которую я дала этим книгам, не понравилась ему.

Когда гости собрались расходиться, я попросила мисс Бенелли остаться и поужинать со мной:

— Мне уже давно хочется задать вам один вопрос, касающийся литературы.

Мы устроились в удобных креслах у больших окон, за которыми над долиной сгущались вечерние сумерки. Но, прежде чем я успела задать свой вопрос, она спросила:

— Если Цолликоффер помогает Йодеру писать книги, то имеет ли он что-нибудь от этого?

— Совершенно случайно, но я знаю ответ на этот вопрос, — сказала я. — Мой дальний родственник посещает меннонитскую церковь в долине. Туда же ходят и Цолликофферы, и когда Йодер однажды предложил Герману деньги за его ценную помощь, тот сказал: «В былые времена мы все дружно помогали соседу строить его амбар. Сегодня мы помогаем ему создавать его книгу», — и отказался принять от него какие бы то ни было деньги.

Пока мисс Бенелли молча восторгалась таким великодушием, я с усмешкой продолжала:

— Но не стоит недооценивать этих пенсильванских немцев. Цолликоффер сказал Йодеру: «Мне лично — ни пенни. А вот церковь собирается делать пристройку. Ты можешь помочь в этом».

— И он помог? Я имею в виду Йодера?

— Конечно. Он согласился. Но, как только Цолликоффер получил его согласие, он тут же шепнул церковному совету: «Йодер заплатит», и архитектор просидел целую ночь, превращая пристройку в то, что сейчас называется Молитвенным залом. На следующий день Йодер посмотрел проект и сказал: «Отлично. Приступайте». Теперь церковь Цолликофферов хочет построить воскресную школу, и, поверьте, она внимательно следит за списком бестселлеров, прикидывая доходы Йодера.

Посмеявшись, я перешла к более серьезному предмету, который уже давно не давал мне покоя.

— Мисс Бенелли, что вам известно об американском поэте Эзре Паунде, который, похоже, оказывает нездоровое влияние на моего внука?

Она задержала дыхание и сосредоточенно нахмурилась:

— С чего начать? Эта проблема многогранна.

— Попытайтесь начать с начала.

Тщательно подбирая слова, она принялась рассказывать:

— В 30-х годах в Англии, в Кембриджском университете, существовала небольшая группа мужчин — а может быть, и не такая уж небольшая, — которые в своем интеллектуальном высокомерии дошли до того, что предали Англию, выдав государственные секреты этой страны Советскому Союзу. Эта дурная примета времени так повлияла на Паунда, что он предал Соединенные Штаты, став на сторону Муссолини и Гитлера. И он был не одинок в этом. Время было такое сумасшедшее, что многие писатели сбивались с пути истинного, так, Т. С. Элиот и его сторонники были ярыми антисемитами, а Э. М. Форстер заявил, что он «скорее предаст свой народ, чем изменит своему другу-любовнику».