Нарочитая яркость и дикость выходки незнакомца могли означать только то, что он либо принял чрезмерную дозу наркотиков, либо просто был психопатом.

Не полагаясь на волю случая, Конни, полуприсев, выставила перед собой свой револьвер.

– Полиция!

Однако мужчина то ли еще раньше услышал предупредительный окрик Гарри, то ли успел краешком глаза заметить их обоих, потому что уже бежал, лавируя между столиками, в противоположную от них сторону зала.

В руке он тоже держал пистолет – скорее всего «браунинг», определила она по звуку, так как он не просто угрожал оружием, а вел из него беспорядочную пальбу, и каждый выстрел звучал в огромном полупустом зале ресторана, как раскат грома.

Рядом с головой Конни вдребезги разлетелась керамическая вазочка. Осколки глазурованной глины обсыпали ее с головы до ног. Стоявшая в вазочке драцена упала прямо на Конни, оцарапав ее своими длинными, тонкими листьями, и Конни присела еще ниже, стремясь использовать ближайший к ней стол как укрытие.

Ей ужасно хотелось пристрелить этого подонка на месте, но риск задеть при этом кого-либо из посетителей был слишком велик. Когда со своего места под столом она оглядела пространство ресторана, намереваясь одним прицельным выстрелом поразить хоть колено этой двуногой твари, то увидела, что преступник быстро перебегает с одной стороны зала на другую. К несчастью, между ним и ею под столами сидели, тесно прижимаясь друг к другу, несколько насмерть перепуганных посетителей.

– Ну, сука, погоди!

Пригнувшись, чтобы сократить возможность попадания, она бросилась за ним вдогонку, наверняка зная, что Гарри уже обходит его с другой стороны.

Из разных концов зала раздавались вопли перепуганных или раненых людей. Пистолет маньяка не умолкал ни на секунду. Либо он наловчился с дьявольской быстротой перезаряжать его, либо у него было два пистолета.

От выстрела со звоном выпало одно из больших окон. Водопад осколков вдребезги разбитого стекла обрушился на холодную плитку пола.

Туфли Конни, пока она перебиралась от стола к столу, скользили по раздавленным ломтикам рыбы, разлитому кетчупу, опрокинутой горчице, сочащимся обрубкам кактусов и то и дело наступали на хрустевшие, звякавшие под каблуками осколки битого стекла. На ее пути то и дело попадались раненые, умоляюще протягивавшие к ней руки либо хватавшие ее за полы одежды, взывая о помощи.

В ней все протестовало, когда приходилось отказывать им в этом, но необходимо было двигаться вперед, сделать все возможное, чтобы пришлепнуть эту мразь в замшевой куртке. Та ограниченная первая помощь, которую она может оказать им, вряд ли будет эффективной. Не в состоянии была она и что-либо предпринять, чтобы попытаться рассеять ужас и снять боль, которые эта гниль уже успела посеять среди людей, однако в ее силах было остановить его и тем самым предотвратить еще большее несчастье, но для этого ей необходимо буквально повиснуть у него на хвосте.

Рискуя получить пулю в лоб, она подняла голову и увидела, что он стоит в самом дальнем углу ресторана, подле двери-вертушки с овальной формы застекленной амбразурой посередине. Улыбаясь во весь рот, это отребье посылало пулю за пулей в любой предмет, привлекший его внимание, будь то растение в горшке или человек. Внешне оставаясь при этом до невозможности обычным человеком: круглолицый, невыразительный, с безвольным подбородком и мягко очерченным ртом. Даже не сходившая с его лица улыбка и та не делала его похожим на душевнобольного: скорее она походила на широкую и благодушную ухмылку человека, на глазах которого только что с маху шлепнулся на задницу цирковой клоун. Но, вне всяких сомнений, он был отчаянно опасен, опасен именно потому, что был сумасшедшим, потому что, выстрелив, например, в огромный кактус саучеро, тотчас всадил пулю в парня в клетчатой рубашке, затем снова выстрелил в саучеро. И в каждой руке у него действительно было по пистолету.

Добро пожаловать в 1990-е!

Конни высунулась из-за укрытия ровно на столько, сколько было необходимо для прицельного выстрела.

Гарри также воспользовался неожиданным интересом душевнобольного к саучеро. Вскочив на ноги в другой части ресторана, он сразу же выстрелил. Конни успела выстрелить дважды. Рядом с головой психопата из двери в разные стороны брызнули щепки, зазвенело выбитое стекло: первые их выстрелы, с разных сторон заключив психопата в скобки, прошли всего в нескольких дюймах от его тела.

Маньяк быстро скользнул в дверь, которая, приняв на себя следующую серию выстрелов Гарри и Конни, продолжала вертеться как ни в чем не бывало. Судя по размерам пулевых отверстий, дверь была полой внутри, и пули, пробив ее, могли пришлепнуть и эту скотину.

Конни, едва не растянувшись на заляпанном остатками пищи полу, со всех ног бросилась к кухне. Она не льстила себя надеждой, что им удастся обнаружить за дверью раненого и корчащегося от боли, как полураздавленный таракан, психопата-преступника. Скорее всего он ждал их там в засаде. Но она уже была не в силах обуздать себя. Он мог даже выскочить из дверей ей навстречу и с ходу ударить чем-нибудь тяжелым по голове. Но все в ней кипело, она бросалась вперед очертя голову, при этом справедливости ради следует отметить, что все кипело в ней почти всегда.

Господи, она обожала свою работу!

Гарри ненавидел эти разудалые ковбойские штучки.

Если ты полицейский, то знаешь, что рано или поздно, но обязательно столкнешься с насилием. Не исключено, что даже можешь оказаться один на один с целой сворой волков, по сравнению с каждым из которых волк из «Красной Шапочки» покажется сущим ягненком. Насилие следует принимать как неотъемлемую часть работы, но радоваться ему глупо.

А может быть, и не глупо, если ты, к примеру, Конни Галливер. Когда Гарри, низко пригнувшись и выставив перед собой револьвер, уже подбегал к двери, то услышал за собой ее частые, дробные, шлепающе-хрустяще-хлюпающие шаги. Он знал, что, если оглянется, увидит на ее лице улыбку, весьма схожую с той, что прилипла к лицу маньяка, затеявшего стрельбу в ресторане, и, хотя понимал, что правое дело на ее стороне, улыбка эта всегда бесила его.

Резко затормозив у двери, Лайон пнул ее ногой и тотчас отскочил в сторону, ожидая встречного града пуль.

Дверь медленно обернулась вокруг своей оси, но никаких выстрелов не последовало. И поэтому, когда дверь пошла на следующий круг, Конни, опередив его, первой влетела на кухню. Он последовал за ней, бормоча под нос проклятия, так как никогда не позволял себе ругаться вслух.

В наполненном паром, влажном, тесном пространстве кухни шипели на рашперах гамбургеры и булькало масло в обжарочных аппаратах. В огромных кастрюлях на кухонной плите кипела вода. От жары потрескивали и пощелкивали газовые духовки, и мягко гудели ряды микроволновых печей.

Среди разнообразного кухонного оборудования, одетые в белые брюки и футболки, с завязанными на тесемки белыми шапочками, полностью скрывавшими их волосы, стояли с полдюжины перепуганных, мертвенно-бледных поваров и служащих ресторана. Со всех сторон их окутывали поднимавшиеся вверх витые спирали пара и дыма от пригоравшего мяса, и они больше походили на привидения, чем на живых людей. Словно по команде, все они разом повернулись к Конни и Гарри.

– Где? – шепотом спросил Гарри.

Один из служащих кивнул в сторону приоткрытой двери в дальнем конце кухни.

Гарри первым пошел по узкому проходу, вдоль левой стены которого висели полки с кастрюлями и другой кухонной утварью. А справа стояли в ряд чурбаны для рубки мяса, машина для нарезки очищенного картофеля и еще одна – для измельчения листьев салата.

Проход в конце расширялся, образуя довольно обширное пространство, по левую сторону которого размещались глубокие раковины и мощные посудомоечные комбайны. Полуотворенная дверь находилась примерно в двадцати футах от последней раковины.

Конни, когда Гарри стал приближаться к двери, догнала его, но пошла не рядом, а на достаточно большом расстоянии, чтобы избежать одновременного попадания, если их встретят выстрелами.