— Конечно! — просияла рыжеволосая. Но тут же помрачнела.
— В чем дело?
— Нечем писать.
— Какие проблемы, — сказал я, борясь с желанием подмигнуть. Я вернулся к своей машине, нашел в бардачке шариковую ручку и старую квитанцию из автомастерской и вручил все девушке. — Пишите на оборотной стороне.
Используя коробку «Фидл-Фэдл» вместо письменного стола, она стала старательно писать, а блондинка смотрела. Пес ткнулся мокрым носом мне в руку и благодарно вздохнул, когда я снова почесал его.
— Вот. — Девушка протянула мне бумагу.
Мария и Трейси.Замысловатый почерк. Сердечки вместо точек над "i". Флорес-Меса-драйв. Телефонная станция 456.
Я улыбнулся девушкам:
— Отлично. Посмотрю, что можно будет сделать. А пока желаю удачи.
— Она у нас уже есть, — сказала блондинка.
— Что у нас уже есть? — спросила ее рыжеволосая подруга.
— Удача. Мы всегда получаем то, что хотим, правда, Map?
Под звуки хихиканья и в клубах пыли «гольф» рванулся вперед.
Они помчались по Брод-Бич-роуд на север и исчезли из глаз. Через секунду до меня дошло, что эти девушки — ровесницы Мелиссы.
* * *
Я развернулся и поехал назад к шоссе.
Пожилой мужчина и молодой жеребец.
Пожилой мужчина с усами, загорелый.
В Лос-Анджелесе масса загорелых, носящих усы геев. И масса белых «мерседесов».
Но если Дон Рэмп ездит на белом 560-м со спецколесами, то я, пожалуй, рискнул бы сделать предположение. Я влился в южный поток движения по шоссе Пасифик-Коуст и поехал домой, делая свое предположение даже при отсутствии доказательств. Представлял себе Рэмпа в роли любовника Никвиста и пересматривал в свете новой информации ту напряженность между Никвистом и Джиной, свидетелем которой я был.
Очередной фортель в стиле «настоящего мужчины» с его стороны?
Гнев с еестороны?
Знала лиона об этом?
Связано ли это как-то с ее намеками на желание переменить стиль жизни?
Отдельные спальни.
Отдельные банковские счета.
Отдельные жизни.
А может, она все знала о Рэмпе, Когда выходила за него замуж?
И почему, прожив столько лет холостяком, онженился на ней?
И банкир, и адвокат Джины были, похоже, убеждены, что не из-за денег, и в доказательство цитировали брачный контракт.
Но брачные контракты — как и завещания — могут оспариваться. А застраховать жизнь и получить страховой полис можно и без ведомства банкиров и адвокатов.
А может, наследство здесь было абсолютно ни при чем. Может Рэмпу просто было нужно прикрытие, чтобы не шокировать добрых консервативных жителей Сан-Лабрадора.
Вместе с домашним очагом он приобрел и ребенка, который смертельно его ненавидит.
Чисто по-американски!
22
Я добрался домой в самом начале шестого. Майло дома не было. Он надиктовал на свой аппарат новое приветствие. Никакой больше мизантропии, просто по-деловому: "Будьте добры,оставьте ваше сообщение". Я оставил ему просьбу позвонить мне при первой возможности.
Потом я позвонил в Сан-Лабрадор и поговорил с Мадлен.
Мадемуазель Мелиссе нездоровится. Она спит.
Non, месье тоже нет дома.
Прерывающийся голос. Потом щелчок.
Я оплатил счета, прибрался в доме, еще раз покормил рыбок и заметил, что они выглядят усталыми, особенно самочки. Позанимался тридцать минут на лыжном тренажере и принял душ.
Я посмотрел на часы, и они показывали семь тридцать.
Вечер пятницы.
Вечер свиданий.
Не додумав мысль до конца, я позвонил в Сан-Антонио. Мужской голос настороженно ответил: «Алло?» Когда я попросил позвать Линду, мужчина спросил:
— А кто ее просит?
— Знакомый из Лос-Анджелеса.
— Вы знаете, она в госпитале.
— Что-то с отцом?
— Да. Я Конрой, ее дядя — его брат. Живу в Хьюстоне, только сегодня приехал.
— Меня зовут Алекс Делавэр, мистер Оверстрит. Я друг Линды из Лос-Анджелеса. Надеюсь, с ее отцом ничего серьезного.
— Да, конечно, мне тоже хотелось бы на это надеяться, но, к сожалению, все обстоит по-другому. Сегодня утром мой брат потерял сознание. Его привели в чувство, но с большими трудностями — какие-то проблемы с кровообращением и почками. Его перевели в реанимацию. Вся семья сейчас там. Я только что заскочил сюда, чтобы кое-что взять, и как раз позвонили вы.
— Я не стану вас задерживать.
— Спасибо, сэр.
— Передайте, пожалуйста, Линде, что я звонил. Если что-нибудь будет нужно, дайте мне знать.
— Обязательно передам, сэр. Спасибо за предложение помощи.
Щелчок.
* * *
Причина была явно сомнительная, но я все-таки сделал это.
— Алло.
— Алекс! Как ты?
— Ты вечером свободна или у тебя свидание?
Она засмеялась.
— Свидание?Нет, просто сижу здесь, у телефона.
— Тогда, может, рискнешь?
Она опять засмеялась. Почему мне так приятно это слышать?
— Хм, не знаю, не знаю. Мама всегда говорила, что я не должна выходить с мальчиком, который не попросил о свидании еще в среду вечером.
— К материнским советам стоит прислушиваться.
— С другой стороны, она говорила массу чепухи о многих других вещах. Во сколько?
— Через полчаса.
Она вышла из дверей своей студии, как только я притормозил перед зданием. Была одета в черную шелковую водолазку, такой же жакет и облегающие черные джинсы, заправленные в черные замшевые сапоги Красиво накрашенные губы, оттененные глаза, масса блестящих вьющихся волос. Она отчаянно была нужна мне. Прежде чем я успел выйти, она открыла дверцу со своей стороны и скользнула на сиденье рядом со мной, излучая тепло. Запустив одну руку мне в волосы, начала целовать меня, не дав мне перевести дыхания.
Мы обнимались и целовались неистово. Она пару раз укусила меня, словно от злости. В тот момент, когда у меня в легких совсем не осталось воздуха, она отстранилась и спросила:
— Что у нас на ужин?
— Я думал, может, что-то из китайской кухни. — Сказал это и подумал, сколько раз мы приносили что-нибудь с собой и съедали это в постели. — Конечно, можно сделать заказ по телефону и остаться здесь.
— Ну уж нет. Я хочу настоящеесвидание.
Мы поехали в одно место в Брентвуде — стандартное китайское меню и бумажные фонарики, но зато всегда надежно — и пировали целый час, потом отправились в комедийный клуб в Голливуде. Заведение с атмосферой беззаботного веселья, где мы любили вместе проводить время. Ни один из нас не был там ни с кем другим. Теперь атмосфера здесь изменилась: обитые черным войлоком стены, похожие на головорезов вышибалы со стянутыми на затылке в пучок волосами и стероидным цветом лица. Задымленность на уровне Калькутты, всюду так и веет враждебностью. За столиками полно «ночных бабочек» с глазами под тяжело приспущенными веками и их важных гостей, вернувшихся из очередного путешествия и требующих своей дозы.
Первые несколько номеров программы были рассчитаны на эту публику. Среди актеров были начинающие, нигде не востребованные комики с ужасной дикцией, шутки которых неизменно заставляли хохотать до упаду их знакомых и друзей, но почему-то не приживались на бульваре Сансет. Клоуны с грустными лицами кружили по сцене неверными шагами, дико кренясь то на одну, то на другую сторону, словно пьяные на коньках; их паузы, тягостнее которых мне не приходилось встречать в своей лечебной практике, перемежались с бурными всплесками косноязычной словесной мешанины. Незадолго до полуночи выступления стали более отполированными, но дружелюбия в них не прибавилось: лощеные, модно одетые молодые мужчины и женщины, обкатанные участием в ночных ток-шоу, выплевывали в зал непристойные остроты, которые не проходят на телевидении. Злобный юмор. Неприятные этнические шутки. Вопиющая скабрезность.
То ли город померзел, то ли мои собственные чувства притупились?