— Но у нее нет столько времени. Надо будет в срок уведомить Гарвард.

— Как я уже говорил, миссис Рэмп, может оказаться нереальным ожидать, что она будет готова к какому-то произвольно назначенному сроку.

Она ничего не ответила на это.

Я продолжал:

— Допустим, она останется на один год здесь, наблюдая за тем, как улучшается ваше состояние. Привыкая к переменам. Она сможет перевестись в Гарвард, будучи и на втором курсе.

— Наверно, — сказала она. — Но я правда хочу, чтобы она ехала, — не из-за себя. — Она потрогала больную сторону лица. — Из-за нее самой. Ей необходимо выбраться. Из этого места. Это такое... это совсем особый мир.

Здесь у нее есть все, и самой не надо ничего делать. Это может нанести ей непоправимый вред.

— Похоже, вы боитесь, что если она не уедет сейчас, то не уедет никогда.

Она вздохнула.

— Несмотря на все это, — сказала она, обводя взглядом комнату, — на всю эту красоту, здесь может таиться зло. Дом без дверей. Поверьте мне, я знаю.

Это заставило меня вздрогнуть. Я думал, что она ничего не заметила, но она спросила.

— Что с вами?

— Фраза, которую вы только что произнесли, — дом без дверей. Когда я лечил Мелиссу, она часто рисовала дома без дверей и окон.

— О, — сказала она. — Боже мой. — Ее рука нащупала карман, в котором лежал ингалятор.

— Вы когда-нибудь говорили это в ее присутствии?

— Нет, не думаю — было бы ужасно, если говорила, да? Подсказала ей этот образ.

— Совсем не обязательно, — возразил я. Слушайте все, слушайте, грядет великий утешитель. — Это дало ей возможность иметь дело с конкретным образом. Когда она стала поправляться, то начала рисовать дома с дверями. Я сомневаюсь, что этот дом когда-нибудь станет длиннее тем, чем был для вас.

— Как вы можете быть в этом уверены?

— Я ни в чем не могу быть уверен, — мягко сказал я. — Просто я не считаю, что надо заранее исходить из того, что ваша тюрьма — это и ее тюрьма.

Несмотря на мягкость, это ранило ее.

— Да, конечно, вы правы — она личность, индивидуальность, и я не должна рассматривать ее как свое полное подобие. — Пауза. — Так вы думаете, ничего, если она будет жить здесь?

— Пока.

— Пока — это сколько?

— Столько, сколько ей будет нужно, чтобы свыкнуться с мыслью об отъезде. Судя по тому, что я видел девять лет назад, у нее очень хорошее чутье на протекание внутренних процессов.

Она ничего не сказала, устремив взгляд на трехметровые старинные часы, облицованные черепаховыми пластинками.

Я предположил:

— Может быть, они решили прокатиться?

— Ноэль не закончил работу, — возразила она. Как будто этим все было сказано.

Она встала, медленно прошлась по комнате, глядя себе под ноги. Я стал более внимательно рассматривать картины. Фламандцы, голландцы, итальянцы эпохи Возрождения. Картины, которые я, по идее, должен был бы определить. Но краски были ярче и свежее, чем на работах Старых мастеров, когда-либо виденных мной в музеях. Тут я вспомнил, что говорил мне Джейкоб Датчи об Артуре Дикинсоне с его страстью к реставрации. И понял, как сильно ощущалась в доме аура этого давно ушедшего из жизни человека.

Дом-памятник.

Мавзолей, родной мавзолей.

С противоположного конца комнаты она сказала:

— Мне ужасно неловко. Я ведь хотела поблагодарить вас. Сразу же, как только мы познакомились. За все, что вы сделали тогда, много лет назад, и за то, что делаете сейчас. Но из-за случившегося я забыла. Пожалуйста, простите меня. И примите мою благодарность, которая позорно запоздала.

Я ответил:

— Принято.

Она опять посмотрела на часы.

— Надеюсь, они скоро вернутся.

Они не вернулись.

Прошло полчаса — тридцать очень долгих минут, заполненных разговором о пустяках и ускоренным курсом фламандского искусства, который был прочитан хозяйкой дома с энтузиазмом робота. Все это время у меня в ушах звучал голос Датчи. Интересно, какой голос был у человека, который был егоучителем?

Когда тема иссякла, она поднялась и сказала:

— Может быть, они действительно поехали прокатиться. Вам нет смысла дольше ждать. Простите, что отняла у вас столько времени.

С трудом выбравшись из засосавших меня подушек, я последовал за ней по пути, усеянном препятствиями в виде предметов мебели, который привел нас к парадным дверям.

Она открыла одну из них и спросила:

— Когда она вернется, должна ли я сразу продолжить наш разговор?

— Нет, я бы не форсировал события. Пусть ее поведение послужит вам ориентиром. Когда она будет готова к разговору, вы это поймете. Если захотите, чтобы я присутствовал при вашем следующем разговоре, и если это подойдет Мелиссе, то я в вашем распоряжении. Но может статься, что она сердита на меня. И считает, что я ее предал.

— Мне очень жаль, — сказала она. — Я не хотела испортить ваши отношения.

— Это поправимо, — отозвался я. — Важно то, что происходит между вами двоими.

Она кивнула. Похлопала себя по карману. Подошла ближе и коснулась моего лица — так, как прикасалась к лицу мужа. Дала мне возможность с близкого расстояния посмотреть на ее шрамы — похоже на белую парчу — и поцеловала меня в щеку.

Опять на шоссе. Опять на планете Земля.

Сидя в пробке на пути к центральной части города, я слушал группу «Джипси кингз» и старался не думать о том, испортил я дело или нет. Но все равно думал об этом и пришел к выводу, что сделал лучшее из возможного.

Приехав домой, я позвонил Майло. Он поднял трубку и проворчал: «Да?»

— Ну и ну! Вот так дружеское приветствие!

— Зато отпугивает всяких подонков, которые пытаются вешать лапшу на уши и что-то вынюхивают. Что слышно?

— Ты готов приступить к работе по выяснению подноготной этого бывшего заключенного?

— Да. Я думал об этом и решил, что пятьдесят в час плюс расходы будет вполне приемлемо. Как на это посмотрят клиенты?

— У меня еще не было возможности обсудить финансовые детали. Но я бы на твоем месте не беспокоился — недостатка в средствах у них нет. И клиентка говорит, что имеет полный доступ к большим суммам.

— А что ей могло бы помешать?

— Ей только восемнадцать лет, и...

— Так ты хочешь, чтобы я работал на саму девчушку, Алекс? Бог мой, о скольких же коробках печенья идет речь?

— Она не капризный тинэйджер, Майло. Ей пришлось быстро взрослеть — слишком быстро. У нее есть собственные деньги, она сказала, что проблем с оплатой не будет. Мне просто нужно, чтобы она точно представляла себе, с какими расходами это связано. Я думал, что улажу все сегодня, но не смог, из-за некоторых обстоятельств.

— Сама девчушка, — проворчал он. — На кого, ты думаешь, я похож?

— Ну, — сказал я, — мы с тобой похожи сами на себя.

— Бог мой! — опять воскликнул он. Потом сказал: — Расскажи-ка мне побольше об этом. Кто все-таки пострадал и каким точно образом.

Я начал описывать ему нападение на Джину Рэмп. Он сказал:

— Ну и ну! Это похоже на дело Макклоски.

— Как, тебе известноэто дело?

— Мне известно обэтом деле. Оно случилось за несколько лет до того, как я начал работать, но в академии это был учебный материал. Процедуры допроса.

— Были какие-то особые причины для такого интереса?

— Странность этого дела. А парень, который читал нам этот курс... Элай Сэвидж был одним из тех, кто первоначально вел допросы.

— Странность в каком смысле?

— В смысле мотивов. Ведь полицейские похожи на других людей — так же любят классифицировать, сводить все к нескольким основным вещам. Деньги, ревность, месть, страсть или какое-нибудь сексуальное извращение — вот тебе девяносто девять процентов мотивации преступлений против личности. А этот случай просто не вписывался ни в одну из категорий. Насколько я помню, у Макклоски с пострадавшей когда-то кое-что было, но кончилось без скандала, по-дружески, за полгода до того, как он устроил ей расправу с кислотой. С его стороны не было никакой тоски и сетований, никаких анонимных писем или любовных излияний, никаких телефонных звонков, никаких приставаний и преследования, ничего такого, что обычно бывает в ситуациях с неразделенной любовью. А она ни с кем другим не встречалась, так что ревность вроде бы можно было исключить. Деньгибыли не очень хороши в качестве мотива, потому что у него не было на нее страхового полиса и никто не раскопал никаких доказательств, что он заработал на этом деле хотя бы десять центов — напротив, он немало заплатил тому типу, который сделал всю грязную работу. Если взять месть, то высказывалось предположение, что он мог считать ее виновной в неудаче своего делового предприятия — кажется, это было агентство для фотомоделей...