Эдуардо, сидевший напротив Стефани, расправлялся с фаршированным омаром, одновременно играя под столом ногами со Стефани.

Стефани, пытаясь сохранить невозмутимость, усиленно демонстрировала, с каким интересом она слушает Эрнесто де Вейгу. Тот, не переставая говорить, лениво черпал чайной ложкой икру.

— Нам сейчас нечем особо развлечь гостей, — говорил он, с чарующей улыбкой глядя на Стефани и не обращая внимания на пронзительные взгляды, которые метала в его сторону Зара. — Тем более такую прекрасную юную гостью. Мы стали вести отшельнический образ жизни, слишком занятые своими собственными делами. Конечно, мы иногда посещаем оперу, концерты. Но в общем и целом наш досуг уже не тот, что был когда-то, совсем не тот…

Прервав ненадолго свою речь, чтобы поглотить еще одну ложку икры, он обратился к Стефани.

— Расскажите нам о себе.

— Да мне нечего особенно рассказывать.

— Напротив! — улыбнулся ей Эрнесто. — Я уверен, что вы можете рассказать много интересного. Например, любите ли вы оперу? Или вы предпочитаете музыку вашего… э… молодого поколения?

Стефани откусила кусочек омара.

— Честно говоря, — соврала она, — я едва ли знаю даже самые общие вещи о классической музыке. — Наклонив голову, она попыталась придать лицу задумчивое выражение. — Вам не кажется, что вкус к классической музыке появляется у людей с возрастом?

Эрнесто кивнул.

— Вы абсолютно правы. Только знатоки разбираются в опере, впрочем, как и в тонких винах. Чтобы оценить и то и другое, требуются зрелость и опыт.

Взяв бокал с вином, он поводил им перед лицом, наслаждаясь букетом.

— Я до сих пор не могу устоять перед хорошим вином. — Эрнесто отпил из бокала. — Так же, как не могу пропустить оперу Рихарда Вагнера.

— Музыка Вагнера мне всегда казалась тяжеловесной и скучной, она вгоняет в депрессию, — заметила Стефани.

— Правда? — удивился Эрнесто. — Вагнер? В депрессию? — Он нахмурил брови. — На меня он всегда действует бодряще. Он поднимает настроение, так же как, например, церковная месса.

— Боюсь, я не очень религиозна, — призналась Стефани.

— Но вы согласны, что в религии есть определенная польза? — спросил Эрнесто, поднося ко рту очередную ложку икры.

— Вы имеете в виду слова Карла Маркса? «Религия опиум народа»?

— О, Боже мой, нет, конечно, — он усмехнулся. — Я говорю о религии как о катализаторе. Разве не религия на протяжении многих веков вдохновляла лучших художников и композиторов? Рафаэль, Брамс, Микеланджело, Гендель, даже Дали. Скажите, мисс Уилльямс, — он вопросительно посмотрел на Стефани, — вы любите Дали?

— Ну… — медленно произнесла Стефани. — Я, в общем-то, никогда об этом не думала. Но мне кажется, у него была превосходная техника.

— Критики всегда бывают недовольны техническим совершенством, — ответил Эрнесто. — Это ужасно, если хотите знать мое мнение. Завтра мы летим в Милан. В «Ла Скала» поет Мирелла Френи — в опере «Мадам Баттерфляй». У нас своя ложа. Хотите полететь с нами?

Пульс Стефани учащенно забился, она почувствовала, что краснеет.

— Милан? — пробормотала она, внезапно вспомнив свой недавний визит к Губерову.

— Семейная ложа в «Ла Скала», — объяснил Эдуардо, — в Милане расценивается как знак принадлежности к самому высшему обществу, особенно если ложа находится в первом ярусе.

— Правда?

Эдуардо кивнул.

— Мама любит «Ла Скала», — продолжал он. — Может быть, потому, что у нее в Милане есть старый друг. Они всегда ходят в оперу вместе.

— Да? — единственное, что смогла выдавить из себя Стефани.

— Он бывший пианист.

Сердце у Стефани остановилось, как внезапно прекращается тиканье часового механизма бомбы. Когда оно застучало вновь, пульс стал частым и неритмичным.

— Кто же он? — заставила она себя спросить.

Эрнесто улыбнулся.

— Он вообще-то очень известный пианист. Его зовут Борис Губеров. Вы наверняка слышали о нем.

— Только имя, — Стефани быстро уткнулась в бокал с вином. Сейчас было слишком поздно сожалеть о своем визите к Губерову. И в то же время как ей хотелось увидеть Зару, Эрнесто и Губерова вместе! Один Бог знает, сколько полезного она может для себя почерпнуть, наблюдая эту встречу! Но одно она знала определенно: в этой компании она не осмелится показаться на глаза Губерову. Ее визит к нему был слишком драматичным: вряд ли он успел забыть ее. Старик может оказаться наблюдательным и провести связь между Моникой Уилльямс и Вирджинией Уэссон. Нет. Новый облик и другое имя могут оказаться недостаточным прикрытием. Вполне возможно, что он все равно ее узнает. Кроме того, она прекрасно сознавала, что он не станет скрывать свои наблюдения и тут же объявит, что она не та, за кого себя выдает. И сделает это с огромным удовольствием.

Эдуардо обратился к отцу:

— Конечно, если Моника захочет, мы могли бы с ней погулять по Капри, пока вы с мамой будете в Милане.

При этом он повернулся к Стефани, вопросительно подняв брови.

У Стефани от облегчения закружилась голова.

— Я никогда не была на Капри, — быстро заговорила она. — Как вы думаете, мне там понравится?

— На Капри всем нравится, — ответил Эрнесто.

— Гм… — Стефани изо всех сил пыталась показать, что она колеблется. — Капри звучит очень соблазнительно. Но, с другой стороны, о «Ла Скала» можно сказать то же самое. — Она откинулась на спинку стула и вздохнула. — Ну ладно. Погода отличная. А если еще море и солнце…

— Мы возьмем «Магнум». — Эдуардо был в восторге. — Отлично! Значит, решено!

Издалека послышался гул вертолета. Эрнесто воспринял его как сигнал: он отодвинул стул, встал и протянул руку Заре.

— Да-да, я слышу. — Вздохнув, она положила розу на стол. Затем, опершись на руку мужа, поднялась и, вопросительно глядя на сына, спросила: — Мы увидим тебя за ужином?

Эдуардо кивнул.

— Хорошо. — Повернувшись к Стефани, Зара слегка наклонила голову. — Мисс Уилльямс, — сказала она безо всякого выражения.

— До свидания, — вежливо попрощалась Стефани. — И огромное спасибо за обед. Он был великолепен.

Зара с отсутствующим видом кивнула, и оба они, все еще держась за руки, направились к вертолетной площадке. Там к ним присоединился полковник Валерио, и все трое, прикрыв ладонями глаза от солнца, стали смотреть в небо, наблюдая за вертолетом.

«Чего они ждут? — спросила себя Стефани. — Кого — или что — несет в себе этот вертолет?»

А затем грохот раздался прямо над их головами, и огромный «рейнджер» завис над ними, заслоняя солнце. Стефани выглянула из палатки и посмотрела вверх Металлическая стрекоза парила в ста футах от площадки.

Вздрогнув, проснулась Заза. Она огляделась по сторонам, моргнула и произнесла:

— Ох, я, должно быть, задремала…

Но больше уже ничего нельзя было расслышать. Хищной птицей вертолет сел на палубу своим металлическим подбрюшьем, распространяя вокруг волны теплого ветра. Палатка яростно рвалась на ветру, вода в бассейне покрылась рябью, плексигласовые ветрозащитные экраны дрожали в своих гнездах. Стефани пришлось зажмуриться. Раскрыв глаза, она увидела Зару, придерживающую рукой тюрбан.

Это было мастерское приземление: как говорится, пилот попал в десятку. Когда шасси коснулось перекладины огромной буквы «Н», нарисованной на палубе, завывание турбин пошло на убыль, шум мотора стал глуше, превращаясь в замирающий стон.

Полковник Валерио побежал к пассажирской двери. Из кабины кто-то передал ему красно-белый пластиковый контейнер, похожий на огромный термос. Одной рукой держа контейнер, полковник протянул другую руку маленькой женщине в белом халате. После этого все четверо быстро направились к лестнице и скрылись из виду.

Стефани посмотрела на Эдуардо.

— Это доктор Васильчикова, — сказала она задумчиво.

Эдуардо не потребовалось оборачиваться, чтобы посмотреть, кто прибыл с вертолетом. Он и так это знал.

— Да, — ответил он.

Стефани насупилась.