– Не забудь позвонить няне.
– Сегодня же это сделаю, - ответила она.
Четверг и пятница пролетели очень быстро, и неожиданно наступила суббота. В этот день должна была начаться операция. Проснувшись, я почувствовал невероятное возбуждение. После завтрака я не мог найти себе места, поэтому решил помыть машину. Я был увлечен этим занятием, когда в щели в изгороди появился Джерри с трубкой в зубах и прогуливающейся походкой направился ко мне.
– Привет, парень, - сказал он. - Наш день настал.
– Знаю, - ответил я.
У меня тоже была трубка во рту. Я вовсю старался раскурить ее, но у меня ничего не получалось. Дым обжигал мне язык.
– Как ты себя чувствуешь? - спросил Джерри.
– Отвратительно, - ответил я. - А ты?
– Немного нервничаю, - сказал он.
– Не нужно нервничать, Джерри.
– Ну и дельце мы затеяли, - сказал он. - Надеюсь, все пройдет гладко.
Я продолжал драить ветровое стекло. Насколько мне известно, Джерри вообще никогда не нервничает. То, что он нервничает теперь, меня несколько обеспокоило.
– Я так рад, что мы не первые, кто пытается проделать такое, - сказал он. - Не думаю, что я стал бы рисковать, если бы знал, что раньше такого никто не делал.
– Согласен, - сказал я.
– Единственное, что не позволяет мне нервничать слишком уж сильно, сказал он, - это то, что твоему другу все это показалось фантастически легким делом.
– Мой друг говорил, что дело верное, - согласился я. - Но, ради бога, Джерри, не нервничай, пока мы не приступим к операции, иначе всему конец.
– За меня не беспокойся, - сказал он. - Но черт побери, это ведь здорово, а?
– Еще как, - ответил я.
– Послушай, - добавил он. - Было бы хорошо, если бы мы сегодня вечером не налегали на выпивку.
– Отличная идея, - сказал я. - Увидимся в половине девятого.
В половине девятого Саманта, Джерри, Мэри и я отправились в машине Джерри в "Стейк-хаус Билли". Ресторан, несмотря на название, был первоклассный и дорогой, и дамы по этому случаю надели длинные платья. На Саманте было нечто зеленое, начинавшееся чуть ли не от пояса; такой красивой я ее никогда не видел. На нашем столе стояли свечи. Саманта сидела напротив меня, и всякий раз, когда она наклонялась вперед и ее лицо приближалось к пламени свечи, я мог видеть гребешок кожи на верхней части ее нижней губы.
– Посмотрим, - сказала она, беря у официанта меню, - что меня ждет сегодня вечером.
"О-го-го, - подумал я, - вот это вопрос". Все шло хорошо, и дамы отлично проводили время. Когда мы вернулись к дому Джерри, было без четверти двенадцать, и Саманта сказала:
– Зайдемте к нам, выпьем по стаканчику на ночь.
– Спасибо, - ответил я, - но уже поздно. Да и няню надо домой отвезти.
И мы с Мэри зашагали домой. С этого момента, сказал я про себя, когда мы подошли к входной двери, начинается отсчет времени. Мне нужно иметь ясную голову, и я ничего не должен забывать.
Пока Мэри расплачивалась с няней, я открыл холодильник и отыскал в нем кусок канадского чеддера. В буфете взял нож, а в шкафчике - кусочек пластыря. Приклеив пластырь к кончику указательного пальца, я подождал, пока Мэри обернется.
– Вот черт, порезался, - сказал я и показал ей палец. - Ничего страшного, но кровь пошла.
– Мне казалось, у тебя сегодня было что поесть, - только это она и сказала. Однако пластырь зафиксировался у нее в мозгу, а я провел в жизнь вступительную часть моего плана.
Я отвез няню домой, и, когда вернулся и поднялся в спальню, было около полуночи. Мэри уже выключила свою лампу и, кажется, заснула. Я выключил лампу, стоящую с моей стороны кровати, и отправился раздеваться в ванную. Повертелся там минут десять, и, когда вышел, Мэри, как я и надеялся, уже крепко спала. Укладываться рядом с ней в постель не было никакого смысла. Поэтому я просто немного откинул одеяло со своей стороны, чтобы избавить от этой работы Джерри, затем в тапках спустился в кухню и включил электрический чайник. Было семнадцать минут первого. Оставалось сорок три минуты.
В тридцать пять минут первого я поднялся наверх, чтобы удостовериться насчет Мэри и детей. Все крепко спали.
В двенадцать пятьдесят пять, за пять минут до решающего часа, я снова поднялся наверх, чтобы произвести окончательную проверку. Я подошел близко к Мэри и, наклонившись, шепотом окликнул ее. Ответа не последовало. Отлично! Все идет хорошо! Пора идти!
Я накинул коричневый плащ поверх пижамы. Свет на кухне я выключил, чтобы весь дом был погружен во тьму, а входную дверь запер на засов. После чего, необыкновенно волнуясь, бесшумно ступил в темноту.
На нашей стороне улицы фонари не горели. На небе не видно было ни луны, ни единой звезды. Ночь стояла черная-пречерная, но воздух был теплый, и откуда-то дул легкий ветерок.
Я направился к щели в изгороди, но, лишь только близко подойдя к ней, смог различить и саму изгородь, и щель в ней. Я остановился, выжидая. Затем я услышал шаги Джерри. Он направлялся в мою сторону.
– Привет, парень, - прошептал он. - Все в порядке?
– Для тебя все готово, - прошептал я в ответ.
Он двинулся дальше. Я услышал, как его ноги в тапках мягко ступают по траве, когда он пошел в сторону моего дома. Я направился в сторону его дома.
Я открыл входную дверь дома Джерри. Внутри было еще темнее, чем снаружи. Я осторожно закрыл дверь. Сняв плащ, повесил его на дверную ручку, потом снял тапки и приставил их к стене возле двери. Я даже рук своих не мог разглядеть, когда подносил их к лицу. Все приходилось делать на ощупь.
Боже мой, как я был рад, что Джерри так долго тренировал меня с закрытыми глазами. Вперед меня несли не ноги, а руки. Пальцы то одной, то другой руки все время чего-то касались - стены, перил, мебели, занавесок. И я точно знал - или мне так казалось, - где я в данную минуту нахожусь. Мною владело жутковатое чувство оттого, что я пробираюсь по чужому дому среди ночи. Поднимаясь на ощупь по лестнице, я поймал себя на том, что вспомнил о ворах, которые прошлой зимой забрались в нашу комнату на первом этаже и украли телевизор. Когда на следующее утро явилась полиция, я указал им на огромную кучу дерьма, лежавшую на снегу возле гаража. "Они почти всегда это оставляют, - сказал мне один из полицейских. - Ничего не поделаешь страшно".
Я поднялся по лестнице и пересек площадку, все время касаясь стены пальцами правой руки. Потом двинулся по коридору и, когда моя рука нащупала дверь первой детской, остановился ненадолго. Дверь была немного приоткрыта. Я прислушался; в комнате ровно дышал юный Роберт Рейнбоу, восьми лет. Я двинулся дальше и нащупал дверь второй детской, в которой располагались Билли, шести лет, и трехлетняя Аманда. Я постоял, прислушиваясь. Все было в порядке.
Главная спальня находилась в конце коридора, ярдах в четырех впереди. Я добрел и до нее. Джерри оставил дверь открытой, как и было задумано. Я вошел в комнату и неподвижно постоял за дверью, ловя каждый звук, который мог бы выдать, что Саманта не спит. Все было тихо. Держась за стену, я подошел к той стороне кровати, с которой лежала Саманта. Я быстро присел на пол и нащупал розетку, от которой тянулся провод к лампе, стоящей на ее столике. Я выдернул вилку и положил ее на ковер. Хорошо. Так гораздо безопаснее. Я поднялся. Саманты я не видел и поначалу ничего и не слышал. Я низко склонился над кроватью. Ага, вот теперь слышно, как она дышит. Неожиданно я почуял тяжелый мускусный запах духов, которыми она душилась в этот вечер, и в пах мне бросилась кровь. Я быстро обошел на цыпочках вокруг огромной кровати, едва касаясь ее края.
Теперь мне оставалось лишь залезть в постель. Я так и сделал, но едва я придавил своим телом матрас, как пружины подо мной заскрипели так, точно в комнате кто-то выстрелил из ружья. Я замер, затаив дыхание. Сердце гулко застучало, готовое выскочить из груди. Саманта лежала ко мне спиной. Она не двигалась. Я натянул на себя одеяло и повернулся к ней. От нее исходило приятное ощущение женского тепла. А теперь пора! Вперед!
